Типологии скуки
Скука чаще всего возникает из-за повторяемости событий. Лично меня охватывает скука, например, когда я хожу по музеям и галереям и не нахожу ничего иного, кроме вялых копий произведений, которые я видел уже многократно. Мне становится скучно, когда я слушаю одну и ту же лекцию четвертый раз, и я скучаю, когда я сам читаю одну и ту же лекцию четвертый раз подряд.
Порой даже случается так, что лектор недостаточно квалифицирован, чтобы выучить что-то новое. Впрочем, скука — позитивный и даже необходимый источник для развития человечества и для прогресса в целом. Мы можем скучать разными способами. Чувство скуки могут вызвать определенные объекты или люди или даже мы сами. Порой мы испытываем анонимную скуку, когда мы не знаем, почему мы скучаем. Можно скучать еще и потому, что скука не имеет никакого содержания, она лишена именно «наших» индивидуальных свойств. В последнем случае было бы точнее охарактеризовать ее каким-то хайдеггеровским способом, например «скука наскучила».
Есть много разных типологий тоски. Милан Кундера различает, например, три типа скуки: есть пассивная скука — человек страдает от того, что ему все вокруг неинтересно, есть активная скука, когда человек целиком предается, например, хобби, и мятежная скука, когда молодые люди, например, крушат витрины. На мой взгляд, подобная типология весьма условна. Она, в сущности, просто констатирует, что человек может реагировать активно или пассивно на скуку и не проводит качественных различий между разными типами скуки.
Тогда я обратился к типологии Мартина Дольмана, который различает четыре типа скуки:
1. ситуативная скука — это когда человек находится в ожидании чего-то, например лекции или поезда;
2. скука разочарования, когда человек ждет чего-то важного от какого-то события или явления, но все оборачивается банальностью;
3. экзистенциальная скука, когда кажется, что душа лишена содержания и мир топчется на месте;
4. креативная скука, которая не столько характеризуется каким-либо содержанием, сколько результатом, например, когда человек вынужден все время создавать что-то новое.
Конечно, каждая из этих скук плавно перетекает в другую, но это разделение представляется мне довольно точным.
Густав Флобер различал обычную скуку (ennui commun) и современную скуку (ennui moderne), и в целом это деление соответствует в общих чертах нашему представлению о ситуативной и экзистенциальной скуке. Разные герои романов Флобера скучают по-разному, и грань между разными типами скуки нелегко поддается определению. Трудно, например, сказать, какая скука одолевает Бювара и Пекюше — обычная или современная? Она обычна в том смысле, что они скучают, когда им препятствует что-то конкретное, ведь они целиком предаются своим сумасбродным учениям и изучают все, что возможно, — от земли и до неба. Но их скука современна в том смысле, что касается их собственного существования как такового.
Между тем я склонен полагать, что оба они страдают «обычной» скукой. У Эммы Бовари скука, напротив, имеет более современные свойства, хотя она направлена на те воображаемые объекты, которые героиня пытается реализовать в сексуальном плане. Словом, различить ситуативную и экзистенциальную скуку можно следующим образом: ситуативная скука содержит тоску по чему-то конкретному, а экзистенциальная скука — это тоска по чему-то желанному вообще.
Мы можем отметить, что ситуативная и экзистенциальная тоска имеют разные символические выражения. Или, точнее говоря: ситуативную скуку можно выразить какими-то жестами или движениями: человек зевает, ёрзает на стуле, вытягивает руки и ноги и все прочее в том же духе, а глобальная экзистенциальная скука почти лишена выражения.
Пластика и жесты при ситуативной скуке таковы, что кажется, человек может сбросить с себя это ярмо, освободиться и следовать дальше. И напротив, экзистенциальная скука внушает имплицитное впечатление, что ее невозможно победить волевым актом.
Негативным следствием скуки может быть также вызывающее поведение, поведение, которое нарушает границы дозволенного. Такую скуку можно исцелить, вращаясь на стуле, во время лекции или встречи. Можно также куда-нибудь уехать. Вообще, скуку можно как-то смягчить. Например, в романе Альберто Моравиа «Скука» рассказчик сравнивает свою скуку с той, которая мучила его отца:
И отец тоже страдал от скуки, и его не миновала чаша сия, но его страдания можно было исцелить в счастливом окружении бродяг в ближайших деревнях. Его переживания можно было бы назвать вульгарной скукой, скукой, которая не требует ничего иного, только новых и чрезвычайных, особенных переживаний.
Между тем сам рассказчик страдает именно от скуки, которая глубоко его уязвляет, а невыносимая скука требует явно более сильных средств для утешения, можно сказать, более резких поступков и жестов.
Жорж Батай, например, пишет:
«Нет более экзальтированного чувства, чем ощущение того, что все вокруг нас — пустота. Причем это не означает, что мы переживаем пустоту внутри нас самих, а как раз напротив: мы преодолеваем это чувство и осознаем, что мы преступаем определенные границы»
а потом приходит осознание того, что хоть пустота и есть причина для проступка, но разве это может помочь человеку вырваться из мира, который объят скукой?
Шопенгауэр описывает скуку как «блеклую тоску по некому неопределенному объекту». Человек, погруженный в пучину скуки, теряет способность найти какой-либо объект для своих желаний. Мир становится бесцветным.
Кафка пишет в своих дневниках:
«Ощущение такое, словно я потерял все, чем владел, и мне безразлично, вернется ли все это ко мне»
.
В романе Моравиа «Скука» это чувство описано так:
«Словно болезнь присуща самим вещам, болезнь, которая возникает тогда, когда вся тяга к жизни увядает и исчезает, внезапно и беспричинной. Скука становится как туман..
Почти то же выражение мы встречаем у Хайдеггера, который описывает скуку как «умолкнувший бред», когда каждый предмет и все, в том числе и ты сам, заболевают одинаковым характерным безразличием. У Гарборга тоже есть интересное описание:
«Я не знаю лучшего определения этому чувству, чем психическое оледенение — оледенение, которое сковывает душу».
Скуку порой описывают как бесчувственность и пустоту — внутреннюю и внешнюю, присущую индивиду и окружающему миру. Фрейд утверждал, что
«в состоянии печали весь мир становится убогим и пустым, а меланхолия вызывает ощущение только собственного несчастья».
