высокие, не ведавшие покоса травы, уже сухие из-за палящего степного солнца, ехали не спеша, радуясь ночной прохладе, то и дело вспугивая какую-то живность, буквально выскакивающую из-под копыт и уносящуюся вдаль с шумом, достойным крупного зверя.
Я начал всматриваться в горизонт, пытаясь разглядеть что-либо, способное сойти за курган. Слева впереди действительно маячила какая-то возвышенность. Я указал Питеру направление движения, и мы тронулись дальше навстречу нашему агенту.
–
Мы проехали еще несколько минут в полном молчании, слушая звуки ночной степи. Какая-то птица, всполошенная нашим появлением, крикнула резко и тревожно, словно спеша предупредить сестер о близкой опасности, я оглянулся, пытаясь рассмотреть нарушительницу спокойствия… Волосяной аркан с тихим змеиным шипением взвился из травы позади меня, и петля его, обхватив мне плечи, затянулась стремительно, как кольца удава.
«И-и-и-и-ях-ха!» – разнеслось над степью. Жуткий пронзительный клич степняков-ордынцев, леденящий кровь своим первобытно-звериным звучанием. Я чуть замешкался, пытаясь понять, зачем нужен Лису такой экзотический способ моего пленения. Это промедление вполне бы могло погубить меня. Пятеро всадников на приземистых полудиких лошадках, в мохнатых остроконечных шапках, надвинутых по самые глаза, вынырнули из густых трав и, погоняя нагайками своих коней, понеслись в направлении, явно противоположном моему изначальному. Я вылетел из седла, как вылетает привязанный к дверной ручке зуб при соответствующем рывке, и, хотя густотравье слегка смягчило удар, моя спина сполна ощутила всю прелесть приземления и последующего движения в роли саней-волокуш.
В ту секунду, когда неизвестные всадники, заарканив свою добычу, погнали коней, спеша исчезнуть в ночной мгле, ехавший позади меня Питер, похоже, пришел к выводу, что все происходит не совсем так, как я ему обещал. Корректное пленение, о котором говорил Лис, явно не включало в себя ни арканов, ни столь экзотического способа перемещения по степи. Недолго думая, он завалился набок, а через секунду из-под брюха его лошади ударил выстрел. Разбойник, к луке седла которого был примотан аркан, взмахнул руками и откинулся в седле. Остальные тут же бросились врассыпную, еще ниже пригибаясь к конским холкам, чтобы по возможности уменьшить площадь мишени.
Это была всего лишь уловка: исчезнув из поля зрения моего меткого спутника, ордынцы развернут коней и, обойдя, атакуют с четырех сторон. Я знал это, но ничем не мог помочь Питеру. Мне самому приходилось уповать на его помощь. Я слышал, как с жутким воем бросились в контратаку степняки, но испугать Питера им было не под силу. Он мчался вслед за мной, не обращая внимания на преследователей. На мое счастье, легконогие гусарские лошади быстрее неприхотливых местных лошадок, и потому минуты три спустя я уже лежал на земле, едва переводя дыхание после своего короткого, но столь содержательного путешествия. Питер, с саблей в одной руке и пистолетом в другой, гарцевал около, готовясь принять, быть может, последний в своей жизни бой над телом поверженного господина.
Мерный стук множества копыт потряс землю. Возможно, к разбойникам шло подкрепление, но мне хотелось верить в лучшее.
– Это Лис, – прошептал я, теряя сознание.
– …Э-э, атаман, это наш пленник. Пугач обещал за офицера десять ружей дать.
– Ты шо буровишь, чуркестан немытый! Я этого золотопогонника уже неделю пасу.
Не знаю, долго ли я был без сознания и долго ли длился спор над моим бренным телом, но видно было, что высокие договаривающиеся стороны уже готовы схватиться за сабли и довести друг друга до полного консенсуса. Поведя глазами из стороны в сторону, я увидел Редферна. Проинструктированный заранее, он без сопротивления сдал оружие примчавшемуся на звук выстрела Лису и теперь стоял, спешившись, в ожидании разрешения спора.
– Питер, – окликнул я. – Помоги встать.
Камердинер бросился ко мне, помогая подняться и растягивая петлю аркана.
«Славно начинается моя дипломатическая миссия», – с досадой подумал я, опираясь на руку камердинера и стараясь принять строго вертикальное положение. В голове мутилось, и земля коварно пыталась ускользнуть из-под ног.
– У-у, как все плохо, – пробормотал я себе под нос, делая небольшой шаг в сторону Лиса. – Господин атаман! Я – флигель-адъютант императрицы Екатерины, премьер-майор Вальдар Камдил. Следую в ставку Пугачева с пакетом от государыни. Передаю себя в ваши руки и поручаю вам свою судьбу, полагаясь на воинское благородство и военный обычай, – произнес я по-французски, давая знак Редферну переводить.
При этих словах я вытащил свою шпагу и протянул ее Лису. Сказать по правде, для того способа передвижения, каким странствовал я после падения с лошади, шпага не лучшая спутница. На том месте, где рукоять соприкасалась с бедром, я ожидал увидеть изрядных размеров синяк в форме этого злополучного эфеса. Но в целом это нисколько не снижало драматизма мизансцены.
– Ну шо, малахай нечесаный, съел? – Лис сложил пальцы в древнеязыческий знак, отпугивающий нечистую силу. – Нако-ся, выкуси!
Собеседник Лиса, по всей видимости, старший среди нападавших, обвел взглядом казаков и, сочтя невозможным решать вопрос с позиции силы, зло выругавшись, развернул своего конька.
– Я тебя еще найду, песий сын! – выкрикнул он по-татарски.
– Давай-давай! Устанешь от жизни, обращайся, – напутствовал его Лис. – Ну шо, посол, залезай на кобылу, поехали посылаться.
во всю мощь своего зычного голоса выводил Лис.
подхватывали за вожаком казаки, —
Отряд шел по степи, оглашая окрестности зычной казачьей песней, словно давая понять, что всякому чужому, всякому неосторожному путнику следует убраться с дороги, едва заслышав ее, и не искушать судьбу, и так без труда поддающуюся искушению. «Любо, братцы, любо», – горланили казаки, и никому из них не было ровным счетом никакого дела до того, что на Черный Терек поедут в лучшем случае их дети, а то и внуки. Какая, к черту, разница! Зато как душевно.
Отсутствие зеркала освобождало меня от чересчур острых впечатлений и переживаний по поводу собственной внешности. Приходилось верить Лису на слово, тем более что боль от многочисленных ушибов, ссадин и царапин наводила на мысль, что мой напарник вовсе не преувеличивает свое впечатление.