Философия Зла

Используемые понятия содержат историческую, географическую и социальную переменную Разграничение «мы» и «они» очень важно для самоидентификации. Изначально в таком разграничении нет ничего предосудительного, пусть даже отдельные критерии бесспорно более условны, чем другие. Серьезная проблема заключается в склонности к неравнозначной оценке составляющих пару понятий, что является основой для разного отношения к ним.

Немецкий юрист и философ Карл Шмитт пишет: «Всякое религиозное, нравственное, экономическое, этническое или иное противопоставление превращается в политическое, если оно достаточно сильное и может способствовать эффективному разделению людей на друзей и врагов». Шмитт полагает, что это имеет драматические последствия. Согласно Шмитту, разделение друг-враг является политическим. Действие политики заключается в сохранении собственного существования и уничтожении тех, кто ему угрожает, и нет почти никакой возможности преодолеть это противопоставление путем переговоров. Это - привилегия государства, и, чтобы защитить себя самое, государство должно также устранять всех внутренних врагов, т.е. всех, кто нарушает однородность целостности.

Новалие описывает зло как принцип изоляции, разделения (Princip der Trennung).Слово дьявол образовано от греческого глагола diaballein,что значит отделять друг от друга, делить. Зло возникает там, где распадаются узы человеческих отношений, там, где конкретные отношения подменяются абстрактными идентификациями. Если мы делим мир на овец и козлов353, добрых и злых, то овцы - самопровозглашенные добрые - имеют тенденцию подвергать козлов невыразимым ужасам. Поступая таким образом, овцы также укрепляют собственную групповую идентификацию, что одновременно является основанием для подтверждения идентификации козлов. Насилие производится группой. Филипп Гуревич описывает геноцид как практику по формированию общности. Мы склонны «забывать» несправедливость, которой подвергаются «злые». После Второй мировой войны сложилось общее единодушное мнение, что немцы - злодеи, и интернирование, принудительная депортация 11,5 миллионов немцев из Чехословакии и Польши, беспокоила немногих - так же, как и то, что около 2,5 миллионов этих немцев погибло во время зверской депортации и интернирования, обладавшего поразительным сходством с нацистскими преступлениями предшествующих лет. Ничтожная часть из числа подвергшихся принудительной депортации принимала активное участие в военных действиях и преследованиях - большинство депортированных составляли женщины и дети - было достаточно того, что они были немцами, а следовательно, и «злодеями». Тот же механизм заработал летом 1995 года, когда 250000 сербов было выдворено из Хорватии, и коль скоро сербы считались злодеями, то интерес к их дальнейшей судьбе не был популярен354. То, что «другие» - злы, не означает, что «мы» добры355.

Как Библия, так и Коран разделяют мир на категории: «верующий» и «неверующий», «благой» и «злой». Поскольку категория «верующий» отождествляется с категорией «благой», неверующие оказываются скорее в категории «злой». А коль скоро необходимо бороться со злом, то неверующие становятся узаконенными объектами преследования - притеснитель олицетворяет «благо», а жертва - «зло». Крестовые походы являются наглядным примером такого восприятия, мы можем также привести примеры из новейшей истории: 2 5 февраля 1994 года в Хевроне доктор Барух Гольдштейн открыл огонь против мусульман во время молитвы, убив и покалечив в общей сложности 130 человек. Гольдштейн был убежден в том, что действует во имя блага, что эти мусульмане - зло, - и множество еврейских поселенцев поддерживали его в этом и чествовали как героя. Пример Гольдштейна - лишь один из бессчетного количества примеров, и с таким же успехом я мог бы выбрать агрессора-мусульманина. В Библии существуют четкие образцы поступков, подобных тому, что совершил Гольдштейн. Можно обратиться к Четвертой книге Моисея, где в одной из глав рассказывается о борьбе сынов Израилевых против Мадианитян, когда Моисей в гневе оттого, что его воины убили лишь мужчин-мадианитян, оставив женщин и детей в живых, отдает приказ убить также всех мальчиков, женщин, познавших мужчину, а оставшихся девушек обратить в невольниц356. В Первой книге Самуила можно найти призыв к подобному обхождению с амаликийцами, с той лишь разницей, что убиты должны быть абсолютно все: «Теперь иди и порази Амалика [и Иерима] и истреби все, что у него и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла»357. Библия содержит массу подобных эпизодов358. Я выделил те, что, на мой взгляд, являются наиболее ужасающими.

Примечательная особенность этих истреблений - это отношение между захватчиком и жертвой, которое, с точки зрения захватчика, является обратным, т.е. захватчик становится «истинной» жертвой. Вина возлагается на жертву, которая изображается и понимается как агрессор. Как указывает Арне Юхан Ветлесен, подобное обращение является общей чертой всякого геноцида, имевшего место в двадцатом столетии. Во многом это обусловлено внутренней логикой коллективного мышления. Группа зачастую обладает параноидальной логикой. Элиас Каннети пишет:

К наиболее бросающимся в глаза чертам жизни массы принадлежит нечто, что можно назвать чувством преследования. Имеется в виду особая возбудимость, гневная раздражительность по отношению к тем, кто раз и навсегда объявлен врагом. Эти люди могут вести себя как угодно, быть грубыми или предупредительными, участливыми или холодными, жесткими или мягкими - все воспринимается как проявление безусловно дурных намерений, недобрых замыслов против массы, заведомым стремлением откровенно или исподтишка ее разрушить359.

«Другим» с легкостью приписываются аморальные качества и привычки, которые нередко лишены всякого основания. Принадлежность к определенной группе формирует и базируется на сомнительных суждениях и предрассудках, касающихся как своей группы, так и группы других. Белые колониалисты часто считали местных жителей «злыми» людьми, которые ко всему прочему были еще и людоедами, -мнение, которое лишь изредка соответствовало действительности. Часто в этом же подозревали белых и африканцы. Они были убеждены в том, что белые люди засаливают и коптят человеческое мясо, делают сыр из мозга, а красное вино - из крови, и во время перевозки рабов многие пленники гибли, потому что отказывались от еды, которая, по их убеждению, была приготовлена из человеческого мяса. Это было взаимное предубеждение, единодушное мнение об испорченности других. Франц Фанон обращает внимание на следующее: «Теоретически, манихейский взгляд колонизаторов на местных жителей как на «абсолютное зло», породил ответную позицию и у местных, которые привыкли считать европейцев воплощением подобного абстрактного зла».

Эту дифференциацию можно с успехом систематизировать, отталкиваясь от понятия «мнимая общность», введенного Бенедиктом Андерсоном. Общность мнима, поскольку большинство членов отдельной группы никогда не имели и не хотели бы иметь контактов друг с другом - они даже не хотели бы слышать друг о друге. Тем не менее они причисляют себя к сообществу. Какой-то аспект или качество разномастных индивидов возводится в ранг основания для включения в группу, и это, таким образом, мотивирует дифференциацию «мы» и все остальные. Это качество, совершенно произвольно выхваченное из числа прочих, обретает статус главного отличия, оставляя в стороне подавляющее большинство иных качеств, общих для «нас» и для «них». Такие представления об общности громом отозвались в Югославии. Противоборствующие по большому счету говорят на одном языке, относятся к одной этнической группе -«славяне», и можно лишь удивляться тому качеству, которое объединяет людей определенной группы в борьбе против людей другой группы. Причина заключалась в исторических и религиозных разногласиях, которые, однако, не были столь ощутимы в обыденной жизни Югославии до 1989 года. По существу, это было чем-то искусственно созданным за короткий отрезок времени, но этого оказалось достаточно для того, чтобы бывшие друзья возненавидели друг друга и одна группа людей начала притеснять другую. Именно представление о некоей общности стало мотивом преследования другой мнимой общности.

Качество, которое отличает «нас» от «них», может быть даже таким ординарным, как, например, принадлежность к болельщикам разных футбольных клубов. Трагедия, разыгравшаяся на стадионе