Противогазы для Саддама

В пригороде Мюнхена, в солнечном Риме, никак не ближе…

Ave Maria gratia plena Dominus fecum Benedicta tu in mulieribus…

Итальянская поэзия всегда утешала Карпицкого…

Плачь, плачь – я куплю себе холодильник, «Бош» в миниатюре, терракотовую копилку, тетрадку в тринадцать линеек, акцию «Монтекатини»; плачь, плачь – я куплю себе белый противогаз, пузырек тонизирующей микстуры, железного робота, катехизис с картинками, географическую карту с победными флажками; плачь, плачь – я куплю себе резинового кашалота, бассейн, рождественскую елку с иголками, пирата с деревянной ногой, складной нож, красивый обломок красивой ручной гранаты; плачь, плачь – я куплю себе столько старинных марок, столько свежего фруктового сока, столько деревянных пустых голов, что этот мир уже никогда не будет казаться грустным…

Этот человек справится, решил Карпицкий.

Просто ему надо хорошо заплатить.

О деньгах думал и Валентин.

«Этот перец сказал, что хорошо оплатит работу. Даже по нынешнему времени хорошо. Интересно, что он имел в виду? Как это хорошо? Что в его понимании означает это хорошо?»

И решил: «Ну, наверное, не хуже, чем платят ребятам из „Алекса“.

Пресловутых ребят из «Алекса» Валентин недолюбливал. Конечно, считал он, ребята из «Алекса» сумели получить лицензию на частный сыск, но их сыск все-таки еще не настоящий.

– Ты ходил на встречу с диктофоном? – удивился Сергей.

– Разумеется, – усмехнулся Валентин.

– Но ведь речь шла о доверительной встрече!

Валентин снова усмехнулся:

– А ты можешь мне указать истинную меру доверительности? А? Что молчишь? Что это такое – доверительность? Желание работать без подстраховки? Слепая вера во все то, что скажет этот твой перец?… Нет, все упирается в самые простые вещи, – опять усмехнулся он. – Я ведь не слишком знаю бизнес. Вдруг неправильно пойму какую-то деталь, вдруг неправильно расслышу какой-то термин или неверно его растолкую? Я же профессионал. Я не привык получать по голове из-за неправильно расслышанного термина… Кстати, – взглянул он на несколько растерявшегося Сергея. – Что могут означать слова о том, что мне могут хорошо заплатить?

– Если Карпицкий сказал хорошо, значит, так тебе и заплатят.

Сергей не выдержал:

– Вы договорились?

Валентин неопределенно пожал плечами:

– Я еще не сказал да.

Нулевой вариант

Поднялся Сергей рано.

Он привык вставать рано – еще со времен своего доцентства.

Прежняя институтская жизнь казалась теперь страшно далекой.

Лекции по математике, практика по теории вероятности, динамическое программирование. Ко всему этому надо было заранее подготовиться, потому он и вставал рано. Вспомнить страшно, как давно это было. Все равно о кафедре Сергей вспоминал со сложным чувством облегчения и сожаления. В конце концов, это была интересная, хотя и откровенно плохо оплачиваемая работа.

Кстати, ничего с тех пор не изменилось.

Об этом он мог судить по встречам с бывшими коллегами.

– Погляди, Рыжий, в чем хожу, – пожаловался как-то доцент с кафедры математики (они случайно встретились в Томске в Нижнем гастрономе на Ленина). – Вот погляди! – и с непонятным укором продемонстрировал действительно залоснившийся лацкан пиджака. – Ты думаешь, я неаккуратен? Ты думаешь, я не умею носить одежду? – И вдруг взорвался: – Я прежде жил, как человек! Я прежде нужен был государству! Прежде мне совсем не надо было задумываться над тем, буду ли я носить этот костюм десять лет или сменю его уже через год. Прежде я вообще ни над чем таким не задумывался. Мне не было нужды задумываться над такими вещами. Я занимался нужным для людей делом, которое и сейчас считаю нужным. Я учил студентов и знал, что государство вовремя меня поддержит. А сейчас? Куда подевалась поддержка? Почему всем нужное дело перестало меня кормить?

– Если речь только о кормежке, – заметил Сергей, – то брось жаловаться. Прокормиться сейчас гораздо легче, чем раньше, только используй мозги правильно. Кстати, свои собственные. Время добрых дядей кончились. Да, твое прямое дело сейчас плохо тебя кормит, зато у тебя появился выбор. Хочешь сменить костюм, хочешь сменить сам стиль жизни, хочешь есть повкуснее, да какие проблемы? – приходи, к примеру, ко мне. Гарантирую, в моей фирме ты будешь не последним человеком, если займешься делом.

– А наука?

– Да какая наука, если доцентство перестало тебя кормить! – удивился Сергей. – Сам ведь говоришь, что перестало. Сам показываешь лоснящиеся лацканы. Брось ты все к чертям, ты же не старик. И уж в любом случае, брось жаловаться. Я прекрасно знаю, как ты живешь. Ну да, дни у тебя заполнены лекциями, за которые ты по полгода не получаешь зарплату, а вот вечера пустые. Не спорь, не спорь, знаю – пустые! Валяешься на диване, листаешь бульварные газеты, они все сейчас бульварные, и всех ненавидишь, ожидая: вот наши вернутся! А они не вернутся. Так не бывает. Вообще уже ничто не вернется. То, что произошло и сейчас происходит, это необратимо. К тому же, лежа на диване ты ничего не изменишь. Так что вставай, активней принюхивайся к новому, работай головой. Мне вот тоже жаль, что я не занимаюсь тем, чему меня учили в институте, но жизнь есть жизнь. Действительно приходи ко мне, попробуй себя в живом деле. В жизни надо не числиться, а работать! По-настоящему работать, – засмеявшись, поправил себя Сергей. – На первых порах твой доцентский минимум я тебе обеспечу, чтобы ты осмотрелся, понял, что у тебя получается лучше. Но потом, конечно, придется вкалывать на полную катушку, никаких поблажек не получишь. Зато увидишь, что значит жить в прямой зависимости от результатов работы. Уверяю тебя, очень скоро твои взгляды на мир изменятся.

Бывший коллега промолчал.

– Ну вот видишь, – усмехнулся Сергей, – с дивана тебя и трактором не спихнуть. Запасы у тебя скоро совсем кончатся, все у тебя скоро кончится, а ты так и будешь валяться на диване, так и будешь ждать, когда добрые дяди восстановят справедливость и снова выделят тебе ежемесячные триста рублей. Ладно, валяйся, – разозлился Сергей. – В конце концов, каждый сам строит свою жизнь. Ты, наверное, еще и на митинги ходишь?

Бывший коллега опять промолчал, но по всему было видно, что на митинги он действительно ходит. Ходил и будет ходить. А вот на деловое предложение он так и не откликнулся.

Впрочем, Сергей не винил бывшего коллегу.

Конечно, он валяется по вечерам на диване и читает подряд все газеты.

Но ведь при этом он все-таки и думает. Может, не впрямую о жизни (что он о ней знает?), но хотя бы об учебном предмете. Это ежевечернее валяние на диване вовсе не является для него пустым делом. Доценту необходимы размышления. Он обязан размышлять, отсюда и диван. Разумеется, приятно подкатить к институту на новенькой иномарке, бросить небрежно: «Вот сам заработал… Знание – сила…» Но займись бывший коллега (классный специалист, кстати) несвойственными ему делами, исчезнет у него время для размышлений. Другими словами, и в главном своем деле он быстро растеряет профессионализм.

Такая вот свобода выбора.

Ну, а укор, как бы обращенный к Сергею, так это от путаницы в мыслях.

Кто-то не может, кто-то не имеет возможности, а кто-то и принципиально не желает заниматься бизнесом. Самые крепкие люди иногда не выдерживают. (Выжить, – вспомнил Сергей слова Карпицкого). А у некоторых вдруг проявляется болезнь чистых рук. Есть такая. Давно появилась, правда, по-настоящему разгулялась в стране только сейчас. Заразна как СПИД, от нее и умереть можно. А начинается с таких вот размышлений: вы, дескать, там делайте что хотите, а мы ни за что не станем. Потому не станем, что у нас чистые руки и сердца. Не желаем мы марать чистые руки, сбивать чистые тона чистых сердец, лучше гнить в нищете и в серости. Отсюда и распространенное мнение, что весь бизнес в России нечист. Никто почему-то не задумывается о том, что пресловутая чистота рук и сердец зависит и от здравого взгляда на жизнь.

Меня вот тоже мучает соблазн поваляться на диване, подумал Сергей.

Но если я, черт побери, начну валяться на диване, то скоро у меня обшарпается не только костюм. Если я начну, как тот мой бывший коллега, валяться на диване и верить всему, о чем пишут в нынешних газетах, и нетерпеливо ждать, когда вернутся наши, и терять время на ненависть, густо источаемую на бесполезных митингах, у меня скоро обшарпается душа, я всех возненавижу. Мне вот тоже хотелось бы заниматься чистой наукой, я для этого долго учился, я был неплохим химиком, но на это сейчас нет у меня времени. Потому что я хочу сделать все для того, чтобы заниматься чистой наукой могли мои дети. Вот поэтому я и встаю рано и пытаюсь приспосабливаться не к придуманным, а к реальным условиям. У меня попросту нет времени на дело любимое, я должен, я обязан заниматься делом необходимым. Конечно, звучит несколько выспренно, зато вполне отвечает истине. А главное, мне не хочется, чтобы мои дети вели в будущем жизнь, похожую на жизнь моего бывшего коллеги.

Размышления не из приятных.

К счастью, они скоро вылетели из головы.

Прилетев в очередной раз Москву, Сергей, как всегда, провел заученный быстрый цикл: а) закупка товара, б) загрузка, в) отправка; только после этого позвонил Валентину.

– Что нового?

– А тебя что интересует? – мрачно ответил Валентин.

Сергей даже растерялся:

– Случилось что-нибудь?

– Ну, приезжай, расскажу…

А чего это я так переживаю за Валентина? – сам себе удивился Сергей, выезжая на Варшавское шоссе. Свои дела я завершил, товар в Томск отправил. Можно, собственно, и отдохнуть. Никуда правда не тянет, но сил нет, так все надоело. Это, наверное, «Русский чай» меня так встряхнул… Может, действительно