Мой конвой остановился у переправы. Строители, возводившие этот архитектурный изыск, видимо, в спешке, торопясь сдать мост, скажем, к Пасхе, забыли приделать к нему перила. Так он и стоял, во всю свою двухъярдовую ширину и тридцатиярдовую длину, продуваемый всеми окрестными ветрами, как голова последнего придурка.
Гвардейцы призадумались и стали совещаться. Но вот походный ордер [57] был утвержден. Один из моих встал впереди меня, другой приготовился опекать меня с тыла, и мы ступили на мост. В принципе это было абсолютно правильное решение, и оно бы непременно себя оправдало, когда бы еще на подходе я не заметил металлический штырь, намертво вмурованный в серединный устой.
План мой был прост и мало чем отличался от самоубийства. На что, впрочем, я и рассчитывал. Однако шанс хотя и мизерный, но все же был.
Гвардейцы спешили. Им не терпелось сдать меня с рук на руки, и в этом я их вполне понимал. Мы уже дошли до середины моста, и тут я остановился. За спиной раздался возмущенный окрик. Я приготовился, выжидая момент. Послышался характерный звон кольчуги. Мой конвоир пытался для острастки ткнуть меня копьем.
«Понеслась душа в рай!» – я развернулся с шагом в сторону, уходя с линии атаки. Мои руки перехватили копье у наконечника и резко дернули его вперед и вверх. Гвардеец, крепко сжимающий свое оружие, невольно подался вслед за ним. В тот же момент оно описало обратную траекторию вниз и назад. Бедняга выпустил копье и рухнул на мост, хватаясь за ту деталь, которую он не унаследовал от своей матушки.
Пейзаж наполнился воплем. Народ по обе стороны реки переполошился, схватился за оружие, но было уже поздно. Мой второй охранник, повернувшийся на крик, тоже растянулся на мокрых от брызг камнях, получив тычок концом копья чуть ниже носа. Затем я отбросил ставшее ненужным оружие и, обхватив колени руками, бросился туда, где, вырываясь из-под арок моста, ревел поток.
Было ли это безумием? И да, и нет. Несмотря на свою отнюдь не слабую подготовку, я все же не каскадер и не склонен проделывать подобные трюки без особой нужды. Но в данном случае нужда была. Ведь если выбирать между перспективой быть изжаренным, как бифштекс, и шансом выжить – то это, несомненно, был выход. Причем выход шириной с футбольные ворота.
Я уже говорил, что, подходя к мосту, заметил штырь, вмурованный в устой. Так вот, однажды я уже видел такой штырь. Правда, на одной очень старой гравюре.
В юности, изучая труды по фортификации в необъятной библиотеке моего отца, в одной безумно старой книге я наткнулся на рисунок, изображавший подобный мост, на котором явно были видны два вмурованных в камень железных прута. На мой вопрос, что здесь делают эти палки, старый друг нашей семьи, бригадный генерал Рой Латро Меррори, построивший в своей жизни не один десяток мостов и взорвавший их никак не менее, рассмеявшись, объяснил, что в старину так отмечались верхняя и нижняя видимые точки устоя, по которым при строительстве выставлялся отвес.
Добрый старый Рой Меррори! Я давно потерял его след. Но если эти строки когда-нибудь попадутся ему на глаза, пусть знает, что этот урок спас мне жизнь.
Я летел вниз, обгоняя собственный страх. Сердце мое с радостью ушло бы в пятки, но никак не могло их найти. Ветер свистел в ушах, и вода, клокочущая подо мной, становилась ближе, ближе и ближе. Вряд ли я успел подумать: «Пора!», вряд ли я вообще о чем-то успел подумать. Однако ноги мои сами собой резко выпрямились, и, толкнувшись ногами об устой, тело само по себе сделало сальто, несколько гася скорость падения, и я со всего размаху рухнул растянутой цепью на нижнюю веху.
Трудно передать звуковым рядом тот крик, который при этом вырвался из моих легких. Если для тех, кто стоял вверху, он несколько заглушался ревом реки, то для меня никакого рева в этот момент просто не существовало.
Честно говоря, я не ожидал такого. До сих пор не понимаю, как это мои руки умудрились не оторваться при падении.
Когда я наконец пришел в себя, меня обожгло ледяным холодом и дикой болью в вывихнутых суставах. Вода доходила мне до подбородка, и хотя то место, где я висел, было мертвой зоной и течение здесь не чувствовалось, я отлично понимал, что долго мне так не выдержать.
Как говорится: «Из огня да в полымя».
Чуть-чуть растянулось еще на час. Все попытки подъема заканчивались провалом. Веревки нужной длины и толщины не нашлось, а более тонкие рвались, едва приподняв меня, раз за разом заставляя чувствовать дикую боль в порванных связках.
Попытки вытащить меня при помощи веревки прекратились. Я уже начинал подумывать о том, что на костре, пожалуй, можно было хотя бы согреться и высушить одежду. А еще о том, что ни на какие купания, ни в какие моря и реки, ручьи и озера меня теперь калачом не заманишь.
По правде говоря, я уже почти ничего не видел, не слышал и не понимал.
Полено плюхнулось в воду совсем рядом со мной, но я едва смог пошевелить руками. Течение моментально унесло его прочь от меня. С трудом подняв голову вверх, я увидел еще несколько поленьев, кинутых Лисом, и вновь попытался сдвинуть цепь с места.
Все поплыло перед моими глазами, и свет померк, даря блаженное бесчувствие.
Глава двадцать седьмая
Я слышу глас Божий!
Сквозь рухнувшие ворота цитадели проносились всадники, с ходу врубавшиеся в бушующее людское море, блестевшее пеной кривых сабель. Это была последняя, безнадежная, но в отчаянной ярости своей неудержимая атака воинов, давно позабывших о страхе смерти.
Дикие лица, искаженные звериной злобой, были совсем близко, и наши мечи уже выбирали себе первые жертвы.
Внезапно море раздалось, и огромный всадник, весь в черном, на огромном черном коне, медленно двинулся к воротам сквозь замершую в благоговейном ужасе орду. Стальной обруч на его голове тускло блестел в наступающей тьме. Он сам был тьмой, и тьма следовала за ним. Мертвенный ужас преданным псом бежал у его ног. Мы невольно попятились, смыкая строй…
…Вход в подземную страну отворился, как только прозвучали последние слова заклятия. Могущественные маги, сделав свое дело, отступили за наши спины, сжимая светящиеся в сумрачной пасти тоннеля посохи. Первая стрела, пущенная Лисом, тут же вонзилась в грудь страшилища, заступившего нам дорогу. Второе отступило, прячась за выступ скалы, выставляя вперед украшенное пучками длинных черных
