– А тем, что он знает всех.
– Что значит всех?
– Всех это и означает – всех.
– Он знает этих всех по характеру своей работы?
– Да выброси из головы свои приколы, – терпеливо сплюнул Валентин. – Особист Будыко знает всех, скажем так, по причине своего врожденного любопытства к людям. Профессионального заметь интереса. У него такой характер. Он любит и умеет видеть человека, наблюдать за ним, въедаться в него. При этом у него совершенно потрясающая, я бы сказал, совершенно феноменальная память на лица и на имена. Я не виделся с ним семь лет, раньше он часто был занят в командировках, но не думаю, что он сильно изменился. По крайней мере, раньше Иван умел разговорить и вызвать на откровенность самого замкнутого человека. Правда, для этого было нужно, чтобы Иван непременно сам этого захотел, хотя собственных желаний у него не так уж и много.
– Но все-таки они есть?
– А как же, – вполне серьезно ответил Валентин. – Служить Родине. Это, во-первых. Служить Родине, не покладая сил. Это, во-вторых. Ну, а в-третьих…
– Можешь не продолжать, я догадываюсь.
– Вот и хорошо, – кивнул Валентин. И приоткрыв дверцу, окликнул:
– Иван!
Особист Будыко, несомненно, расслышал оклик, но ничем этого не показал.
Он не ускорил шаг, но и не замедлил его. Ничто не дрогнуло в широкой спине особиста. Правда, левая рука неторопливо, без всякой видимой связи с окликом, полезла в карман пиджака, будто искала там что-то. Ну, скажем, носовой платок. Неторопливо роясь рукой в кармане, особист Будыко, наверное, вычислял прозвучавший голос. Так, все еще что-то ища в кармане, он и замедлил шаг, и наконец повернул голову. Взгляд его задержался на черной ели, торчавшей над обочиной подъездной дороги, потом перешел на белую «тринадцатую», явно зафиксировав московские номера. Только после этого особист неторопливо и без всякого удивления кивнул:
– А-а-а, Валёк! Как добрался?
Валентин выбрался из машины.
Никто бы не сказал, что эти два человека не виделись семь лет.
Со стороны все выглядело просто: двое мужчин, вовсе не пожилых, встретились на обочине, неподалеку от заводской проходной и пожали друг другу руки. Их неторопливо обтекала утренняя рабочая толпа, тут же заглатываемая заводскими воротами.
Все выглядело донельзя обыкновенным, но Сергей прислушивался с изумлением.
«Ты от Левого?»
«Какое там! Левый стал много смеяться».
«Тоскует?»
«Я бы сказал, беспокоится».
«Ну если так… Все позвонить хочу…»
«А не надо пока… Он, наверное, расстроится…»
Особист и Валентин странно рассмеялись. Потом особист заметил:
«Он все-таки состоятельный крот. Я всегда ему не верил. Ты должен помнить мои слова. Хорошо, что ты гоняешь не с ним. Почему он крот все-таки?»
«
– А водила-то у тебя недавно, – остро глянул Будыко в сторону Сергея.
– Почему так решил?
– Взгляд у него глупый.
– Да нет, нормальный. Не жалуюсь.
– Он из последнего набора?
– Ну, в каком-то смысле…
– Да мне в общем-то все равно, лишь бы было на уровне, – сказал особист каким-то сильно ровным голосом. – Если он не трепло, если носом не вертит, то и пусть. Они все глуповаты, бензин, что ли, на них так действует. Лишь бы работал. Сейчас, сам знаешь, люди любят трепаться, а работает Пушкин.
– Наблюдается и такое, – легко согласился Валентин. – Но мой работает. Это точно. – И снова спросил: – Ты чего молчишь о Молчальнике? Что-то же сказать можно. Не издох?
– От него дождешься! – ухмыльнулся особист.
И подумав, предложил:
– Раз уж ты в машине, то в ней меня и жди, Валёк. Я сейчас улажу кое-какие дела и вынырну. Ну, погуляем, развлечемся. Так ведь? А? Только ты тут прямо перед проходной не торчи, этого не надо. Это ни к чему это, не приветствуется это у нас.
Он глянул на часы и смешался с потоком людей.
Сергей не без интереса спросил:
– Чем это он собирается нас развлечь?
– Надеюсь, интересными встречами, – коротко ответил Валентин, раздумывая о чем-то своем. И усмехнулся: – Ты наверное слышал? Иван решил, что ты мой водила.
– Слышал.
– Ну, водилой и оставайся, – решил Валентин. – У Ивана глаз цепкий. Главное, пока я буду общаться с ребятами, помалкивай. Водилам, особенно нашим, как ты понимаешь, не рекомендуется вступать в беседы профессионалов. Ты, правда, не знаешь и того, что нашим водилам рекомендуется, но дай Бог, пронесет. Так что это не совет, а приказ: помалкивай!
– А если твои приятели навалятся с расспросами? Как, дескать, дела в Москве? Как там в Службе безопасности Президента? Сколько там тебе платят, да как аккуратно?
– Непременно навалятся, – кивнул Валентин. – Даже обязательно навалятся, если ты рот откроешь. А не будешь открывать, будешь молчать, как умная рыба, тогда никто не обратит на тебя внимания. Ну, сидит себе московский водила, пень тупой, хрен с ним. Все так и подумают, что вот сидит водила капитана Якушева, и хрен с ним. Зачем расспрашивать какого-то водилу, когда можно расспросить самого капитана? – Валентин нахмурился: – Очень надеюсь, что сюда еще не докатились слухи о моих разборках с Конторой.
– Ладно, – кивнул Сергей. – Все понял.
И кивнул в сторону проходной:
– Вон твой кореш!
Ныряя неторопливо в машину, особист Будыко объяснил, вытирая носовым платком широкую лысину:
– Ну и жарко у нас, Валёк. Днем, думаю, будет еще жарче. Но дела свои теперь я перекинул на помощника, можно не торопиться. Вы, небось, проголодались? Здесь неподалеку есть пельменная.
– Нет, спасибо, – отказался Валентин. – Двинем сразу в Контору. Кто там сейчас начальствует?
– Подполковник Ермилов. Душа-человек. Ты, Валёк, его не знаешь, но должен был слышать о нем. Он полгода как переведен к нам из Ростова, чтобы, значит, личным примером воздействовать на чекистов.
– Отличился?
– Перехватил груз украденного на северных приисках золота. Сильная была линия: Магадан – Ростов – Грозный.
– Много?
– Килограммов тридцать вернул.
– А почему подполковника сюда?
Особист улыбнулся:
– А ты думаешь, ценности из России уплывают только через Чечню? Я тебе сразу скажу: Эстония сосет ничуть не меньше. Только, может, не так грубо, как Чечня. А вообще, не меньше.
И пообещал:
– Подполковник тебе понравится.
Подполковник Ермилов понравился, прежде всего, Сергею.
По выправке и по взгляду типичный кадровый офицер, подвижный, подтянутый, прозрачный, как стекло. В уголках ясных глаз уже завязались легкие сеточки будущих морщин, но смотрел подполковник легко, живо. По ровному блеску голубых глаз сразу было видно, что подполковник Ермилов действительно очень четко понимает, что такое Родина, и почему мы живем именно ради Родины, и почему ради нее должны жить дружно. Ко всему прочему, подполковник Ермилов на лету схватывал любую мысль собеседника, сразу честно давая понять – надо ли продолжать поднятую тему или нет никакого смысла в ее продолжении.
Кабинет оказался невелик.
Непременный портрет железного Феликса, старый книжный шкаф, загруженный массивными книгами (в основном классиками марксизма-ленинизма), массивный металлический сейф, надежно врезанный в кирпичную стену, два кожаных кресла под грубыми матерчатыми чехлами, самый обыкновенный кожаный диван и какой-то совсем казенный письменный стол с мраморным чернильным прибором, которым, возможно, пользовались еще во времена незабвенного Генриха Ягоды. Ну, конечно, непременный стул у стены. («Для допрашиваемого», – ухмыльнулся про себя Сергей). Под правой рукой подполковника на специальной тумбочке утвердились четыре телефона, среди них один белый – с литым государственным гербом СССР вместо обычного диска.
А ведь где-то я такой видел…
Ну да. В «Русском чае».
Многозначительный взгляд Валентина дал понять Сергею, что чекисты хотели бы остаться наедине. Покидая кабинет, он никак почему-то не мог отделаться от мысли, что говорить в кабинете будут о нем.
