сыпал прибаутками, пытаясь расшевелить хозяев, но на его шутки отзывалась только Синичка. Невзор посидел, выпил молока и, поблагодарив хозяев, вышел из горницы. Староста угрюмо молчал, его жена, украдкой смахивая слезу, косилась на Олега.
Наконец тот не выдержал:
— Да что вы, как при покойнике? Я же сказал — все хорошо будет. Следить за девкой надо…
— Да как же следить-то, — возразил хозяин, — не малая уже. Что ж ее, взаперти держать? Так не можно.
— Не можно, — проворчал Середин, — вы бы хоть спросили, с кем любится.
— Придет время — сама скажет, — поддержала мужа хозяйка.
Олег вздохнул, поднялся из-за стола.
— Эх, славяне! Воля пуще жизни, — пробормотал он. — Все, спать ложитесь. На двор ни ногой, тебя, купец, тоже касается.
— А меня? — встряла Синичка.
— И тебя тоже. — Середин сделал страшные глаза, и девчонка прыснула в ладошку.
Встававшая из-за леса на другой стороне реки луна залила серебром спящую деревню. Земля, видно, давно не знавшая дождя, впитала влагу, будто прокаленный зноем песок. Олег прошел к телегам, достал серебряный кистень, прицепил к поясу. Перевязь с саблей сунул под мешки с товаром, вернулся к дому и, присев на завалинку возле крыльца, прислонился спиной к шершавым бревнам. Рядом хрустела рыбьей головой кошка, сверчки заливались, как в последний раз, возле коновязи переступали лошади.
Темная фигура возникла рядом неслышно, словно выросла из мрака.
— Слышь, Олег, кого встречать будем? — тихо спросил Невзор.
— Не знаю еще, — нехотя признался Середин, — но, похоже, без драки обойдемся. Ты чего есть не стал?
— Сыт я, — коротко ответил бывший дружинник.
— Ты смотри, Невзор. Разговор наш у реки помнишь? Я второй раз предупреждать не стану, — процедил Середин.
— Давай договоримся, Олег. Или ты мне веришь, или нет! Нет — так я уйду. Грешен, овцу я задрал, потому и от еды отказался.
— Хоть не хозяйскую?
— Нет. От стада отбилась на той стороне деревни, тут я ее и…
— Охо-хо, — потянулся ведун, — ладно, все равно утром уйдем. Это даже лучше, что у тебя аппетит пропал.
— Чего?
— Тихо… — Олег прислушался. — Вроде, ходит кто в избе. Ты давай к колодцу. Раньше придешь — больше увидишь. А я скоро подойду и, кажется, не один.
Невзор беззвучно исчез, словно ночь поглотила его. Ни травинка не шелохнулась, ни плетень не скрипнул. Середин замер. Кошка выглянула из-под крыльца, потерлась о его ноги, мяукнула. Он не погладил ее, не отводя глаз от двери.
— Тихо, Мурка, похоже, свои. Мне бы твои глаза, ну, да придумаем что-нибудь.
Глава 4
Без скрипа открылась дверь. Белослава, босая, но в нарядной рубахе, высоко подпоясанной под грудью, с узорами на оплечье, вороте и вдоль рукавов, шагнула на крыльцо. Рубаха была явно свадебная, в призрачном свете луны многоцветье узоров скрадывалось, приобретая нежные пастельные тона. Волосы девушки были распущены по плечам.
Белослава оглядела улицу, скользнула пустыми равнодушными глазами по Олегу и, спустившись с крыльца, вышла со двора. Ведун направился следом, не скрываясь, но стараясь идти бесшумно. Спящие избы притаились в садах за плетнями, тишина давила, словно могильной плитой. Сруб колодца отбрасывал на вытоптанную землю короткую широкую тень. Девушка остановилась, протянула руки, словно обращаясь к кому-то, видимому только ей. Губы ее беззвучно шевелились, шепча то ли молитву, то ли заклинание. Крест на запястье нагрелся. Середин подошел ближе, с недоумением посмотрел вокруг.
— Он прямо перед тобой, Олег. Разговаривает с ней, — раздался негромкий голос Невзора.
Середин выругался, прикрыл глаза.
— Ты, луна светлая, ты, ночь темная, вы, звезды ясные, не прогневайтесь просьбой малой: дайте мне глаз кошачий, слух волчий не для злого дела — ради истины, хочу видеть невидимое, слышать неслышимое, хочу правду открыть, хочу беду отвести.
Ночь заиграла бледно-голубыми и зеленоватыми красками, словно вобрав в себя блеск звезд, серебро ущербного лунного диска. Прямо перед Белославой, окутанный легкими сполохами света, стоял стройный парень с тонкими чертами изнеженного лица. Несмотря на красоту, было в нем что-то капризное, как у пресыщенного подарками ребенка.
— …разлучить нас, горлица моя, увести тебя, красоту твою спрятать, чтобы забыла ты меня, любушка…
— Кончай базар, — рявкнул Середин, — не дури девке голову.
Парень повел рукой, и Белослава застыла, как изваяние, с мольбой протягивая к нему руки.
— О-о, — насмешливо протянул парень, — а я уж думал, сестренка ее жениха привела. Ты ведь не местный, да? Странник, путник. Так ступай дальше, что тебе до нее? Ты ведь, наверное, и не знаешь, кто я?
— Невелика тайна, перелестник. Повторяю: оставь девку. Мало тебе русалок да бродниц? Они веселые, сговорчивые, иди с ними забавляйся.
— Скучно мне с русалками, странник. А чего ты беспокоишься? Ну, поиграю с ней, так ведь не трону. Девкой была — девкой и останется.
— То-то и оно. Ты натешишься разговорами, а она присохнет к тебе, на парней и смотреть не станет. Хорошо, если умом не тронется. Уходи добром.
— А если не уйду, — перелестник опять ухмыльнулся, — что ты сделаешь? Кистенем вдаришь?
Олег не спеша достал из-за пазухи узелок с заговоренной травой, развязал тесьму.
— Ты меня совсем за дурачка держишь? Кистенем тебя не достать, а вот это… Тебе ведь до новой луны жить, так? Хочешь срок твой укорочу?
— А у него не получится — так я попробую. — За плечом перелестника неслышно возник Невзор.
Середину стало не по себе, когда он увидел желтый блеск его глаз.
Перелестник презрительно скривил губы, оглянулся, и улыбка сбежала с его лица. Увидев, что в узелке у Олега, он совсем помрачнел.
— Хороша компания. Да, я мог бы сразу сообразить. Ты — ведун. Ладно, оставлю девку тебе…
— Мне она не нужна.
— Дело твое. Но ты уйдешь, а я вернусь с новой звездой.
— Это вряд ли. С новой звездой и память у тебя новая будет. Ты про Белославу и не вспомнишь. Забирай свои подарки и уходи.
Красивое лицо перелестника исказила гримаса. Он шагнул к девушке и сорвал с нее трепетавшие светом бусы. По щеке Белославы скользнула слеза, губы задрожали. Бусы растаяли в руке перелестника, словно снежинки.
— Быстрее, — поторопил Середин.
Исчезая на глазах, перелестник отступил за колодец.
— Не тот волк, кто по лесу рыщет, а тот, кто за спиной стоит. Оглядывайся почаще, ведун.
Подождав немного, Олег провел ладонью по лицу, снимая заговор «на кошачий глаз». Сразу стало темно, будто он из солнечного дня шагнул в глубокий погреб. Исчезли радужные краски, луна показалась битой тарелкой, а звезды — крошками на темной скатерти. Почти неслышно всхлипнула Белослава.
— Не слушай его, Олег, — подошел поближе Невзор, — змея напослед всегда куснуть норовит.
— Не переживай, дружинник, — хлопнул его Олег по плечу, — знаю, это он по злобе сказал.
Высыпав щепотку травы на ладонь, он сдул ее на лицо девушки. Белослава охнула, глаза ее закатились. Невзор подхватил падающее тело под руки. Середин завязал узелок, сунул за пазуху.
— Все, спасибо, друг. Теперь я сам. — Он поднял на руки безвольное тело Белославы и зашагал к дому старосты. — Захочешь попариться — под утро я баньку освобожу.
— Мне теперь любой пруд — баня, а туман — пар душистый, — невесело сказал Невзор.
Плечом открыв дверь, Олег проследовал в предбанник и, войдя в парную, положил Белославу на нижний полок. Воздух в бане был сухой и горячий, как в пустыне. Оглядевшись, ведун нашел связку лучин, запалил несколько, зачерпнул ковшиком отвар туи из бадейки и выплеснул на каменку. Камни зашипели, как Змей-Горыныч на богатыря. Высыпав горсть растертой травы на ладонь, он кинул ее на раскаленные камни. Заклубился, смешиваясь с паром, дымок, засвербило в носу от терпкого запаха трав. Середин вышел в предбанник, скинул куртку, рубашку, сапоги, взялся было за штаны, но подумал и снимать не стал.
Белослава лежала с закрытыми глазами, густой пар клубился над ней; рука свесилась с полка, безжизненная, словно ветка мертвого дерева. Олег плеснул на камни еще пару ковшей и подошел к девушке.
— Ну что, радость моя? Купаться будем, — пробормотал он, развязывая тесемки на вороте свадебной рубахи и узорный пояс.
Приподняв Белославу, он стал стягивать рубашку через голову. Впечатление было такое, будто он готовил покойника к погребению — настолько неживой казалась девушка. Под свадебной оказалась нижняя рубаха свободного кроя из тонкого выделанного льна.
— Да что ж это такое! Кочан капусты на огороде, а не девка на свидании.
Олег привалил девушку спиной к верхнему полку, приподнял ноги и задрал рубашку до пояса, перехватил уже повлажневшую от пара ткань и стянул рубаху через голову. Вполне оформившееся тело девушки белело сквозь пар, как парус плывущего в тумане корабля. Руки Белославы безвольно упали вдоль тела, голова поникла, и она стала заваливаться на бок. Олег придержал ее за круглые плечи, поднял на руки. Прямо возле лица оказалась крепкая девичья грудь с розовыми сосочками, похожими на недозрелую землянику.
— Спокойно, Олег, спокойно, — пробормотал Середин, — мы здесь не за этим.
Он взвалил девушку на верхний полок, где жар был посильнее. Оставшуюся в узелке траву Середин высыпал в глиняную чашку, достал из печки несколько угольков и положил туда же. Над чашкой заклубился дымок, он поставил ее возле головы Белославы так, чтобы дым овевал лицо.
