«А разве вы, господин Жуков, не верите в перспективы развития частного бизнеса в России?»
Жуков решил оставаться честным:
«Не верю».
«Почему?»
«А налоги у нас неправильные. И люди неправильные. Не может быть нормального бизнеса при таких налогах и при таких людях».
«Ну, нам с вами налоги не страшны, – польстил Жукову главный. – Мы крупная геотуристическая компания. Можем, как говорится, и мир показать, и себя соблюсти. Можем любой национальный товар предложить зажравшемуся западному потребителю, а можем их дурацкий товар продвинуть на наш рынок. У нас всякую жвачку любят. Никто ведь всерьез этим не занимался».
«А я думал, что западные товары у нас продвинуты».
«Это вы ошибались, господин Жуков, – отмахнулся главный. – Но считайте, вам повезло. Не выходя из этого кабинета, вы можете стать действительным членом нашей команды. Понимаете? Вам осталось лишь выкупить лицензию за сто пятнадцать долларов».
«Долларов США?» – удивился Жуков.
«Предпочтительнее американских, – кивнул главный. – Но можете уплатить дойчмарками. Если вам проще уплатить дойчмарками, мы охотно пойдем вам навстречу».
«А зачем мне от вас откупаться? – грубо спросил Жуков. Что-то начало до него доходить. – Зачем мне от вас откупаться, если мы собираемся быть членами одной команды?»
«Проверка деловых качеств».
«А-а-а, проверка… – понимающе протянул Жуков и порылся в карманах. – Кажется, кошелек забыл… Вы не займете мне названную сумму? В долларах, а можно в дойчмарках… Под честное слово… Мы ведь теперь члены одной команды…»
«В долг не даем», – сухо ответил главный.
– Так и не взяли на работу? – засмеялся Сергей.
– Не взяли.
– А Серый?
– А Серый взял.
– По рекомендации?
– Не без этого.
– И как он платит?
– Ну, с Серым надежно, при Сером я как при обкоме партии, – уклонился от прямого ответа водила. И, притормаживая, ткнул кулаком вперед. – Видите ту полянку? Как ее проскочим, там я вас и высажу. Дальше дороги нет, а тропинка идет вдоль берега, не заблудитесь. Часа через два будете на заимке.
Сизая тишина.
Шелушащиеся корни елей, здесь и там покрывающих землю.
Запах смолы, прогретого лапника, сухих мхов, белесых лишайников, ядовито и сладко – прели. И во всем горьковатый привкус гари.
– Тебе тащить, – кивнул Валентин на похоронный венок.
– Надо было подарить Касьянычу.
Касьянычем звали деда, случайно встретившегося под Мариинском.
Уговор был в машину никого не сажать, но возмутился Коля Игнатов, гнавший джип до Мариинска. Ему надоело молчать, поскольку Сергей и Валентин никак не поддерживали начинаемые им разговоры, даже не всегда отвечали на вопросы. Какое-то время Коля держался, изучая надписи на бортах обгоняемых машин. Под Яей, например, увидел «запорожец» по пыльному борту которого кто-то пальцем выписал длинное: «Вы обгоняете ЗАЗ 963 КА».
– Интересно, что написано у него на другом борту? – спросил Игнатов.
И сам же ответил:
– «Вас обгоняет автомобиль ЗАЗ 963 КА».
И тормознул, заметив на обочине одинокого деда:
– Прыгай в дровни!
– А куда дровни-то наладил? – подозрительно спросил Касьяныч (так он потом представился), и погладил седую клочковатую бороду.
– А в Мариинск.
– Ну, если в Мариинск…
Дед одобрительно крякнул, увидев венок:
– Кому такую красоту? Небось, покойнику?
– Ему, ему, дед.
Аккуратно захлопнув дверцу, Касьяныч устроился на краешке заднего сиденья, стараясь все же не касаться бандитского венка. «Красивая вещь, – еще раз на всякий случай похвалил он. – Дорогая, наверное?» – «Не без этого». – «Выдали бы деньгами, смотришь, покойник бы жил». – «Да кто их теперь знает, покойников?» – «Ну как, – знающе возразил Касьяныч. – Человека, главное, поддержать вовремя. – И погладил венок: – Покойник-то мариинский?» – «Не совсем, – объяснил Коля. – Он в тайге жил. С напарником. На одной уединенной заимке. Гнали пихтовое масло, потом один умер». – «Дикий какой-то у вас покойник, – рассердился Касьяныч. – Чего не поехал к людям, чего сразу умер?» – «Ясный хрен, дикий», – согласился Игнатов. – «А из каких он?» – «Вроде из ваших, из мариинских. Я точно не знаю». – Касьяныч недоверчиво покачал головой: «Наш покойник успел бы к людям». – «Ну, не скажи, не скажи, дед, – возразил Коля. – Ты вот один бредешь по пустой дороге, а случись что? Успеешь добежать до людей?» – «Тьфу на тебя!» – «А по правде-то, чего ходишь один?» – «Бабульку одну проведывал». – «Это далеко?» – «Да верст двадцать».
«Лет тебе, похоже, не мало?»
«Да считай, в летах я, – совсем оттаял дедок. – Восемь десятков. Осенью на девятый пойду».
«Какие мы оптимисты! – ухмыльнулся Коля. – А зачем тебе эта бабулька за двадцать верст?»
«Да она там пасеку держит. Я бы и совсем перебрался к ней, да внук у меня в городе… Лечить надо…»
«А чего с ним?»
«Да так… Беда одна…»
«Часто наведываешься к бабульке?» – «Ну, раз в месяц точно. Живу три-четыре дня, а то и пять. Хожу пешком. Иногда подвезет кто-нибудь, но чаще пешком». – «Бедуешь, небось?» – «С чего бы это?» – удивился Касьяныч. – «Да нынче все жалуются. Говорят, все дорого, есть нечего, пенсии задерживают». – «А я за пенсией не гоняюсь, – мелко рассмеялся Касьяныч. – Принесут, хорошо. Задержат, тоже не страшно. Может, правительству так проще. У него расходы большие, не как у меня». – «А чем живешь?» – «Режу наличники, – заулыбался Касьяныч. – У меня это получается. В Мариинске меня знают. Увидишь красивые наличники, считай – мои. Мне подачек не надо, даже от правительства. Вон сколько трутней кормилось раньше от государства. Понятно, повыели мед. А я как почувствовал, я заранее успел купить лесу. Хороший у меня лес – плахи, бревнышки. До сих пор полон сарайчик. Все в аккуратности, под шифером, не гниет. А соседи у меня – Лукин да Лукьяненко, те иначе живут. У них летом не подойти ко дворам, говна и грязи по колено, – охотно объяснил дед. – Выпьют и пошли блажить: вот, дескать, до чего их довело правительство! Вот, дескать, как мы в говне да в грязи по колено! И все норовят пристроиться к демонстрации. Их сейчас много ходит. Пристроятся и идут под красными флагами, как на праздник, стращают начальство: а вот, дескать, перекроем железную дорогу! Им раньше правительство помогало, отвыкли от дела: сидят в говне. А я дед не новый, у меня во дворе чисто. Дождь, град, у меня всегда чисто. Я на себя полагаюсь. Пасечница меня за то и полюбила, что живу в аккуратности».
«А чем она занимается?»
«Пчел держит, – уважительно объяснил Касьяныч и мелко потряс бородой. – Ульев не много, штук десять, да много ей и не надо. Потихоньку лечит людей, мед продает, воск. По-человечески продает, не жадничает, на нее никто не в обиде. Один раз у нее даже дезертиры жили. Она их откормила, уговорила в часть вернуться. А я режу наличники, – похвастался дед. – Чего на старости лет тянуть жилы из правительства?»
«А бабульке не скучно одной?»
«Да когда ж ей скучать? – возмутился Касьяныч. – Пчелы уход любят, да и я прихожу. Иногда люди приезжают. А скучно станет, бабулька напечет пирожков с картошкой, да выйдет на дорогу».
«С внуком-то как получилось?» – осторожно спросил Сергей.
«Так ведь город… – бесхитростно ответил Касьяныч. – Учиться негде, работы нет. Одни ходят под флагами, другие в подворотнях. Всем кажется, что государство им задолжало».
«А разве нет?»
«А не знаю, – покачал головой Касьяныч и опять погладил бандитский венок, видно, нравилась ему вещь. – Вот мне, считай, нисколько не задолжало. И попросил: – Выедете на пустырь, притормозите. У нас город теперь с пустыря начинается. Раньше начинался с красивой арки, а сейчас прямо с пустыря. А внук… Чего там… – Он не договорил и сердито махнул рукой: – Тормозни!»
Звенящая тишина.
Белесые лишайники, сухие ели.
Бородатый ельник расступился, блеснула вода – низкая, светло переливающаяся через камни. Вся суета последних дней представилась вдруг Сергею ничего не значащей. Какой-то прибалт, какая-то карта, скины, чепуха, миражи, нежить. Реальностью был только звенящий зной. Реальностью были только белые бабочки-капустницы, бесшумно порхающие над водой, нежный смешанный запах смолы и далекой гари. Лучше колымить на Гондурасе, чем гондурасить на Колыме, усмехнулся он и бросил рюкзак на камни.
Они слышали звон воды.
И воздух звенел, невидимо струясь меж сухих деревьев.
