– Я это и стоя могу сказать, – ответил Тимохин. – Ты был на базе отдыха «Лазурный» вместе с моим братом?
«В яблочко! – с досадой подумал Тренев, хотя с самого начала ожидал этого вопроса. – Врать нет смысла. Он там был, это козе понятно. Наверняка показывал мою фотку. Должно быть, братишка поделился. Впрочем, какая разница? Он совершенно уверен, что я там был. Не буду его разочаровывать».
– Верно. Я там был, – сказал Тренев, не отводя глаз. – Скверная вышла история! Я до сих пор в себя прийти не могу.
– Настолько не можешь, что даже родственникам ничего не сообщил?
– Неправда. Я был у тетки Николая. Это было очень тяжело, поверь. На тебя уже сил не хватило. Но, насколько я понимаю, тетка все тебе рассказала?
– Не все. Она не знает подробностей смерти. Она думает, что Николай утонул.
– Ага. Значит, ты думаешь иначе?
– Я думаю, что ему помогли утонуть.
– В самом деле? – с легкой издевкой спросил Тренев. – Не меня ли ты подозреваешь в этом неблаговидном деянии? Должен тебя разочаровать. Куча свидетелей видела, что я вечером никуда не отлучался, в то время как твой брат шатался пьяный по лагерю.
– Да, алиби у тебя прекрасное, – кивнул Тимохин. – Но ведь в вашей шараге немало мастеров такого сорта. Так что твое алиби меня не убедило. Вы заманили Кольку к реке и там утопили – вот что я думаю.
– Странная мысль, – пожал плечами Тренев. – Я бы сказал, шальная. Просто ты ищешь, на ком бы сорвать досаду. Но здесь нет виноватых. Бывают несчастные случаи в жизни.
– Это не похоже на несчастный случай, – сказал убежденно Тимохин. – Николай не собирался ни на какую базу отдыха. Он терпеть не мог баз отдыха, он не любил речных купаний, понятно? Его только силой можно было заставить залезть в речку.
– Он был пьян, – сказал Тренев.
– В это я могу поверить, – согласился Тимохин. – Вот только почему ты попал на базу не под своей фамилией?
– На это были причины, – сухо ответил Тренев. – Не имеющие никакого отношения к твоему брату. Ты немного в курсе наших дел, должен понимать, что бывают всякие обстоятельства.
Наступила пауза, во время которой оба долго сверлили друг друга глазами, но потом Тимохин неожиданно мирным тоном сказал:
– Ладно, может, ты и прав. Может, у меня просто крыша поехала. Расстроен я всем этим делом. Был Колька, и нет Кольки. Как будто мир перевернулся. Давай, что ли, выпьем за помин его души! Пусть земля ему будет пухом!
Тренев кивнул, встал и плеснул в стаканы янтарного напитка. Выпили, не чокаясь. Опять пристально посмотрели друг на друга. Затем Тимохин оглянулся, нашел кресло и уселся в него, вытянув ноги.
– Сделай доброе дело! – сказал он. – Ты ведь на тачке. Подбрось меня до проспекта Мира, а то я весь день на ногах, устал как собака. Нужно к тетке смотаться – насчет похорон обговорить. Все равно ведь тебе идти надо…
«Черт, что он задумал? – пронеслось в голове Тренева. – И мне выходить рано. Глупая получилась отговорка. Отказываться теперь, после наметившегося консенсуса, тоже неумно. Если только он не готовит мне какую-то ловушку. Хотя вряд ли. Зачем? Если он задумал прикончить меня, то лучшего места не найти. Зачем лезть куда-то на глаза? „Крыша“ никакая за ним не стоит – это я знаю точно. Ладно, сделаю доброе дело. Больших усилий оно не требует, зато, глядишь, перестанет этот гольфист на меня волком смотреть. Нам это сейчас совсем ни к чему. Все вроде прилегло, концы в воду по возможности спустили, а тут этот вдруг нарисовался, интересуется… Хорошо бы его, конечно, с таким интересом тоже… к чертовой бабушке, но, как говорится, когда слишком хорошо, это тоже нехорошо. Пускай дышит пока, а там посмотрим…»
– Не вопрос, – сказал он вслух. – Конечно, подброшу. Ты подожди, пока я переоденусь.
Тимохин не выказал никакого интереса к переодеванию хозяина. Он как сидел расслабленно в кресле, так и оставался в этой позиции до того момента, пока не появился Тренев, одетый в темный костюм, который лучше бы всего смотрелся на каком-нибудь официальном мероприятии. Тимохин иронически посмотрел на застегнутого на все пуговицы Тренева и сказал, тыча в него пальцем:
– Сам-то не боишься вспотеть?
– У меня важная встреча, – кратко ответил Тренев.
На самом деле под пиджаком, который он надел сейчас, пистолет был совершенно незаметен – специального покроя был пиджачок. Но если Тимохин что-то такое и подозревал, то сделал вид, будто для него это не имеет никакого значения.
Он довольно спокойно покинул квартиру, в машине все время молчал, а за квартал до проспекта Мира попросил остановиться и вышел.
– Ладно, всего! – бросил он, прежде чем захлопнуть дверцу.
– Будь здоров! – ответил Тренев. – Заходи, если что.
– Я зайду, – невозмутимо ответил Тимохин, – если что-то узнаю. Я обязательно зайду.
Тренев сделал вид, что не услышал в этих словах скрытой угрозы, кивнул на прощание и отъехал от тротуара. Он еще пытался разглядеть мрачную фигуру Тимохина в уличной толпе, но поток машин увлек его и заставил целиком сосредоточиться на проблемах маневрирования. Поучаствовать еще и в дорожно- транспортном происшествии ему совсем не хотелось.
«Кажется, на этот раз пронесло, – размышлял Тренев, проезжая по забитому транспортом проспекту. – Если бы он был уверен, то ни за что так просто не ушел. Но для нас это серьезный урок. Лишняя иллюстрация того, каким дерьмом оказываются самые продуманные планы. Теперь этот хмырь будет подозревать нас всегда, даже если ничего такого не сумеет найти и доказать. Все равно эти подозрения останутся с ним до самой могилы и будут направлять каждое его движение. Он будет постоянно для нас опасен. Если шеф и в самом деле сумеет нейтрализовать претензии оскорбленного мужа с милицейскими погонами и все устаканится, то нужно будет серьезно подумать о проблеме второго Тимохина. Эта проблема может оказаться серьезной, потому что покойный Тимохин был просто глуп. Брат его из другого теста. Это несомненно».
Он сделал порядочный круг, чтобы выбраться из автомобильной пробки, заскочил в какой-то тихий магазинчик, где купил пачку сигарет и новую карту для мобильника, и наконец поехал домой. До вечера еще было немало времени, и Тренев рассчитывал хорошенько отдохнуть. События последних дней подействовали даже на его железные нервы. И вообще, он давно забыл, что такое отпуск. Вместе с Тишковым все они без устали день за днем, месяц за месяцем, год за годом «стригли капусту», и остановиться никак не получалось. Пожалуй, они с полным правом могли бы назвать себя трудоголиками, хотя вряд ли с такой постановкой вопроса согласился бы тот же настырный муж Марии Строевой. Но специфика их труда незаметно расшатывала нервы и вообще здоровье. Тренев чувствовал это по себе. Он подумал, что сейчас было бы самое время распустить агентство и разъехаться всем по солнечным пляжам. А к осени собраться всем и зарядить новый проект – совсем под другим названием и с новой лицензией. Но нет, шеф боится упустить рынок. Где-то он, наверное, прав, но как бы в стремлении получить больше не лишиться вообще всего.
Свои мысли Тренев решил завтра же обсудить с шефом. В агентстве он, конечно, появляться не станет. Вечером, когда будет докладывать о проделанной «воспитательной работе», предложит встретиться где-нибудь на нейтральной территории. Шеф – человек далеко не глупый, но жадный, и в этом его главная беда.
Тренев подъехал к дому, остановил машину и вышел. Было действительно жарковато для официального костюма. Не будь веских причин, Тренев немедленно бы стащил с плеч пиджак. Он запер машину и быстрым шагом направился к подъезду. Единственное, о чем он мечтал сейчас, – это еще раз принять душ. Все прочие заботы откладывались на неопределенное «потом». Тренев с большим вниманием относился к своему телу и физические кондиции ставил едва ли не вровень с интеллектуальными. Голова на хлипком теле – это чаще всего источник лишних неприятностей. Человек должен в любую минуту и в любых обстоятельствах постоять за себя. А физические упражнения и водные процедуры, кроме всего прочего, и мысли приводят в порядок.
Тренев поднялся на свой этаж, отпер квартиру. «Интересно, куда теперь поперся этот засранец? – неожиданно мелькнула в его голове мысль. – А ведь у него хватит ума нагрянуть прямо в офис и там начать задавать свои вопросы! Хорошо, если в этот момент в офисе не будет того полковника! Одним словом, нужно прямо сейчас позвонить шефу и предупредить. Пусть на всякий случай держит ухо востро. Жаль, что я не сообразил этого сразу. Надеюсь, Тимохин еще не успел добраться до шефа. Слишком много ошибок, слишком много!..»
Он сразу же бросился к телефону и набрал номер агентства. Голос шефа звучал настороженно, но спокойно. Впрочем, это спокойствие тут же сменилось удивлением.
– Не ожидал услышать тебя до вечера, – проворчал Тишков. – Что у тебя случилось? Иначе ты бы не стал звонить. Только не говори, что ты сегодня не сможешь заняться мальчишкой. Я не хочу об этом даже слышать!
– Разговор совсем о другом! – сердито оборвал шефа Тренев. – У нас в конторе никто не появлялся? Нет? Ну, слава богу!.. А вот у меня был гость. Брат Тимохина. Чуешь, чем это пахнет?
Тренев не мог видеть лица шефа, но его молчание тоже было достаточно выразительным. Шеф молчал не меньше четверти минуты, а потом мрачно спросил:
– Что ему известно?
– Он сумел разузнать, что я был с его братцем в «Лазурном», – сказал Тренев. – Практически он обвинил меня в его смерти. Вернее, он обвинил нас всех.
– Постой-постой! Как так – сумел разузнать?! – воскликнул Тишков, и в его голосе Тренев услышал неприятные обвинительные нотки. – Ты понимаешь, что ты говоришь? Если он сумел, то сумеет кто угодно другой!
– О чем я тебе и намекаю, – буркнул Тренев. – И учти, если он явится в офис, его нужно нейтрализовать как можно быстрее, пока его не услышали чьи- нибудь уши.
– Ты предлагаешь мне прикончить его? – язвительно спросил Тишков.
– Ни в коем случае! Его нужно успокоить. Мне это удалось. Удастся и тебе, только не надо нервничать. Он ничего точно не знает, руководствуется только предположениями.
– А ты не боишься, что он пойдет с этими предположениями в ментовку?
– Он не такой уж ангел, чтобы туда идти. Или ты забыл, что он оказывал нам некоторые услуги?
– Подумаешь, услуги! Пару раз навел на нужных людей! По сравнению с убийством брата это семечки, и ты это прекрасно понимаешь!
– Значит, нужно сделать так, чтобы он не пошел в милицию! – уже с некоторым раздражением бросил в трубку Тренев. – Успокоить, убедить, что мы никоим образом не могли быть заинтересованы в смерти его брата, что мы в нем души не чаяли…
– Ты будешь меня учить, что мне теперь делать? – неожиданно зловещим голосом перебил его вдруг Тишков. – А не тебе ли я приказывал довести скорбную
