Изабелла запустила в своего мужа кубком.
– Ты настоящий осел! – воскликнула она. – При чем тут, черт побери, твой пол? Я не буду с тобой говорить, пока ты не образумишься. Я ложусь спать. – Она улеглась в постель и повернулась к нему спиной.
Хью был ошеломлен. Первым его побуждением было схватить ее и ударить. Но, к его чести, он этого не сделал. Он просто вышел из спальни, не сказав ни слова.
На следующее утро Алетта и Рольф заметили, что между хозяином и хозяйкой Лэнгстона что-то неладно. Когда они вышли из зала, Алетта печально взглянула на мужа.
– Боюсь, Рольф, что счастливой жизни нам уже не видать. Похоже, моя дочь всерьез поссорилась со своим мужем. Как ты думаешь, им можно помочь?
– Если и можно, – ответил Рольф, – то это только в их руках, дорогая моя. У них обоих тяжелый характер. Изабелла слишком упряма, Хью слишком горд. Мой долг – управлять Лэнгстоном, твой долг – присматривать за нашими детьми и маленьким Хью и не переживать слишком сильно из-за предстоящей войны между Хью Фоконье и Белли из ада.
– Не называй ее так! – прикрикнула Алетта на своего мужа, который рассмеялся, встретив такой отпор. – Я никогда не прощу Старого Альберта, да упокоит Господь его душу, за то, что он дал моей Изабелле это отвратительное прозвище!
Этим вечером Хью не вернулся в зал. Алетта в беседе с дочерью тщательно подбирала слова, но оказалось, что беспокоиться ей не о чем. Судя по всему. Изабелла в данный момент больше всего интересовалась своим сыном. Она целый день играла с ним, а вечером сама уложила в постель. Она не хотела переселять маленького Хью из детской в Новой башне: ему было веселее в компании сыновей Алетты. И эту ночь Изабелла тоже провела в одиночестве в своей спальне.
Утром Белли вышла в зал и обнаружила, что Хью сидит за высоким столом. Он был очень бледен и потягивал какое-то питье из серебряного кубка.
– Ты нашел себе любовницу из сельских девушек? – не без ехидства спросила она, знаком велев служанке принести завтрак.
– Я провел ночь в одиночестве, – ответил Хью.
– Похоже, ты провел ночь в обществе отвратительного вина, милорд. Ты весь белый как простыня, – заметила Белли.
– Что за тревога в твоем голосе, Белли? – пробормотал он. – Ты скучала по мне этой ночью? Я мог бы прийти к тебе, но твой острый язычок и крутой нрав мне помешали.
– А мне мешает твое высокомерие, – фыркнула Белли. – Спи, где тебе вздумается, милорд. Меня это не волнует. – Она протянула руку к своему кубку.
Хью перехватил ее запястье.
– Хватит, Белли. Мне надоело твое дурное настроение.
– А мне – твоя надменность, милорд, – ответила она. – Отпусти меня, Хью. Я просто собираюсь выпить сидр, а не выливать его тебе на голову. Ты поставишь мне синяк. Разве можно быть таким грубым? – Она вырвала руку.
– Гай Бретонский был куда более утонченным, не так ли? – произнес Хью.
– Ты невыносим, – устало проговорила Изабелла. Внезапно ее голос стал спокойным и размеренным. – Гай умер, Хью. Если бы он не принял на себя удар, который Вивиана предназначала мне, то меня бы не было в живых. Ты предпочел бы, чтоб я умерла вместе с ребенком, которого ношу под сердцем? Как ни странно, мы с тобой оба в долгу перед ним.
– Сколько бы я ни задолжал ему. Белли, – холодно ответил Хью, – ты, красавица моя, оплатила ему этот долг сторицей.
– Ах, так вот в чем суть дела, Хью! Гай Бретонский был моим любовником, и ты не можешь об этом забыть, верно? Я могу простить тебе Вивиану. Почему же ты не можешь простить мне Гая? Я его не любила. Я люблю тебя!
Она свирепо уставилась на него. Как можно быть таким тупоголовым, черт подери! Неужели он думает, что воспоминания о его связи с Вивианой причиняют ей меньше боли, чем ему – ревность к Гаю? Они оба должны забыть об этом, иначе им никогда не видать счастья.
– Я предпочел бы, чтобы ты оставалась в Лэнгстоне, как подобает добродетельной жене, а не отправилась искать меня, – заявил Хью, повысив голос.
– Сколько еще мы будем к этому возвращаться, милорд? – возмутилась Белли. – Если бы я не разыскала тебя, мы бы не сидели сейчас за этим столом! Ты должен сказать мне спасибо, а не злиться! Когда ты явился в Лэнгстон, разве я спрашивала тебя, сколько у тебя было женщин?
– Черт возьми, я же тогда еще не был женат! Как, по-твоему, я себя чувствую, когда вспоминаю, что Гай Бретонский занимался с тобой любовью, обнимал тебя, целовал, заставлял тебя стонать от наслаждения? Я тоже люблю тебя, Изабелла, но не знаю, смогу ли когда-нибудь простить! – Лицо его исказилось от боли.
– Значит, ты дурак, Хью, – тихо сказала Белли. – Ты сам виноват в том, что твоя дурацкая гордость встала между нами. Я и не думала, что ты таков. Я считала тебя мудрее.
– Что же нам делать? – печально спросил Хью.
– Если ты не сможешь оставить в прошлом свои воспоминания, то делать нечего, – ответила Изабелла. – Лично я готова начать новую жизнь, снова стать хозяйкой Лэнгстона. Ты должен сам победить свою боль, Хью. – Она поднялась из-за стола и, не добавив ни слова, вышла из зала.
Хью Фоконье смотрел вслед своей жене, удаляющейся с гордо поднятой головой. На какое-то мгновение ему даже показалось, что между ними все остается по-прежнему, как в первые дни после свадьбы; но затем его плечи поникли и он закрыл лицо ладонями. Изабелла спала с другим мужчиной. Он никогда не сможет об этом забыть, а если не забудет, то как же простит ее за это? Хью ничего не мог
