пеньком».
Конгрегация хихикает.
Вечером отец Джон приглашен к нам на ужин. Прислуживать должен старый Джозеф, однако я, желая впечатлить отца Тимоти, беру в кухне тяжелую супницу и нетвердо шагаю к обеденному столу. Чего и ожидать от неопытного семилетки? Разумеется, не успев поставить супницу, я проливаю бульон на гостя. Тот вскакивает словно ужаленный. И первое, что слетает у него с языка:
— Черт побери!
Кюре поднимает бровь, однако не говорит ни слова.
Тремя днями позже мой благодетель уезжает на родину в отпуск, оставив церковь и меня на попечение отца Джона. Встретив его, я вежливо говорю:
— Здравствуйте.
Священник презрительно щурится:
— Это ты, безмозглый подкидыш, облил меня супом на днях! Лучше веди себя тише воды, ниже травы, пока не вернулся отец Тимоти. Я буду очень внимательно следить за тобой.
Джозеф посылает меня отнести отцу Джону стакан молока. Тот сидит перед телевизором.
— Входи, Томас, — приглашает гость. — Хочешь посмотреть кино?
Я гляжу на экран. Картина английская. Кажется, речь идет о церкви: какой-то священник в черном беседует со священником в белом. Приятно узнать, что помощнику нравятся добрые, назидательные фильмы. Впрочем, от следующего эпизода по спине у меня бежит холодок. Девочка моих лет сидит на постели, но это не совсем нормальная девочка. У нее очень странное выражение лица, и глаза вращаются во все стороны. Служитель в черной сутане входит к ней с распятием в руке, и моя ровесница вдруг разражается самой грязной бранью, какую мне только доводилось слышать. Голос у нее хриплый, словно у пьяного мужчины. Затыкаю пальцами уши, как учил отец Тимоти. Но девочка уже не говорит. Она смеется будто сумасшедшая. Затем разевает рот и выплевывает в священника, словно из садового шланга, клейкую зеленую струю. К горлу подкатывает тошнота. Не выдержав, я убегаю из комнаты. Отец Джон визгливо хохочет вслед:
— Эй, безмозглый подкидыш! Это же просто кино!
Ночью мне снятся кошмары.
Три дня спустя мы с Джозефом идем по магазинам. Покупаем яйца, мясо, муку и овощи. Возвращаемся поздно вечером, и вдруг позади ревет мотоцикл. Я хочу обернуться. В этот миг лихой ездок настигает нас, бьет меня по голове и с визгом уезжает, подняв тучу пыли. Я успеваю разглядеть лишь спину довольно крупного мужчины в кожаной куртке и облегающих черных брюках и седока, одетого точно так же. Остается лишь гадать, кто этот водитель и что я ему сделал. Мне и в голову не приходит подозревать молодого помощника. В конце концов, я всего лишь безмозглый подкидыш.
Проходит неделя. Меня посылают отнести почту в комнату отца Джона. Тот как раз принимает ванну.
— Оставь на столе! — кричит он через дверь.
Собираясь уйти, вдруг замечаю: из-под матраса что-то торчит. Наклоняюсь ближе. Это журнал. Вытаскиваю. Оказывается, там целая стопка журналов — не толстых, но глянцевых. Какие чудные у них названия: «Парад голубых» и «Голубая сила». А ведь мужчины на обложках нормального цвета, разве что голые и волосатые. Поспешно сую находку обратно. И тут отец Джон выходит из ванной. Бедра обернуты полотенцем, зато вся грудь покрыта картинками и на руках извиваются черные рисованные змеи.
— Ты еще здесь? — сердится он. — А ну, выметайся!
Что это за рисунки на теле и зачем ему странные журналы под матрасом, мне, разумеется, невдомек. Я ведь просто безмозглый подкидыш.
Все чаще у нас по ночам появляются люди чудного вида и прямиком проходят в комнату молодого помощника.
Такое случалось и раньше — к отцу Тимоти приходили за помощью в самые неурочные часы. Правда, никто из страждущих не прикатывал на мотоцикле в черной кожанке и с тяжелой цепью вокруг шеи.
Однажды я решаю проследить за ночным посетителем. Отец Джон открывает ему на стук и торопливо запирает дверь спальни. Я наклоняюсь к замочной скважине. Знаю, это нехорошо, но меня разбирает любопытство. Священник и парень в кожаной куртке садятся на кровать. Отец Джон достает из выдвижного ящика пакет с какой-то белой пудрой. Потом высыпает ее тонкой линией на тыльную сторону левой ладони. То же самое он делает и с ладонью своего приятеля. Оба наклоняются и шумно тянут носами. Пудра исчезает у них в ноздрях. Служитель хохочет, как та девчонка из фильма.
— Клевый порошок, дружище! — восклицает гость. — Даже больно крутой для священника. И чего тебя в церковь занесло?
Отец Джон опять смеется:
— Одежка приглянулась. — Затем поднимается и протягивает посетителю руку: — Иди сюда.
Я в страхе уношу ноги.
Для чего мужчинам пудрить носы? Понятия не имею. Я же безмозглый подкидыш.
Наконец отец Тимоти возвращается из отпуска, чему я несказанно рад. По-моему, его осаждают жалобами на молодого помощника, потому что уже на следующий день в кабинете разражается крупная ссора. Отец Джон вылетает в коридор, хлопнув дверью.
Пасха окончена. Крашеные яйца давно съедены. Наша горничная ходит по дому и постоянно прыскает в ладошку.
— Что случилось, миссис Гонсалес? — интересуюсь я.
— Не слышал? — доверительно шепчет она. — Джозеф застукал отца Джона с мужчиной прямо в церкви. Смотри, никому ни слова, особенно отцу Тимоти, иначе такое начнется!
Не понимаю. Кюре и сам постоянно бывает в церкви с мужчинами. Например, когда слушает исповеди.
Сегодня я впервые ступил в исповедальню.
— Да, сын мой, с чем ты пришел? — произносит священник.
— Это я, отче.
Отец Тимоти подскакивает от удивления.
— Томас! Я, кажется, велел тебе не шутить такими вещами!
— Мне надо исповедаться, святой отец. Я согрешил.
— Правда? — Кюре мгновенно смягчается. — Ну и что ты сделал не так?
— Подглядывал в замочную скважину за вашим помощником. И еще смотрел его вещи без разрешения.
— Хорошо, сын мой. Не думаю, что мне стоит это выслушивать.
— Вам придется, святой отец.
И я выкладываю все: и про журналы под матрасом, и про ночных гостей в кожанках, и про белую пудру в носах.
Вечером в кабинете разгорается настоящий скандал. Я слушаю крики под дверью. Кюре заканчивает спор угрозой доложить о поведении отца Джона епископу.
— Я священник, — серьезно произносит он. — А это тяжкая ноша. Если она тебе не под силу, возвращайся в семинарию.
Утром в церковь наведался английский турист. Узнав, что молодой человек тоже родом из Йорка, отец Тимоти пригласил его к себе на несколько дней.
— Ян, познакомься. — говорит он, — это Томас, он живет с нами. Томас, это Ян. Ты столько расспрашивал меня о родном городе, вот наш гость все тебе и расскажет.
