допотопную счетную машину? Как-никак мы — самое крупное предприятие во всей «Новой Италии».
Патрене сразу утратил всю свою самоуверенность.
— Но Торболи утверждает…
— Что он понимает, твой Торболи. Заставляет своих агентов снимать порнографические сценки из интимной жизни инженера Корбелли, стремясь запугать этого бездельника. Да в Галактике полным-полно куда более толковых инженеров. Торболи хочет держать всех в кулаке. Знаешь, на кого он похож? На туземного кали.
— Откуда тебе известно про микрофильмы?
— Но об этом все знают. Ты ублажаешь этого Торболи, словно он курочка, которая непременно снесет золотое яичко.
— Ну, положим, специалист он отличный. Сам Бессон не прочь его переманить.
— И ты в это веришь?
Торторелли грустно улыбается. Он и сам не может понять, какого дьявола ему вдруг вздумалось давать советы хозяину.
— Бессон хочет околпачить тебя, дорогой Патрене. Ты можешь продать дом, элиспринт, даже собственные штаны, но не продавай контрольного пакета акций. Впрочем, ты промышленник и разбираешься в подобных вещах получше меня.
— А ведь ты прав. — Патрене садится рядом с кибербухгалтером и доверительно говорит: — Знаешь, Торболи предлагает мне слиться с Бессоном.
Торторелли снова кладет ноги на стол.
— Отлично. Ликвидируем «Новую Италию», и скоро здесь тоже будут хозяйничать американцы. Кажется, ты говорил, что тебе дорога наша страна?
— При чем здесь наша страна?
— Неужели ты не понимаешь, что раз Бессон заигрывает с тобой, значит у него есть на то свои расчеты?
— Я понимаю, но ведь другого…
— Ты позволяешь Торболи командовать собой.
— Я… Прошу не забываться! Помни, кто ты!
— Да, я бухгалтер. Я не Торболи. Ты хозяин, а я служащий. Каждому свое. Поэтому перейдем снова на «вы». Я работаю, потому что вы платите мне за это. Ни о какой дружбе между нами не может быть и речи. Я не рвусь к власти, как Торболи. Всяк сверчок знай свой шесток.
Он изрекает одну сентенцию за другой, а сам думает: «Как вы мне все надоели». Заискивающий хозяин хуже хозяина высокомерного, но Торболи хуже всех.
— Верите ли, Патрене, когда я был ничем, пешкой, мне было куда лучше, чем теперь. Только тогда я и чувствовал себя счастливым.
— А я никогда не был счастливым.
— Знаю, — невольно вырвалось у Торторелли. — Когда мы оба были молоды, я завидовал вашему росту, красоте, богатству. Но вскоре эта зависть прошла. Не догадываетесь, когда именно? Так вот, когда улетела ваша жена…
Торторелли думает, что уязвил патрона в самое сердце, но тот растроганно бормочет:
— Только вы меня понимаете.
Торторелли в замешательстве делает вид, будто вновь принялся за работу.
— Мы с вами одиноки, — вкрадчивым голосом продолжает Патрене. — Почему бы нам не сходить вместе к мистеру Бессону на коктейль?
— Сегодня вечером не могу. Хочу послушать «Гамлета».
— По телевидению передают несколько футбольных матчей. Я попрошу Розу заснять их на микрофильм.
— Это не матч, а старинный театр. Мне нравится. Кстати, у меня есть своя запись.
— Вот и отлично. Завтра ее прослушаете.
— Нет, сегодня вечером. Это успокаивает нервы.
— Примите таблетку. Мне важно знать ваше мнение.
— Я стараюсь не принимать таблеток. Неужели мое мнение что-либо значит для вас?
— О господи, ну конечно.
Торторелли понимает, что отказаться не удастся: хозяин, очевидно, решил использовать его против Торболи либо в своей игре против этого американца.
— Хорошо, я приду.
— Могу подбросить вас на моем элиспринте.
— Спасибо, я сам умею водить. Кстати, когда вернется Ланчерти?
— Точно не знаю. Но, во всяком случае, не скоро. Можете быть спокойны.
Кибербухгалтеру неприятен квохчущий смешок Патрене, который неторопливо направился к выходу. Он, Торторелли, не доверяет ни Торболи, ни Патрене — настоящие бандагалы. Лет десять назад он смотрел фильм «Галактическая банда», в котором двух главных героев все называли коротко — бандагал. Как раз в то время при таинственных обстоятельствах погиб владелец «Персея» — главный конкурент «Новой Италии». Поговаривали, что в этой темной истории были замешаны Торболи и Патрене. Но прямых доказательств не было, и вскоре разговоры прекратились.
А недавно Ланчерти вылетел на ракетоплане по специальному заданию. Ему, административному директору «Новой Италии», известно очень многое. Впрочем, этот Ланчерти и сам хороший бандагал, только в миниатюре. И вообще дело не в Ланчерти, а в том, что он, Торторелли, ненавидит всякое насилие. К тому же он понимает, что его самого ждут крупные неприятности. Он бы и рад отступиться, но уже не в силах. После долгих лет скучной, однообразной жизни он вдруг открыл всю заманчивость опасной борьбы. Каждый вечер он изливал душу Бедному Йорику и неожиданно для себя вдруг обнаружил, что ему приятно быть заметной персоной.
…От визита к Бессону отвертеться не удалось. Тщеславию Торторелли льстит, что теперь все его замечают, его, маленького, прежде совершенно безвестного человечка, каждый торопится с приветливой улыбкой пожать ему руку.
Но вскоре им опять овладевает скука, и он готов бросить все к чертям. Если бы только не один любопытный план… Он смотрит Торболи прямо в лицо и на какой-то миг встречается взглядом с бегающими глазками генерального директора. И во взгляде каждого из них нетрудно прочесть: «Как ты мне ненавистен!»
Мистер Бессон ни на шаг не отпускает от себя Патрене, Владелец «Нивой Италии» до того расхваливал своего кибербухгалтера, что американец посчитал нужным любезно ему улыбнуться.
— Так и должно быть. Мир принадлежит техникам, — с важным видом изрекает он.
Торторелли без труда читает мысли этого старого волка: он мечтает о создании межпланетного картеля, который мог бы противостоять объединению промышленников Веги и Антареса. Будем надеяться, что старый хрыч скоро преставится. Впрочем, таких, как Бессон, в мире немало…
— Дотторе Торторелли, вы меня даже не слушаете.
Черная бахрома ресниц еще сильнее оттеняет красоту синих глаз, и Бенедетто Торторелли, чтобы избавиться от их чар, должен дважды повторить себе, что их блеск точно соответствует сумме его будущей заработной платы, высчитанной со скрупулезной точностью.
— Простите, что вы сказали, синьорина Кьяри?
— Ваша рассеянность меня не слишком вдохновляет. Я сделала вам комплимент, сказала, что вам очень к лицу новая прическа. И потом, эта милая улыбка… Прежде я не видела, чтобы вы улыбались. У вас красивые зубы.
— Благодаря хорошему зубному врачу.
Он пытается держаться непринужденно, но чувствует, что невольно краснеет, и Кьяри, понятно, тут же это замечает.
А она весьма и весьма привлекательна и сравнительно молода, даже если учесть, что ей доступны новейшие достижения косметики.
— Простите, меня зовут.
Он обращается в постыдное бегство и, конечно же, натыкается на мистера Бессона.
— О, я вижу, вы боитесь красивых женщин?
К ним подходит синьорина Кьяри.
— Я боюсь из-за женщин потерять драгоценное рабочее время, — отшучивается Торторелли.
Он вынимает из внутреннего кармана пластмассовую пластинку и обращается к Бессону:
— На ваших заводах работают новейшие вычислительные машины. А вот этим вы пользуетесь?
— Рентгеновскими снимками, — вырвалось у Патрене.
Мистер Бессон окинул его презрительным взглядом.
— Наш друг Патрене, как всегда, удивительно остроумен. Это же… — он ждет, что Торторелли придет к нему на помощь, но тот хранит невозмутимое молчание.
Бессон поднял пластинку повыше и поискал глазами своего технического секретаря, но и тому странный прямоугольник ничего не говорит.
— Где вы это приобрели? — вынужден был спросить мистер Бессон.
— Секрет фирмы, — смело отвечает Торторелли.
Патрене довольно ухмыляется, а пластинка переходит из рук в руки.
— Похоже на секционное счетное устройство, — высказывает наконец предположение старший кибербухгалтер Кларк.
— Вот именно, — подтверждает Торторелли и забирает пластинку. — Я с первого же взгляда понял, что этому изобретению принадлежит будущее. Но нашим дамам, очевидно, наскучили технические разговоры. Они предпочитают танцы. Синьорина Кьяри, разрешите вас пригласить.
Синьорина Кьяри охотно принимает приглашение. Ее ресницы хлопают, словно крылья бабочки. Торторелли подпрыгивает, вертится волчком, но не упускает из виду беседующих о чем-то промышленных магнатов. Патрене явно хочется с ним поговорить. Вот он отделяется от группы и подходит к танцующим.
— Дорогая Кьяри, не могли бы вы поискать доктора Торболи?
Едва та отошла, как Патрене не выдержал:
— Объясните же наконец, в чем секрет этого изобретения?
