Заверещал дверной звонок.
Сергей наскоро обмотал руку бинтом и открыл.
Это была вахтерша. Не та, с которой он все время ссорился, а новая.
— Фотографа к городскому телефону. Фотограф есть?
Мосин подошел к столу с треснувшим после памятного случая аппаратом.
— Кого надо?
Грубый и низкий мужской голос потребовал к телефону Мосина.
— Он вышел, — соврал Сергей. — А что передать? Кто звонил?
— Передайте этому мерзавцу, — рявкнул голос, — что звонила та, кому он продал лиловый пояс!
— В смысле, это муж ее звонит? — уточнил Мосин.
— Нет, не муж! — громыхнуло в трубке. — Это я сама звоню! И еще передайте этому проходимцу, что я сейчас к нему приеду! — В голосе вдруг пробились мечтательные нотки. — Ох, он у меня и попрыгает!..
Летним вечером в подворотне
Авторы считают своим долгом предупредить, что встречающиеся в рассказе цены на спиртное, равно как и странное поведение правоохранительных органов, не вымышлены ими с целью издевательства, но действительно имели место в 1976 году.
Размерами, да и формой, предмет напоминал двадцатилитровую канистру.
Без ручки. Без единого отверстия. С двумя металлическими наростами на внутренних стенках. Любой слесарь сумел бы изготовить точную его копию, хотя трудно представить, кому и зачем могла понадобиться еще и вторая такая штуковина.
Короче: законная добыча сборщиков металлолома. Если бы не одно обстоятельство.
Предмет находился на высокой эллиптической орбите, хотя ни Байконур, ни мыс Кеннеди, видит бог, отношения к этому не имели.
Внутри «канистры», неподалеку от одного из металлических наростов (видимо, исполняющего роль трибуны), энергично подрагивая, висел водянистый шар размером с крупное яблоко.
— Тогда попробуем от противного, — втолковывал он четырем таким же водянистым комкам, прилепившимся кто где к внутренним стенкам «канистры». — Представим, что каждый из нас парализован. Мыслить может, а двигаться — нет. Что тогда?
— Тогда я беззащитен, — сообразил комок поменьше других.
— А мы вас защитим! Поместим в прочную скорлупу и назовем ее условно 'череп'.
— Позвольте! — возмутился комок. — А как же тогда воспринимать окружающую действительность?
— А органы чувств мы вам выведем наружу!..
— Ну и умру с голоду! Двигаться-то я все равно не смогу.
От удовольствия висящий в центре «канистры» шар стал почти прозрачным. Все, что говорил юный оппонент, было ему, так сказать, на псевдоподию.
— Не умрете. Добавляем вам органы для переработки пищи в энергию. Условно назовем их 'пищеварительный тракт'…
— Остроумно, — подал кто-то реплику с места.
— …пару постоянных конечностей для передвижения. Назовем их «ноги». И пару постоянных конечностей для добывания пищи. Назовем их… ну, скажем, 'руки'.
Комки безмолвствовали.
— И в итоге у нас получится нечто весьма напоминающее жителей этой планеты. — Шар выбросил корненожку и как бы перетек по ней на стенку «канистры». Будь на месте комков люди, мы бы выразились проще: докладчик сел.
Крупный комок, расположившийся на втором металлическом наросте (надо полагать, капитан «канистры» и шеф экспедиции), с сомнением шевельнулся.
— Значит, вы настаиваете, что мы столкнулись с мыслящей материей не в чистом виде, а, так сказать, отягощенной всякими там «трактами», «черепами»… С тем, короче, что вы окрестили словечком 'мозг'?
— Мало того, — с места добавил докладчик. — Уверен, что любого из нас они бы восприняли именно как «мозг», только существующий сам по себе.
— Хм… — пробормотал шеф, деформируясь от нахлынувших сомнений. — По-моему, этот ваш «мозг» будет занят только одним: как прокормить всю прорву трактов и конечностей, которой вы его снабдили… Знаете, я бы не рискнул без оговорок назвать такое существо мыслящим.
— Но в космос-то они вышли, — напомнил докладчик.
— Это еще ничего не значит! — с горячностью вмешался юный оппонент. — Может быть, их поместили в космический корабль в качестве подопытных животных!
Комки заволновались.
— Во избежание разногласий, — торопливо сказал капитан, — предлагаю прибегнуть к взаимопроникновению.
Возражений не последовало. Комки отлепились от стенок и, подплыв к центру, неуловимо слились друг с другом. Теперь посреди «канистры» висел большой молочно-белый шар. Он гудел и пульсировал. Через несколько секунд он распался, и члены экипажа поплыли в разные стороны.
— Что ж, не возражаю. — Эти слова капитана были адресованы докладчику и его юному оппоненту. Он уже, естественно, знал об их намерении телепортировать на поверхность планеты и провести разведку.
Оба добровольца на миг замерли и исчезли затем в неяркой вспышке.
— Она меня не любит! — с надрывом говорил Корень.
— А ты с ней по-хорошему, — советовал Циркин, держа его за руку и проникновенно глядя в глаза. — Ты, главное, на нее не дыши. Дыши в сторону.
— Не любит и не отпустит! — Корень в отчаянии замотал головой и попытался выдернуть руку.
Циркин руку не отдал.
— А кому отпустит? — нехорошо прищуриваясь, спросил он. — Васе отпустит?
— …с-сушь… б-блескх… — неожиданно сказал Вася и покачнулся, как подрубленный эвкалипт.
Друзья вовремя его подхватили.
— Видишь, какой он! — укоризненно сказал Циркин и опять попытался вложить в ладонь Корня рубль с мелочью. Корень руку отдернул, и Циркин вышел из себя.
— …? — сказал он. — …!
И добавил еще несколько слов, совсем уже обидных.
Дело происходило летним вечером в каменном туннеле, ведущем с улицы во двор многоэтажного дома. В просторечии это место именовалось подворотней.
Зашуршали покрышки, забормотал автомобильный двигатель. Циркин осторожно выглянул на улицу и тут же отпрянул, увидев знакомый микроавтобус. Дело в том, что три друга возглавляли список лиц, не явившихся в обязательном порядке на лекцию о вреде алкоголя. А за углом возле гастронома маячили, между прочим, дружинники с консервного комбината. Циркина они знали в лицо.
Ситуация в подворотне, как видим, складывалась самая драматичная. До закрытия оставалось менее получаса, а Корень вел себя безобразно: отказывался идти в гастроном, выдвигая смехотворную причину, что продавщица Галя якобы плохо к нему относится.
— Чот… блесс… — опять сообщил Вася. — Уомп…
Ему-то было все равно — он только что пропил квартальную премию.
— Корень! — приказал Циркин. — Ты идешь в гастроном и берешь пузырь! — Было в нем что-то от гипнотизера.
— Она… — начал Корень.
— Корень! — властно повторил Циркин, глядя ему в глаза. — Ты идешь в гастроном и берешь…
Его перебил Вася.
— Чо там блестит? — удивительно ясно сказал он. — Вон там.
Блестели разведчики. Почувствовав, что они обнаружены, докладчик метнулся за угол, а оппонент с перепугу телепортировал.
Три друга тупо уставились в точку, где только что полыхнула синеватая неяркая вспышка.
Циркин пришел в себя первым.
— Корень, — сказал он потрясенно. — Если ты, гад, сию минуту не пойдешь в гастроном…
Корень уперся. Зачем тогда нужно было сшибать недостающие 14 копеек? Этого Циркин никак не мог понять.
— Вот и они! — с облегчением объявил капитан.
В центре «канистры» беззвучно возник водянистый шар. Отплыл в сторонку, и на его месте появился второй.
Оба разведчика мелко вздрагивали от возбуждения.
— Нечто невероятное! — объявил докладчик. — Аборигенам известно взаимопроникновение!
— Быть не может! — ахнули на потолке.
— То есть не в прямом, конечно, смысле взаимопроникновение, — поправился докладчик. — Но они используют какую-то жидкость-посредник, видимо, экстракт, информационную вытяжку.
— Пожалуйста, подробнее! — взмолился кто-то.
— Хорошо! После броска мы сразу же оказались перед Информаторием, занимающим весь нижний ярус прямоугольного циклопического строения.
