мозгами. Смертельный вирус однобожия существует вот уже 34 века.
Вполне очевидно, что изобретать нечто конечное может лишь то, что само конечно. Желать конца развития может лишь то, что само не способно развиваться. Желать Страшного Суда может лишь то, что ненавидит реальную жизнь.
Вот уже две тысячи лет разношерстные христиане обещают друг другу Конец Света. Что-то его всё не видно. Ждём, уже на стол накрыли, а его нет. Ретивые большевистские вожди также обещали наступление светлого коммунистического завтра. Итог этого 'светлого завтра' известен.
Следующий момент. В тысячах томов христианских богословов Вы никогда не встретите ответа на простой вопрос: что будет делать 'истинный' христианин после того, как он спасётся? Хорошо, выхлопотал он себе 'спасение', а что дальше? Что? Делать-то он чего будет? Спросите любого христианина, что он будет делать после того, как успешно пройдет тест на Страшном Суде. Ведь должна же 'жизнь вечная' состоять хоть из чего-то. Дело заключается даже не в противоестественности статичной и вечной картины, а в том, что ещё никто не смог сформулировать, как всё это будет выглядеть.
Ну, а что касается возгласов, что это 'тайна божья', это 'никому не известно', 'нельзя пытаться понять божественный промысел', хочется спросить: 'А зачем тогда во всё это слепо верить? Почему это я должен верить в то, что невозможно понять? Не надувательство ли это? Если невозможно что-то понять, то зачем служители христианского вероучения с таким усердием рассказывают нам свои дурацкие и детские бредни о следующей жизни? Ведь очевидно, что они и сами ничего не смыслят в тех вещах, которые проповедуют для толпы легковерных болванов'.
В ком нет ни веры в абсурды, ни 'божьего страха', ни страха перед адом, ни скованности догмами - тот свободен, как птица в полёте. Это необычайно здорово!
И кто знает, может случиться такая ситуация: с течением времени вечное блаженство 'царствия божьего' может надоесть хуже адских мук. Точно так же и жуткие пытки ада не могут поражать вечно. Да и сковороды для жарки, а котлы для варки рано или поздно должны придти в негодность. Если грешнику уготованы вечные муки, от которых он никогда не умрёт, ибо загробный мир это и есть пребывание в смерти, то он очень скоро адаптируется к ним. И весь эффект назидательности Страшного Суда будет сведен к нулю. Так что христианскому богу придется помогать, засылая посменно новые бригады измотанных в горячем цехе чертей, либо его самого отстранять от исполнения обязанностей.
С земным раем коммунизма всё обстояло точно так же, ибо ни один партийный волшебник в период советского жития-бытия не смог нам объяснить, куда денется государство, когда оно отомрёт (по Карлу Марксу, 'Государство - это куча дерьма на дороге истории')? И как конкретно выглядит Светлое Завтра? Ни один советский преподаватель научного коммунизма не смог ответить, каким именно будет организм перерожденного и идейного человека 'светлого будущего'? И что останется у строителя коммунизма? Обучаясь в высших учебных заведениях первого государства победившего социализма, наши родители не смогли получить ответ ни на один из этих вопросов. Коммунистическая чехарда на 74 года оделась в рясу своего христианского брата.
Ныне, когда идеология марксизма-ленинизма утратила господство, её проводники табуном бросились в христианство. Да еще с таким рвением, с каким некогда сами взрывали и церкви, и Ипатьевский дом. Разуверились люди в рае земном, нужно скорее опять заворожить их раем небесным.
В Державе, занимавшей 1/6 земного шара, несколько лет назад вдруг запричитали 'о духовном возрождении', покаянии, 'дороге к храму'. Замелькали на телеэкране благообразные христианские образы. Всё это неспроста. Только очень наивный и недалёкий человек не увидит здесь прямой подставы и надувательства. Одна гадость сменяет другую гадость, а суть одинаковая. Мы к этому ещё вернёмся.
'Ад, ожидающий нас в загробной жизни, о котором нам говорят богословы, не хуже того ада, который мы сами создаём себе на этом свете, воспитывая свой характер в ложном направлении' (Уильям Джемс).
Глава 4. Монотеизм и политеизм.
* * *
В этой главе мы поговорим об идее Одного бога. Откуда свалилась на наши несчастные головы идея одного бога (идея однобожия)? Кто её придумал? Считается, что евреи являются родоначальниками однобогой религии - иудаизма. На самом деле однобогую религию придумали не евреи, а ДЛЯ евреев. Евреи сами ничего нового придумывать не умеют, у них начисто атрофировано творческое начало. Они умеют только заимствовать чужие мысли и выдавать их за свои. И я постараюсь это доказать.
Исторически первым однобожником был египетский фараон Аменхотеп IV, который правил в 1379- 1362 годах до р. х. Это признают все компетентные исследователи истории Египта. Он устроил в стране религиозную революцию, заменив старых богов новым монотеистическим божеством, Атоном. То есть, он 'запретил' богов, кроме одного. Как и все 'профессиональные революционеры', Аменхотеп имел все признаки вырождения: фигуру гемарфродита (очень широкие женские бедра и выступающие груди), неправильную, скошенную и удлиненную форму головы, которую он скрывал под специальным головным убором, тонкую и слабую шею. В целом он был неуклюжий и худой, c некрасивым вздутым животом и долговязый. У него была не в меру большая челюсть и покатый лоб. Такого некрасивого, коим был этот фараон-революционер, изображает нам барельеф на одной из колонн дворца Атона, который и построил этот фараон в Карнаке. Помимо всего он страдал эпилепсией. Считалось, что во время припадков 'Отец Эхнатона - Атон, - говорит своему сыну истину'.
На шестом году своего правления он изменил свое имя на Эхнатон ('угодный Атону'). Эхнатон был женат на своей родной сестре Нефертити, имевшей такую же уродливую голову (опять-таки скрывавшуюся под головным убором), тонкую длинную шею и некрасивые обвислые груди. Дочери Нефертити и Эхнатона также имели физические отклонения: вытянутые яйцеобразные головы. Вполне возможно, что эти признаки вырождения являлись прямым следствием нескольких поколений кровосмесительных браков в династии. На настоящий момент Нефертити почему-то считается эталоном красоты, хотя ничего эстетически красивого в ней нет.
