— Адам вырвал из меня кусок, за то что я был груб с тобой, — уговаривающим тоном продолжал Сэмюэль. — Он прав. Я вышел из себя, потому что не люблю причинять без необходимости боль, и сорвал зло на тебе. Могу я войти, чтобы мы поговорили не через дверь?
Я устало потерла лицо. Мне больше не шестнадцать, чтобы убегать от трудностей, каким бы привлекательным ни казался выбор. Приходилось неохотно признать, что и мне надо кое-что ему сказать.
— Хорошо, — произнес он. — Хорошо, Мерси. Увидимся утром.
Он уже собрался было уйти, когда я открыла дверь.
— Заходи. — Я дрожала на ветру, пробиравшем меня сквозь футболку. — Но поторопись. Здесь ужасно холодно.
Он повернулся и принялся отряхивать снег с ног, прежде чем вошел в мой номер. Здесь он снял пальто и бросил на стул у двери, и я увидела, что он где-то раздобыл футболку. У вервольфов повсюду в городе припасена одежда на случай, если кому-нибудь понадобится быстро одеться: в основном вещи унисекс, вроде джинсов, футболок и свитеров. Футболка была ему немного мала и облегала, как вторая кожа. Если бы у него была хоть унция жира или меньше мышц, это выглядело бы глупо, но он сложен, как стриптизер.
Тело у него великолепное, но не знаю, кто бы назвал его красивым. У него определенно нет обворожительной внешности Адама. Глаза Сэма посажены глубоко, нос слишком длинный, рот чересчур широкий. Внешность в человеческой форме гораздо менее поразительна, чем в волчьей: светлые серо-голубые глаза и каштановые волосы, немного выцветшие на солнце.
Я не могла судить о нем объективно: это Сэм, который был моим другом, защитником и возлюбленным.
Я отвела взгляд от его лица и опустила глаза, чтобы он не мог прочесть в них гнев — да и другие кипевшие во мне чувства, пока я не взяла их по контроль. Если он что-то понял неверно, это не моя вина. И я не позволю ему с собой спорить.
— Не думал, что ты захочешь поговорить со мной, — произнес он с тенью прежней легкой улыбки в голосе.
— Я тоже, — мрачно сказала я своей обуви — не могла заставить себя посмотреть на него. — Но я должна извиниться.
— Нет, — осторожно ответил он. Очевидно, он слишком умен, чтобы поверить в мою покорность. — Тебе не за что извиняться. Мне не следовало щелкать тебя по носу.
— Все в порядке. Вероятно, ты прав. Я нашла Мака мертвым, а Адама — почти мертвым и запаниковала. — Подойдя к кровати, я села на нее, потому что это было самое удаленное от Сэма место в номере. И только тут решилась снова взглянуть на него. — Мое извинение запоздало на многие годы. Мне следовало поговорить с тобой перед отъездом. Я должна была предупредить, что решила уехать в Портленд.
«Боялась, что сделаю какую-нибудь глупость: застрелю тебя или — еще хуже — заплачу, но этого тебе знать не обязательно».
Легкая улыбка исчезла с лица Сэма, осталась только нейтральная осторожность, настороженность, словно он ожидал ловушки.
— Отец сказал мне, что уговорил тебя уехать к матери, вместо того чтобы бежать со мной.
— И долго ли ты меня ждал? После того как Бран застал нас обнимающимися и целующимися в лесу и объявил мне, что отсылает меня в Портленд, Сэмюэль решил, что мы с ним убежим. Мне надлежало незаметно ускользнуть и встретиться с ним в лесу в миле от дома. Но Маррок все знал — он такой. Он мне объяснил, почему Сэмюэль хочет сделать меня своей подругой — и это были совсем не те причины, о которых я помышляла.
Поэтому пока Сэмюэль меня ждал, Чарльз вез меня в Либби, где на следующее утро я должна была сесть в автобус до Портленда.
Не отвечая, Сэмюэль отвел взгляд.
По-своему Сэмюэль самый благородный из всех, кого я знаю, и это делало его предательство особенно болезненным: теперь я увидела, что он никогда не любил меня. Он пообещал, что будет ждать меня, и я была уверена, что даже после того, как он понял, что я не приду, не уходил очень долго.
— Так я и думала, — тихо сказала я.
«Черт побери, он не должен на меня так действовать!» Я поймала себя на том, что вдыхаю глубже, чтобы уловить его запах.
— Я должна была дать знать тебе, что изменила свое решение. — Я ногтями цеплялась за обрывки прошлого. — Прости, что уехала, не сказав тебе ни слова. Это было неправильно и нехорошо.
— Отец мне признался, что велел тебе так поступить. — Голос Сэма звучал отчужденно, он отвернулся от меня и смотрел на влажное пятно у своих ботинок.
— Я не из его стаи! — выпалила я. — Мне всегда давали это понять совершенно отчетливо. Это значит, что тогда я не обязана была подчиняться Брану. Мне не следовало его слушаться, и я знала это. Прости. Не за то, что уехала — это было верное решение, — но за то, что не сказала тебе. Я струсила.
— Отец рассказал мне, о чем беседовал с тобой. — Начал Сэм достаточно спокойно, по мере продолжения в его голосе появились признаки гнева. — Но ты и так должна была все сознавать. Я ничего от тебя не скрывал.
Ни его голос, ни поза не были оборонительными; он действительно не понимал, что сделал со мной — каким бы очевидным мне это ни казалось. Но его сила в том, что он волк доминант. Эта сила подняла меня на ноги, и я только на полпути к нему сообразила, что делаю.
— Послушай, Сэмюэль. — Я резко затормозила, чтобы не коснуться его. — Я устала. День был тяжелый. Не хочу ссориться с тобой из-за прошлого.
— Хорошо. — Теперь голос его звучал спокойно, и Сэмюэль слегка кивнул, словно самому себе. — Поговорим завтра. — Он надел пальто и пошел к выходу, но потом повернулся. — Едва не забыл. Чарльз и Карл увезли тело…
— Мака, — резко сказала я.
— Мака, — мягко повторил он. (Жаль, что он это сделал: от его сочувствия у меня слезы навернулись на глаза.) — Мака отвезли в нашу больницу и пригнали фургон назад. Чарльз отдал ключи мне. Он вернул бы их сам, но ты слишком быстро ушла. Я ему сообщил, что пойду извиняться, и он передал их мне.
— Он закрыл фургон? — спросила я. — У меня там пистолет и ружье, заряженные против вервольфов… — Упоминание об оружии воскресило в памяти кое-что странное. — Да, возле Адама, когда забирала его, я обнаружила шприц с транквилизатором.
— Фургон заперт, — ответил Сэм. — Чарльз отнес шприц в лабораторию; он заявил, что от него пахнет серебром и Адамом. Теперь, зная, при каких обстоятельствах ты его нашла, я попрошу изучить его внимательней.
— Мака использовали в экспериментах, исследовали какой-то наркотик, действующий на вервольфов.
Сэмюэль кинул.
— Помню, ты уже говорила нам об этом.
Он протянул мне ключи, и я взяла их, стараясь не притронуться к его руке. Он улыбнулся, как будто я сделала что-то забавное, и я поняла, что была недостаточно бдительна. Если бы я ничего к нему не испытывала, меня бы не беспокоило прикосновение к его руке. Живя с людьми, я забываю, как трудно что- нибудь утаить от вервольфа. — Спокойной ночи, Мерси, — произнес он и ушел. Комната после его ухода опустела. «Мне лучше завтра уехать», — подумала я, слушая, как снег скрипит под его ногами.
Я в третий раз перечитывала одну и ту же страницу, когда в дверь снова постучали.
— Я принес обед, — послышался приятный мужской голос.
Я отложила книгу и открыла дверь.
Светловолосый молодой человек с непримечательным лицом держал поднос с двумя завернутыми в полиэтилен сэндвичами и парой пластиковых чашек с горячим шоколадом, а также темно-синюю зимнюю куртку. «Может, это и еда, — подумала я, — но если Бран решил выглядеть как стандартный доставщик, то, вероятно, не без причины. Он любит быть незаметным».
Он слегка улыбнулся, когда я не уступила ему дорогу.
— Чарльз рассказал мне, что с Адамом все будет нормально, а Сэмюэль свалял дурака.
— Сэмюэль извинился, — заметила я, впуская его в номер.
На крошечной кухоньке — плита на две горелки, небольшой холодильник и крытый пластиком стол с двумя стульями. Бросив куртку на кровать, Бран поставил поднос на стол и разложил его содержимое так, что с каждой стороны оказались сэндвич и чашка.
— Чарльз сообщил мне, что у тебя нет пальто, поэтому я принес это. И решил, что ты не прочь что-нибудь съесть. Потом можем обсудить, что делать с твоим Альфой и его исчезнувшей дочерью.
Он сел на стул и жестом пригласил меня сесть на другой. Я села и поняла, что целый день ничего не ела — не была голодна. И сейчас не хотела.
Верный своему слову, Бран молчал, пока ел, а я клевала по чуть-чуть. У сэндвичей был привкус холодильника, но какао оказалось горячим, с ароматом зефира и ванили.
Бран ел быстрее меня, но терпеливо ждал, пока я закончу. Сэндвичи относились к категории тех огромных «сабвеев», после которых вы остаетесь сытыми целую неделю.[13] Я съела часть, а остальное завернула в полиэтилен. Бран съел все: вервольфам нужно много пищи.
Моя приемная мать говаривала: «Никогда не держи вервольфа голодным, иначе он присоединит тебя к своему ленчу». И после этого всегда трепала мужа по голове, даже если он был в форме человека.
Не знаю, почему я тогда об этом подумала и почему от этой мысли у меня на глаза навернулись слезы. Мои приемные родители уже почти семнадцать лет как мертвы. Мать умерла, пытаясь стать вервольфом. Как-то раз она сказала, что стареет с каждым годом, а он — нет. Женщин, призванных луной, очень мало, потому что они обычно не переживают перемену. Месяц спустя мой приемный отец умер от тоски по матери. Мне тогда было четырнадцать.
Я отпила какао и ждала, когда Бран заговорит.
Он тяжело вздохнул и откинулся на стуле, держа его в равновесии на двух ножках; его собственные ноги повисли в воздухе.
— Люди так не делают, — заметила я. Он приподнял бровь.
— Что не делают?
— Не балансируют так. Только подростки, выделываясь перед девочками.
Он резко поставил стул на все четыре ножки.
— Спасибо.
Бран старается казаться как можно более похожим на человек, но все равно его благодарность прозвучала чуть резковато. Я торопливо глотнула какао, чтобы он не заметил моей улыбки.
Он оперся локтями о стол и сложил руки.
— Что собираешься делать, Мерси?
— О чем ты?
