Томаса.
И, посмотрев на меня, поспешно отводит глаза.
Инспектор ошарашен. Он даже не замечает моего изумления. Впервые вижу эту Смиту Шах. У меня и на такси-то не хватит, не то чтобы нанять защитника.
— Простите? — хрипит Годбоул. — Вы сказали — адвокат?
— Да. И все, что сделали с моим клиентом, неприемлемо и абсолютно противозаконно. Я требую прекратить подобное обращение. Согласно параграфам триста тридцатому и триста тридцать первому уголовного кодекса Индии, он имеет право подать в суд. Немедленно предоставьте бумаги на его арест. Я вижу, никто не ведет протокол допроса. И обвинение не было предъявлено в надлежащем порядке, как требует двадцать вторая статья конституции. К тому же вы нарушили параграф пятидесятый уголовного кодекса. Теперь, если у вас нет официального ордера, я забираю клиента для личной консультации.
— Э-э… мммм… Я… Я должен поговорить с комиссаром. Погодите минутку, — вот и все, что удается выдавить из себя Годбоулу.
Он беспомощно смотрит на женщину, качает головой и выскальзывает из кабинета.
Я впечатлен. Никогда не подозревал, что адвокаты наделены такой властью над полицейскими. Придется пересмотреть пищевую цепочку.
Не знаю, когда именно инспектор вернулся и что сказал непрошеной защитнице или что она ему сказала: я отключился раньше. От боли, голода и счастья.
Сижу на кожаном диване. В руках дымится чашка чая. Квадратный стол усеян газетами, которые придавлены стеклянным пресс-папье и красной настольной лампой. Стены покрашены в цвет гвоздики. Кругом висят свидетельства и дипломы в рамках. На полках выстроились толстые черные книги с позолоченными буквами на корешках.
Смита возвращается с тарелкой и стаканом. Пахнет едой.
— Вы, должно быть, голодны. Я принесла немного салата и колу. Это все, что нашлось в холодильнике.
Ловлю ее за руку. Ладонь теплая и чуть влажная.
— Спасибо.
Я до сих пор не ведаю, как и почему она очутилась в полиции. Говорит, прочла об аресте в газетах и примчалась, как только смогла. И вот я у нее дома, в Бандре. Лучше не любопытствовать, когда и зачем эта женщина привезла меня сюда. Чудо есть чудо, и не нужно вопросов.
Принимаюсь за угощение, так что за ушами трещит. Набрасываюсь на чапати. Уписываю салат. Выпиваю всю колу. Ем, пока глаза не лезут из орбит.
Поздний вечер. Я уже покушал и поспал. Сижу на большой кровати с голубым покрывалом. У моей бывшей хозяйки, кинодивы Неелимы Кумари, спальня была другая. Вместо зеркал и полок, уставленных наградами, тут книги и огромный плюшевый мишка со стеклянными глазами. Зато есть такой же телевизор «Сони» и даже DVD-плейер.
На краю постели сидит Смита, в руках у нее диск.
— Смотри, я раздобыла копию записи с твоего телешоу. И мы с тобой изучим его самым тщательным образом. Тебе придется в точности рассказать мне, как было дело, почему ты ответил на все вопросы. Но говорить нужно только правду.
— Правду?
— Даже если ты обманул их, мое дело — защищать. Твои слова не будут использованы против тебя в суде.
В голову закрадываются первые сомнения. Не слишком ли все хорошо, чтобы оказаться правдой? Уж не Джонсон ли подмазал эту женщину, чтобы вытянуть позорное признание? Можно ли ей доверять?
Пора принимать решение. Достаю из кармана монетку в одну рупию. Орел — иду на сотрудничество. Решка — делаю ручкой.
Монетка взлетает в воздух. Орел.
Я спрашиваю:
— Знаешь Альберта Фернандеса?
— Нет. А кто это?
— У него подпольная фабрика в Дхавари. Выпускает застежки к ремешкам от часов.
— Ну и?
— Он любит резаться в «матка».
— «Матка»?
— Запрещенная карточная игра.
— Понятно.
— Так вот, Альберт Фернандес любит резаться в «матка», и в прошлый вторник случилось что-то поразительное.
— Что же?
— Он выиграл пятнадцать раз кряду. Представляешь? Загреб за вечер пятьдесят тысяч рупий.
— Ну и что? Не вижу связи.
— Разве? Ему повезло в карты. Мне повезло на шоу.
— Хочешь сказать, что ты по чистой случайности двенадцать раз выбрал верный вариант?
— Нет. Ответы-то я знал.
— Ты знал ответы?
— Да. На каждый из вопросов.
— Тогда при чем здесь удача?
— Так ведь они спрашивали только то, что я твердо мог сказать!
Выражение на ее лице говорит мне все. Не в силах терпеть, я разражаюсь печальной и гневной тирадой:
— Понимаю, о чем ты думаешь. Годбоул тоже удивлялся, с чего меня понесло на ту викторину. Ты тоже считаешь меня способным лишь подносить жареного цыпленка да разливать за стойкой виски. Живи как собака и сдохни как насекомое. Верно?
— Нет, Рама. — Она берет меня за руку. — Этого я никогда не подумаю. Но ты пойми. Я собираюсь тебе помочь и должна уяснить, каким образом ты добился выигрыша. Честно говоря, понять трудно. Боже, да я сама не ответила бы на половину вопросов.
— Те, у кого нет денег, тоже умеют задавать вопросы. Держу пари, если бы викторину устроил бедняк, любой богач провалился бы на первом же туре. Пусть я не в курсе, какая валюта во Франции, но без запинки отвечу, сколько денег задолжал Шалини Таи соседу-заимодавцу. Понятия не имею, кто первым ступил на Луну, зато легко скажу, кто в Дхавари выпустил первый пиратский DVD. Ну-ка попробуй, разгадай мою викторину!
— Послушай, Рама, не горячись. Я не собиралась тебя обидеть. Наоборот, хочу помочь. Если ты не врал, объясни, откуда взял ответы.
— Не могу.
— Почему?
— А ты замечаешь каждый свой вдох и выдох? Нет. Но при этом знаешь, что дышишь? Вот и я знал. Хотя не учился в школе. И не читал книг.
— Получается, мне нужно выслушать историю твоей жизни, чтобы докопаться до истины?
— Может, и так.
Смита кивает.
— Значит, вот он, ключ к разгадке. В конце концов, на викторинах проверяются не столько познания, сколько память. — Она оправляет голубую дупатту и смотрит мне прямо в глаза. — Итак, я готова выслушать твои воспоминания. Можешь начать с самого начала.
— В смысле с рождения?
— Нет. С первого вопроса. Но прежде пообещай мне, Рама Мохаммед Томас, говорить одну правду.
