– Почему же?
– Вы спасли жизнь моего будущего мужа, когда ему было всего восемь лет!
Эразм наморщил лоб:
– Не припомню, чтобы Хью в этом возрасте угрожала смертельная опасность. Правда, пару раз он неудачно падал, когда учился поражать копьем столб, да еще как-то свалился с моста в глубокий ручей, а все остальное время он был вполне здоров.
– Вот и ошибаетесь, сэр, – мягко улыбнулась Элис. – Возможно, в физическом отношении он оставался совершенно здоровым, но иногда в душе ребенка что-то умирает, хотя тело его продолжает жить.
– Понимаю. – Эразм обратил на нее свой умный взор, – А вы чрезвычайно проницательны, мадам.
– Нет, милорд, простое наблюдение. – Элис произнесла это как само собой разумеющееся. – Я уверена, если бы не вы, Хью погиб бы, раздираемый страстями, которые бушевали в его душе и сердце.
– Что ж, возможно, я и научил его смирять свои страсти, леди Элис. Но вы сделали для него гораздо больше. Вы усмирили бури в его душе чудодейственным эликсиром, сотворить который способно только любящее сердце.
Однажды утром – пролетело уже несколько недель после отъезда Эразма и Элинор – Хью вошел в кабинет Элис. Он получил от Джулиана новый набор комплиментов и хотел узнать, как их воспримет жена.
Однако при виде молодой женщины у окна у него перехватило дыхание. Красивые слова, которые он тщательно заучивал, тотчас вылетели у него из головы. Он спросил себя, сможет ли когда-нибудь привыкнуть к тому, что Элис его жена.
Напряженная сосредоточенность, с которой она изучала кусок горного хрусталя, делала ее лицо отстраненным. Утреннее солнце играло в ее волосах. Изящные линии ее тела вновь пробудили в Хью страстное желание.
Элис не повернулась поприветствовать его, и Хью понял, что она просто не слышала, как он вошел.
Хью негромко покашлял и попытался вспомнить первый из заученных им комплиментов.
– Мадам, прекрасное пламя ваших волос горит так ярко, что мне достаточно протянуть руки к вашим шелковым локонам, чтобы согреться даже в самое морозное утро.
– Благодарю вас, милорд, – не оборачиваясь, произнесла Элис. Она наклонила кристалл так, чтобы на него падало больше света.
Хью нахмурился. Возможно, слишком много комплиментов по поводу ее волос. Она, наверное, устала от них. Пожалуй, следует посоветовать Джулиану проявлять большую изобретательность.
– Ваша шея изящна, как у лебедя…
– Благодарю, сэр. – Элис надула губки и еще внимательнее стала рассматривать кристалл.
Хью постучал свернутым листом пергамента по бедру. Придуманные Джулианом комплименты явно не производили должного впечатления.
– Ваша кожа нежнее пуха голубки, опущенного в сливки. – Очень мило, что вы это заметили. – Элис положила горный хрусталь на стол, взяла большой серый камень и склонилась над ним.
Хью тайком развернул пергамент и быстро пробежал по списку комплиментов.
– Я зачарован вашими маленькими изящными ножками, подобными молодым побегам… э… паука.
– Паука, милорд? – с удивлением спросила Элис.
Хью застыл в замешательстве. Черт бы побрал этого Джулиана и его отвратительный почерк!
– О нет, папоротника! Ну, конечно же, ваши маленькие, изящные ножки подобны нераспустившимся побегам папоротника. – Он поспешно свернул пергамент.
Последняя фраза оказалась не из легких.
– Конечно-конечно, папоротника. Продолжайте, пожалуйста, милорд.
– О нет, пожалуй, больше мне сегодня ничего не придет в голову. – Но что случилось с Элис, подумал Хью. Сегодня она ведет себя как-то странно. Может, Джулиан исчерпал свой талант?
– А что вы скажете о моих глазах, сэр? Они такие же зеленые, как изумруды, или больше похожи на малахит?
Хью растерялся. А вдруг виноват не Джулиан, а он сам? Вдруг он не смог должным образом воспроизвести комплименты Джулиана?
– Думаю, как изумруды, хотя и у малахита тоже очень милый оттенок.
– Спасибо. Ну а какого мнения вы о моей груди?
– О вашей груди? – Хью замялся. Обычно такого рода комплименты он говорил в более располагающем для этого месте – в постели.
– Она по-прежнему похожа на спелые персики?
– Несомненно.
– А моя талия?
– Ваша талия? – Хью прикрыл глаза.
– Вот именно, – не поднимая головы, спросила Элис. Она отложила в сторону серый камень и взяла другой:
