Ксюшей, ожидавшей ребенка. Чем всё это закончилось — вам известно. И потому не надо разъяснять, что мой расчет был прост: Суходолов прежде всего рассчитается с Моховым за Ксюшу, потом, узнав что Мохов действовал по моему указанию, со всей ненавистью обрушится на меня. По суходоловскому сценарию моя логика была отброшена. Суходолов — это я воспроизвожу кадры не существующего в природе суходоловского фильма — кивнул Атаманчику и говорил ему, видишь, Атаманчик, какая вокруг меня игра разыгрывается. Решков, говорил Суходолов Атаманчику, на кон кинул козырную карту, Мохова кинул! Это же прямо приманка для меня, чтобы я, значит, в злости ринулся и списал в расход Мохова. А чтоб приманка была вернее, тут и
— Куда это Атаманчик зашился? — однажды спросил у Суходолова Ступица. — Несколько дней не видел.
— Атаманчик? В Сибирь подался, — спокойно ответил Суходолов. — К знакомому в гости. Соскучился, к старому дружку тронулся, проведать.
— Ну и дела, — поднял плечи Ступица. — А ты не сказки сказываешь?
— Может и сказки, — согласился Суходолов. — Со сказкой к смерти легче двигаться.
— Ну и ну, — пробормотал Ступица. — Об какой смерти болтаешь? И как-то неинтересно, словно и сам не догадываешься, о чем треплешься. Всё треплешься, а надо бы уже кончать с Ловшиным. Да еще с некоторыми другими. Ты как думаешь, Семен Семеныч?
— Ловшин? Что ж, — согласился Суходолов. — Действуй. Тонко, с розыгрышем, чтоб другие прочие не сообразили ничего. Чтоб всё случилось по пьяной лавочке, что ли.
— Не бойсь, — сказал Ступица, — я втравлю его в азарт… в шалмане у Булдихи.
Это я вам, Владимир Борисович, развертываю «сценарий», составленный Суходоловым. Дальнейшие кадры? Через несколько дней Ступица встретился с Ловшиным у Булдихи. Пили. Потом играли в очко. А потом…
— Ну, всё, — рассмеялся Ловшин. — Не везет тебе, Ступица. Так что оставь себе мелочишку на похмелье. Чтоб голова не болела.
Только этого, казалось, и ждал Ступица.
— Играй, гад! — заорал он. — Вот на этот портсигар играй! Ну!
Ловшин с завистью посмотрел на золотой тяжелый портсигар, но играть отказался.
— Играй! — Ступица вскочил из-за стола. Все, находившиеся в шалмане, почувствовали, что теперь дело не закончится просто. Догадался об этом и Ловшин, хотя еще и не понимал, к чему клонит Ступица и потому прищурился и с презрением посмотрел на Ступицу.
— Ты чего глядишь? — спросил Ступица и шагнул к Ловшину. Тому надо было бы отодвинуться, но вместо этого он со свистом плюнул, явно рассчитывая, что такая выдержка смутит Ступицу. Но Ловшин ошибся. Ступица кинул взглядом на плевок и крикнул:
— Тут тебе и конец!
Но он не успел сунуть руку в карман. На Ступице уже висела Булдиха и вопила:
— Брось, Ступица! Ты что такое надумал?!
Ступица оттолкнул Булдиху, но Ловшина уже не было в шалмане.
Сценарий — есть сценарий, — продолжал Решков, — и дальше, Владимир Борисович, опять кадры. Узкий глухой и темный переулок спрятал Ловшина.
— Ушел, гад. Пусть пока погуляет. А ты налей мне водки, — приказал Ступица. — Чёрт с ним!
Но спокойствие его было напускное. Об этом происшествии у Булдихи он всё собирался и собирался рассказать Суходолову, но каждый раз откладывал, стыдясь сознаться в своей оплошности. И только через несколько дней, убедившись, что Ловшин таинственно исчез, Ступица во всем признался.
Суходолов выслушал путаный бестолковый рассказ Ступицы и спросил:
— Ты кому еще об этом говорил?
— Никому.
— Ну и молчи.
Ступица заволновался. Он принялся каяться в том, что упустил Ловшина.
— Я так хорошо его обложил, — говорил Ступица. — На мелочи погорел! Большой вред теперь может сделать Ловшин.
— Не сделает, — равнодушно бросил Суходолов. — Как не сделает? Ведь ушел он!
— На тот свет, — усмехнулся Суходолов.
— Что?!
— Вечером у тебя сорвалось с Ловшиным, а на утро объявился Атаманчик, и…
— Как так объявился? Он, ведь, в Сибирь поехал? К другу на побывку. Ты сам говорил, Семен Семеныч.
— Правильно, — кивнул головой Суходолов. — Атаманчик ездил, только я тебе адрес не совсем точный дал. Ездил он к Мохову.
— К Мохову? Ты что, дурачка из меня строишь?
— Погоди, не суетись. Точно: к Мохову. К помощнику Решкова.
— Ну и? — выдохнул Ступица.
Ступица не сразу поверил рассказу Суходолова. Только когда увидел кошелечек с бриллиантами, умилился: — Вот это работа!
— Чистая, — подтвердил Суходолов. — И быстрая. Ты послушай, Ступица, как дело сварганилось. Атаманчик, значит, поехал. А Мохов, значит, около финской границы вроде бы отпускником гулял. Ну, охотничал там, сил набирался, жил на дачке у лесника. А тут тихонько входит Атаманчик. Деликатно, без шума. Мохов, понятно, узнал Атаманчика. «Будь руиг, — по-иностранному говорит ему Атаманчик, — не шухери. И сиди смирно, — советует Атаманчик, — мне твои слова ни к чему, я хочу честно забрать твои бриллианты»… Тут Мохов плечом дернул… «Ты не бойсь, — говорит ему Атаманчик, — жизнь твоя драгоценная мне не нужна. И вообще не тревожьсь, — так говорит Атаманчик, — только учти, что меня как-то раздражает человеческая подлость. Я не об тебе толкую, ты — хороший! Ты без канители вынешь совсем маленький кошелечек… такой маленький кошелечек с камешками вынешь и попросишь, чтоб я его у тебя на память взял». Обо всем таком Атаманчик говорил на полный серьез, и Мохов, поежившись, действительно вынул желтенький кошелечек и положил его на стол.
— Ну? — в восхищении прошептал Ступица. — А потом?
— Атаманчик, понимаешь, вытащил из моховского кармана пистолет. Чтоб лишнего шума не случилось. А кошелечек взял не сразу. Атаманчик долго вроде бы ломался, а потом придвинул кошелечек к себе и опять интеллигентно и по-иностранному сказал: «Орднунг, то есть, порядок, как говорили немцы, подписывая с большевиками Брест-Литовский мир». И уже спрятав кошелечек в свой карман, Атаманчик вынес резолюцию: «А теперь, гражданин Мохов, ауфвидерзеен, или, по-русски, до скорого свидания. Счастливого вам пути в заграничное путешествие». Ну, Мохов косит своим паскудным глазом, кривит морду, вроде бы ему уже расхотелось за границу. Атаманчик сочувствует. «Не пофартило, гражданин Мохов, — говорит Атаманчик. — Бывает. Фарт, гражданин хороший, это когда подарок кошелечка с бриллиантами, еще тепленькими от лежания в кармане у того, кто собирался в Европу. Фарт, одним словом, везение и тому подобное. Фарт, гражданин Мохов, это когда твоя пуля ложится в цель, а чужая — идет мимо тебя. Это и есть настоящий фарт. Таким фартом я и живу до сей секунды, гражданин Мохов. Кончится фарт, тогда, понимаете, труба. Конец. Амба! Четыре сбоку — ваших нет…»
— Ну и?! — взвизгнул от восторга Ступица.
На этом восклицании Ступицы Автор, пока, поставит точку, чтобы воспроизвести —
