и таинствен, как у вашего друга Уотсона. Испытайте сами и посмотрите, сумеете ли заблудиться в нем.
— Откуда вы знаете, что я потерялась в том лабиринте?
— Мне сообщил ваш сын.
— И вы запомнили эту чепуху?
— Если дело касается вас, я мало о чем забываю, Гейл.
— Неужели? — нервно спросила я. — О… как вы…
Усмешка тронула его губы, и, взяв вожжи, он заставил коней двинуться дальше.
Кустарник по обеим сторонам дороги внезапно кончился, открылись большая, аккуратно подстриженная зеленая лужайка и немного дальше — дубовая роща. А затем моим удивленным глазам предстало строение, стоящее на берегу озера и напоминающее греческий храм, что казалось несколько неуместным на типично английской фоне.
Сэйвил снова остановил коней.
— Это всего-навсего бани, — сказал он. — Их тоже построил мой отец. В те годы в моде был стиль итальянской средневековой архитектуры в духе Андреа Палладио4.
«О Господи, чего они только не знают, эти английские лорды», — подумала я со смешанным чувством зависти и сарказма.
— А моя матушка, — продолжал Сэйвил, — устраивала здесь пикники для своих приятельниц. Они пили шампанское и воображали себя нимфами, сидящими на берегу Эгейского моря, или кем-то в этом роде.
В его легкой насмешливости не было злости, и я не удержалась от смеха, представив этих нимф.
Он с одобрением посмотрел на меня и улыбнулся. Но роль чичероне не давала графу покоя, и он заговорил опять:
— Там внутри бассейн в римском стиле. Мои племянники иногда купаются в нем, но, конечно, предпочитают озеро.
Его слова немного испугали меня.
— В озере? Они умеют плавать?
— Конечно. Наша семья многие века живет рядом с большой водой. Как же мы можем не уметь плавать? Порой я думаю, что мы вообще произошли от рыб.
На этот раз я не засмеялась.
— Мой сын совсем не умеет, — сказала я.
— Ну и что? Научим его совместными усилиями. И вообще, Гейл, оставьте ваше беспокойство. Постарайтесь расслабиться хотя бы ненадолго и как следует отдохнуть, дорогая. Обещаю, что за Никки будут хорошо присматривать.
Я немного успокоилась после его слов, хотя одно из них — «дорогая» — повергло меня в смущение. Что же касается его любезного предложения расслабиться и отдохнуть, то, к сожалению, человек не волен приказать себе сделать это. То есть приказать-то он может, но вот получится ли, один Господь знает.
Мы медленно ехали дальше, и еще одно здание привлекло мое внимание: скромный коттедж, наполовину из камня, наполовину из дерева, окруженный кустами боярышника и невысокой изгородью, выкрашенной белой краской. Для моего глаза зрелище более привычное.
— Какой прелестный дом! — не удержалась я от восклицания. — Здесь живет кто-нибудь из ваших арендаторов?
— Нет, он входит в парковый ансамбль, — ответил Сэйвил. — Построен при моем деде: тогда подобные безыскусные дома вошли в моду. Когда мы были мальчишками, Джон и я, то часто убегали сюда в летнее время. Воображали себя Робинзонами Крузо и прочими жертвами кораблекрушения и отшельниками. Ловили рыбу и сами себе готовили пищу.
Мне пришлось сделать немалое усилие, чтобы представить себе лорда Сэйвила, сидящего с удочкой на берегу или жарящего на костре рыбу.
Глядя на удаляющийся коттедж, я не могла не подумать о многих семьях — не говоря уж о моей собственной, — для которых возможность жить в подобном доме показалась бы чудесной сказкой, а здесь он служит детям для игр или вообще пустует. И, подумав так, я лишний раз ощутила ту пропасть, что лежит между мной и этим красивым человеком с вожжами в руках.
Сэйвил только что упомянул о своем кузене, и мне захотелось побольше узнать о Джоне Мелвилле.
— Его отец — младший брат моего, — рассказывал Сэйвил. — Он был убит во время войны в Северной Америке, и Джон, по существу, вырос здесь, в Сэйвил-Касле. А сейчас он не просто мой управляющий, но друг и помощник. Кроме того, единственный законный наследник… После смерти моего ребенка…
Озеро, вдоль которого мы ехали, внезапно сузилось, куда-то отступило, и я увидела, что мы уже движемся по берегу реки, усеянному валунами. Колесо нашей коляски задело один из них, и меня кинуло в сторону Сэйвила. Я постаралась немедленно восстановить прежнее положение, но в левой половине тела осталось ощущение жара… И опасности. Впрочем, уже не новое для меня.
— По этой реке, — сказал Сэйвил, — можно добраться до Темзы. Правда, летом она местами пересыхает.
— Но сейчас кажется такой полноводной.
— Да. — Он нахмурился. — Мельница уже недалеко.
Вскоре мы подъехали к ней, и я отметила, что в отличие от прочих сооружений это выглядело вполне обычно: запруда, водопад, мельничное колесо — все как на любой другой мельнице. И — тук-тук — равномерные звуки вращающегося колеса, множество уток на пруду.
Две повозки стояли под сенью большого вяза, и двое мужчин замерли в задумчивой позе возле своих лошадей.
Их безучастность сменилась живейшим интересом, когда они увидели Сзйвила, выпрыгнувшего из коляски.
Толстый мельник в обсыпанной мукой одежде, похожий на всех мельников на свете — и в книгах, и в жизни, — вышел навстречу Сэйвилу.
— Милорд! — воскликнул он с выражением немыслимой радости на лице и в голосе. — Как хорошо, что вы опять с нами!
— Присмотрите за лошадьми, Гейл, — сказал граф и направился к дверям, в которых стоял мельник.
Они говорили совсем недолго, и даже с того места, где я находилась, было прекрасно видно, как изменился в лице толстяк. Он пытался что-то возражать, но Сэйвил отвернулся от него и знаком показал двум мужчинам, стоявшим под вязом, чтобы те приблизились.
Разговор продолжился уже между четырьмя мужчинами. После его завершения мельник показался мне похудевшим, а два других собеседника — повеселевшими. Через минуту Сэйвил уже сидел рядом со мной, приняв из моих рук вожжи.
— Он обманывает тех, кто пользуется его услугами? — поинтересовалась я.
— Его услугами пользуются все, кто живет поблизости! Это единственная мельница в округе! — резко ответил Сэйвил и добавил с непривычной для меня горячностью:
— Бог мой, Гейл! Я начинаю думать, что жадность — самый страшный порок в нашем мире и от него больше всего бед!
— Вероятно, вы правы.
— Ну, зачем, спрашивается, — продолжал он так же горячо, — этому человеку наживаться на обмане? Я хорошо плачу ему, у него добротный дом, жена и ребенок сыты. Он живет куда лучше многих здешних фермеров, благополучив которых зависит от погоды, от урожая, от цен на зерно и много еще от чего. И этих людей, своих соседей и, возможно, друзей, он постоянно норовит обмануть!
— Милорд, — вздохнув, сказала я, по-прежнему глядя на дорогу, — я всегда верила в первородный грех. Думаю, весьма часто нам, людям, не нужна даже причина, чтобы грешить. Пороки заложены в самой натуре человека. Вот почему я ценю таких людей, как мой покойный муж. Как мой сын… Людей, чистых сердцем, кому Христос обещал царство Божие на земле.
Едва слышно Сэйвил произнес:
— Вы очень сильно любили своего мужа, Гейл.
Это не прозвучало как вопрос, да я и не стала бы на него отвечать.
