перебесится, в ум войдет и решит делу какому обучаться.».
Зато естествоиспытательский дух моей жены им пришелся по вкусу. Там не было разделения на мужской и женский труд, каждый выбирал себе дело по душе. Моя жена занялась выведением новых сортов деревьев. И весьма преуспела в этом. До сих пор лучшие мачтовые сосны в Корабельном лесу носят ее имя - радолы.
Наши дети подрастали, и пришло время отправлять их учиться мастерству. Их школьные годы пролетели как-то незаметно. Но ни корабеллами, ни лесорубами, ни лесниками они становиться не желали. Дочь хотела следом за мной найти среди богов достойнейшего, что бы посвятить ему свою силу. А младший сын тяготел к изготовления оружия. Он не мог выпустить из рук ни кинжал, ни меч, ни лук, не рассмотрев его как следует, не подметив все тонкости отделки или огрехи кузнецов.
Но в Грации, там, где мы жили, не было ни Цеха Оружейников, ни жречества как такового. Мы собрались было с помошью дружественных племен перебраться через пустыню и испытать судьбу в центральных областях Грации, но судьба сама нашла нас.
Однажды после долгих дождей выглянуло солнце, и жители Корабельного леса отмечали это событие как праздник. Там все праздники были стихийные. Мы жгли костры на берегу океана, жарили моллюсков и пели песни. Немногие гости на этом празднике - купцы, контрабандисты, путешественники - переходили от костра к костру, рассказывая последние новости и завиральные истории. Среди прочих к нашему костру подошла женщина. Она была уже немолода, но язык не поворачивался назвать ее старухой. Прямая осанка, гордый взор. Она подошла ко мне и без обиняков начала рассказывать о четырех стихиях, носителями которых должны были являться люди.
- Почему должны были? - удивился Клайд. - Мы и есть носители четырех стихий!
- Не совсем так. - возразил Гром. - То есть, я тоже так думал, ведь я был жрецом Гэн Кайна когда-то и знал историю сотворения человеческой расы. Но эта женщина возразила мне, что человечество носит остатки, ошметки истиных стихий, тогда как задуманно оно было вершить судьбы этого мира. Ну, мы с ней поспорили, потому что у меня было еще полным-полно глупостей в голове, не смотря на то, что я тогда уже наполовину поседел. Я не собирался всерьез ругаться с кем-либо в праздничный день, да и насмотрелся на свете всякого, что бы понимать - у всякой монеты две стороны. Но женщина завела меня в такие дебри, что я невольно вспылил и потребовал от нее покинуть нас. Она молча развернулась и двинулась прочь. К ней подошла еще одна особа, помоложе и что-то спросила. Я не слышал вопроса, но ответ различит очень ясно.
- Еще слишком молод и самонадеян. - словно вынесла приговор наша незванная гостья.
Я думал об этом разговоре всю ночь, а наутро отправился разыскивать ее в порту. Нашел без труда - первый же матрос указал мне на корабль, пришвартованный в ремонтной верфи. Женщина стояла на палубе, будто знала, чтоя приду.
- Нет, нет. - с ходу заявила она. - Даже если ты все понял или у тебя был вещий сон, ты еще не готов. Ты лишь попробовал стихии на вкус, но не вобрал их в себя. Тебе все время не хватало мужества дойти до предела, завершить что-то начатое.
- Но я только хотел спросить… - начал я неуверенно.
- Ах, вот оно что? - женщина, казалось, смягчилась. - Я расскажу тебе, и ты сам поймешь, что не готов. Да и будешь ли когда-нибудь готов, я не знаю. Человек создан хозяином этого мира. Так было задумано великим богом, но его воля противостояла воле прочих богов, желавших иное. К счастью, у каждого из создателей была своя раса избранных. Поэтому-то человечество и получило шанс.
- Но при чем тут я и моя готовность? - удивился я.
- Ты один из тех людей, кто способен подчинить себе четыре стихии. - пояснила она так буднично, словно речь шла о посадке капусты. - Разве ты не живешь уже четвертую жизнь, тогда как обычные люди едва-едва осмеливаются прожить хоть кусочек одной-единственной?
- Но почему я не готов? И к чему не готов? - скажу откровенно, мысли о могуществе приятно грели мне душу. Обрести нечто запредельное. Вырваться из круга суетных дел. Вершить судьбы мира - о, это звучало замечательно для меня!
- Не готов умереть окончательно. - гадко усмехнулась мне женщина. - Умереть прямо завтра. Нет, даже сегодня.
- Так значит все это могущество я приобрету только после смерти? - разочарованно протянул я. В мире множество верований и легенд рассказывает о райских кущах, ждущих за порогом окончательной смерти. Но в это сложно поверить воину, привыкшему встречать выморок с открытыми глазами.
- Не после, а на пороге. - уточнила странная гостья. - В тот день и час, когда смерть перестанет пугать тебя, как все неведомое, когда она станет только порогом, ступенькой на твоем пути, и ты будешь готов шагнуть без страха и сожаления, ты обрешешь свое могущество.
- Но нужно ли оно будет мне в таком состоянии? Ты описываешь безнадежность загнанной жертвы, сложившей лапки, обреченность смертельно больного, безысходность отравленного магическим ядом.
- Нет, я описываю мудрость понявшего, храбрость вставшего на защиту, силу принявшего решение и умение мастера. Ты прожил четыре жизни: воина, мастера, жреца и защитника и до сих пор не понял этого. Боюсь, что не поймешь никогда. - с этими словами она развернулась и удалилась вглубь корабельных переходов.
Больше я не встречал ее. Я обсужил странные слова с женой и детьми, но они недоумевали не меньше, чем я. С помошью медитаций и молитв я несколько раз пытался привести себя на грань между жизнью и смертью, но это не приводило ни к пониманию, ни к могуществу.
В конце концов, измучившись, я решил покинуть и Грацию тоже. Дети жаждали обучаться у мастеров, а не довольствоваться случайными встречами с проезжими. Путь наш привел нас на этот раз в Аден, где я снова был и воином, и защитником, и жрецом, и мастером - в Приграничье множество разумных живут такой жизнью.
И только столкнувшись с таким злом, как предательство разумных рас, истязания людей, человеческие жертвы, я начал кое-что понимать.
Я действительно ни разу не дошел до конца, понимаешь? Я был средним ремесленником, средним воином, средним жрецом. Но вот я начал защищать по-настоящему, и это вросло в меня, как стальной стержень. Одновременно мне захотелось достигнуть глубин понимания - или высот мастерства - в своих остальных жизнях. Я стал мастером высшего класса. Я не разбрасывался, не метался, я остался верен гончарному кругу, хоть в Адене и предпочитают металлическую и стеклянную посуду. Но я не просто гончар. Я гончар от бога. Я чувствую глину по запаху и по звуку, с которым она падает на мой круг. Я вижу трещины в кувшине, прежде чем они поднимутся из глубины на поверхность. Я чувствую огонь обжига на своей коже.
Затем я достиг мастерства в воинском искусстве и в жреческом служении. Но последнее, что вызывало во мне сомнения - моя семья. Да, дети выросли, но я оставался для них любящим и любимым отцом, которому можно послать пару писем в год, главное ведь знать, что он есть на свете. И жена, по- прежнему любимая и прекрасная для меня. Не трусость, не страх удерживали меня, а только эта любовь.
- А почему Торионел считает тебя своим личным врагом? - Клайд уже некоторое время ерзал на месте, не в силах слушать пронзительные речи Грома. Магу казалось, что тот вколачивает свои слова ему в голову, как гвозди.
- Я пока еще не обрел полного могущества, но стал достаточно силен, что бы много, много раз расстроить его планы. - без самолюбования пояснил Гром. - Ты знаешь, наверное, что после Преобразования и мы, и наши враги скованны рамками новых магических законов. Но я был той гирей, котроая перевешивала весы в пользу воюющих на моей стороне, как Гильдии магов.
Пусть даже я в ней и не состоял.
И, убивая массу вражеских прислужников, я мечтал отомстить тем, кто посылал эту гнусь в наш мир. Таким, как Торионел. Я даже в Бездну мог бы войти, лишь бы помешать ему.
- Нет, в Бездну никто не может… - начал было Клайд, но потом осекся. - Я хотел сказать, что назад уже никак.
- Может быть, я и не вернулся бы. - пробормотал охрипшим голосов рассказчик, отхлебывая воду из каменного кувшина, который стоял тут же на полу. Клайд уже несколько раз прикладывался к сосуду,
