– Все верно, господин атаман, да только тут такое дело… – Редферн наконец вынырнул из темноты в круг, освещаемый нашим костерком.
– Какое еще дело, говори, не томи.
– Орловы пришли. Ну, Емельян-то Иванович со вчерашнего соображает туго, его среди ночи разбудили, а он взгляд в одну точку свести не может. Жбан рассола всосал и велел военный совет созывать. Так что, господа, пожалуйте в ставку.
Лис покосился на недопитый кофе.
– Вот же ж принесло середь ночи. Ладно, Петруха, загаси костер. Пошли, Вальдар, коней седлать.
Штабная изба «их личества» была явно переполнена. Отсутствие резины при постройке ее стен весьма затрудняло задачу принять всех тех, кто по своему положению и званию считал себя обязанным присутствовать на заседании этого военного совета. Рядом с кафтанами пугачевских «енералов» виднелись яркие уланские куртки конфедератов и парадные по такому случаю мундиры офицеров, сопровождавших братьев Орловых. Со стороны, должно быть, очень занятно было бы взглянуть на эту пеструю компанию, оценить те взгляды, которые кидали друг на друга участники исторической встречи, услышать те слова, которые шептались сквозь зубы при этих самых взглядах. К сожалению, нам не дано было ограничиться ролью созерцателей. Невзирая на многолюдство и нервозную атмосферу, царившую в избе, Пугачев все медлил открыть военный совет, очевидно, ожидая появления моего напарника.
– А-а, а вот и енерал Закревский, – радостно воскликнул он, увидев входящего в залу Лиса.
Похоже, по разумению «императора» ученый, «превозмогший языки», Лис должен был служить буфером, своеобразным переводчиком между «государем» и его внезапно образовавшимися подданными. Я втиснулся вслед за атаманом, стараясь по стеночке спрятаться за чужими спинами, однако мне это не удалось.
– И ты иди ко мне, флигель. Тут у тебя, поди, много знакомцев есть.
Ну, насчет знакомцев Пугачев несколько погорячился, но вот одного я уже видел воочию. Его тяжело было не заметить. Он сидел за столом подле «императора», могучий и плечистый. Впрочем, как и его братья, сидевшие рядом. Звался он Григорий Орлов, и ему не нужно было привешивать чужих титулов и регалий для того, чтобы придать своему имени сусального блеска. Я увидел, как насупилось его лицо, как сжались пудовые кулаки при моем появлении. Похоже, за недели, прошедшие с момента нашей встречи на острове Голодай, генерал-фельдцехмейстер не проникся ко мне дружескими чувствами. Не склонный долго рассматривать своих врагов, он попытался было вскочить, однако рука старшего брата бестрепетно вернула его в прежнее положение. Григорий что-то шепнул Алехану, тот заинтересованно поглядел на меня и отвел глаза в сторону.
– Коли кто не знает, господа мои енералы, сие есть братья Орловы, коим я спасением живота своего обязан. – Пугачев прочувствованно посмотрел на именитых цареубийц, и те, не менее прочувствованно, изобразили на лицах полное согласие с тезисами предыдущего оратора. На некоторое время публика была полностью деморализована всплеском беспричинного энтузиазма. Когда же шум утих, «государь» вновь взял слово. – Как все вы знаете, сегодня мы сильны, как никогда, но завтра сила наша возрастет безмерно. Узрев истину, полки и целые корпуса повернут оружие супротив моей коварной супружницы, дабы вернуть нам наш законный трон. А посему хочу спросить вас, братья мои енералы, и вы, любезные графья Орловы, любо ли далее нам лить кровушку русскую или же сойтись мне вновь с Катькой да решить миром все, что у народа поднакопилось да на сердце наболело?
– Нет веры самозванке! – заорал кто-то из каторжных господ.
– Веди нас, отец родной, на столицу! – поддержали его другие. – Изведают супостаты казацкой сабельки.
М-да, похоже, перспектива кровопролития рассматривалась разбойной вольницей как нечто само собой разумеющееся. Я посмотрел на Орловых: щека Алексея нервно дернулась при упоминании супостатов, но в целом он был абсолютно спокоен. Григория же идея разбойника Емельки «вновь сойтись» с Екатериной, похоже, на удивление не порадовала. Он вновь нахмурился и вновь получил напоминание от старшего брата сохранять спокойствие.
– А ты, мой верный Закревский, что скажешь?
Лис подпер рукой голову.
– А что я могу сказать, государь батюшка? На все твоя воля. Я токмо вот о чем мыслю – путь до столицы не близкий. Коли с боями его идти – ворога немало ляжет, да и своих хоронить придется частенько. Здесь мы сила, а пока до Петербурга дотянемся, много ли от той силы останется?
– Ко мне вся Русь придет, – напыжился было «император».
– О том я и говорю, батюшка. Как же не пойти мужику под твои знамена. Да только вот закавыка: русский мужик коли куда на богомолье ходил – уже землетопом считается, а так его от родной печи в ближний лес калачом не заманишь. Так что, чтобы, взявшись за вилы, пошел он за тобой, а не супротив тебя, как ему сейчас Катька талдычит, должно тебе, государь-надежа, явить свой светлый лик темному люду. Пусть узрят тебя в царственном сиянии, сие посильнее «прелестных» грамот будет. Не зря, поди, на Руси кажут: лучше один раз увидеть, чем сто – услышать. Коли решишься на переговоры – пол-России тебя своими очами узреть сможет. И ежели удумала Катька западню на тебя устроить – не токмо яицкое войско, вся земля Русская за государя своего поднимется.
– Умно баешь, Закревский, умно.
– Да будя тебе потешаться, государь. Я токмо резоны твои енералам нашим растолковываю.
– Добро. А граф Орлов что по сему думает?
– В куски шматовать Катерину! – Из-за дальнего края стола вскочил глыбообразный казак с висячими усами.
– Сиди уже. Шматовать. Ухами слухай, я Орловых спрашиваю, а ты – Потемкин.
– Че? – Удивленный казак захлопал глазами. – Че, правда, что ли?
– Я че, по-твоему, брешу?! – Пугачев грохнул кулаком об стол.
– Прости, батька, недотемкал сдуру, – пробормотал казак, усаживаясь на свое место.
– Так что все же граф Орлов нам скажет?
Алексей Орлов, глубокомысленно закрывший нижнюю часть лица ладонью, чтобы скрыть предательский смешок, окончательно овладел собой и начал неспешно:
– Господа, цель любой войны состоит вовсе не в том, чтобы убить больше солдат противника. Будь наш государь Петр III тем разбойником, каким его пытаются представить при дворе, я бы вместе с вами, почтеннейшие генералы, ратовал за поход на столицу. Но искусство императора состоит не в том, чтобы с саблею в руке побеждать противника, сие дело его военачальников, а в том, чтобы знать, когда и зачем следует начать войну и каким образом закончить ее на выгодных для державы условиях. Я знаю государя уже много лет и потому беру на себя смелость полагать, что, как обычно в таких случаях, его царственная мудрость возобладает над воинской отвагой.
– Да предлагаешь-то ты что? – крикнул кто-то из дальнего угла штабной избы.
– А ну цыц, паскуда! – гаркнул на него Пугачев. – Не видишь, что ли, кто говорит? – В помещении нависла гнетущая тишина.
– Я полагаю, что сейчас наиболее благоприятный случай начать переговоры.
– А коли западня вновь? – не удержался от реплики кто-то.
– Западня, – улыбнулся Орлов, – это всегда палка о двух концах. Вы полагаете, что Екатерина может устроить ее для своего супруга? Возможно, это и не лишено резона. Но кто мешает нам организовать западню для самой Екатерины? Не забывайте об этом, господа. А посему я и мои братья за переговоры. – Орлов сел на место.
Прения возобновились вновь. Запах мозговой опрелости, смешанный с запахом пота и браги, висел в тесном помещении, так что в нем мог свободно парить даже не топор, а вязанка стрелецких бердышей.
– Все! – рявкнул вконец утомленный «государь», перекрывая голосом бурные дебаты своих не в меру разошедшихся «енералов». – Сейчас от вас толку нет. Идите спать, да после того обдумайте, вести ли нам переговоры али нет. Ввечеру вновь вас соберу. Каждому по слову дам, токмо «любо» али «не любо». А пока идите все, почивайте.
Я побрел в свою каморку, в которой не было даже котелка над огнем, нарисованного на куске старой холстины, и завалился спать на уже обжитую охапку сена, но кусок старого холста, пожалуй, был бы сейчас
