корень из земли, необходимо к стеблю привязать собаку и, описывая около растения круг, идти все время лицом на запад, трубя при этом в рог, покуда собака не вытащит мандрагору.
– Зачем трубить в рог? – пораженный столь странным обрядом, спросил я.
– Говорят, при этом растение издает ужасающие вопли.
– Не думаю, чтобы те, кто расправился с несчастным монахом, особо обращали внимание на чьи-то вопли, – сумрачно отозвался я.
Послышался шум, и на поляну выскочил запыхавшийся Сэнди, волокущий за собой недовольного гоблина.
– Да куда ж ты меня тащишь, дубина стоеросовая! – возмущался он. – Навернуть бы тебя сейчас, да жалко, помрешь ведь.
– Вот, притащил, – отрапортовал серьезный Сэнди, вручая мне меч.
– Кого эти недоумки тут убили? – услышал я возмущенный рык гоблина. – Э-э, да это, похоже, не они… Вот же дурацкая манера убивать друг друга!
– Послушай, Тагур, – подойдя к страшилищу, заговорил Бельрун, сразу забывая легкомысленное «Краки». – Нам нужно найти убийцу этого старика. Ты нам поможешь? Вы говорите, господин рыцарь, он нас понимает? – переспросил Винсент у меня. Я коротко кивнул.
– Ты можешь взять след, Тагур?
Гоблин покрутил уродливой головой, оглядывая поляну, и презрительно хмыкнул:
– След! Да здесь дорога, а не след! Бегите за мной и не отставайте, – обратился Тагур непосредственно ко мне, срываясь с места.
Сказать «не отставайте» было значительно проще, чем сделать. Мы мчались по лесу, стараясь не упустить из виду спину гоблина, с фантастической быстротой и ловкостью лавировавшего между деревьями, и рубины в рукояти моего клинка пылали, предвкушая праведный бой. Наконец лес кончился, и прямо перед нами показалась небольшая часовня, возвышающаяся на холме.
– Тагур, стой! – едва успел я удержать гоблина, устремившегося к часовне. Мы остановились и залегли в густом кустарнике.
Неподалеку от нас раздалось испуганное ржание – стреноженные лошади, пасшиеся неподалеку, видимо, почуяли гоблина.
– Хорошенькое дело, – заметил я. – У какой-то плохонькой часовенки в лесу – сразу три чистокровных ирландских жеребца![29]
Бельрун, разбирающийся в лошадях не хуже меня, согласно кивнул.
– Ты лучше туда посмотри! – указал он на кавалькаду из четырех всадников, неспешно подъезжающих к часовне. Кони, сбруя и дорогая одежда неоспоримо свидетельствовали о знатности приезжих.
– Кто-нибудь из них тебе известен? – спросил я, вглядываясь в наездников, гарцующих около часовни.
– Ну, троих я никогда в глаза не видел, а вот предводитель их мне известен. Это виконт Адемар Лиможский.
– Вот так дела! Ему-то что здесь нужно? – удивился я.
– То, что и остальным. Если это то, о чем я думаю, то все начнется с наступлением темноты.
– Черная месса?..
– Именно!
– Что ж, – зло пробормотал я, – подождем до вечера. Пусть соберутся.
И они собрались.
…Сквозь узкие стрельчатые окна часовни пробивался слабый свет смоляных факелов. На залитом кровью алтаре лежала совершенно нагая девица, живот и грудь которой были разрисованы магическими знаками. Опрокинутое распятие было растоптано и водружено на навозную кучу, красовавшуюся посреди церкви.
– Хозяин! Хозяин! – бешено заорали собравшиеся, выплясывая в неистовом хороводе вокруг алтаря. – Приди к нам. Мы призываем тебя!
Из часовни послышался грохот, напоминающий взрыв, все вокруг заволокло серным дымом, и, сопровождаемый «сатанинским хохотом», раздававшимся неизвестно откуда, около алтаря возник крупный мускулистый мужчина, обряженный в маску, изображавшую голову черного козла. Кроме этой маски и свисающей с его плеч наподобие плаща козлиной шкуры, на нем не было ничего. Положив одну руку на лоно возлежавшей перед ним девушки, он воздел другую вверх, выставляя рогами указательный палец и мизинец, и заговорил:
– Привет вам, дети мои!
Толпа ответила ему нестройным шумом и самозабвенно затянула «Отче наш» наоборот. Дождавшись, когда шум стих, козлоголовый продолжал:
– Все ли вы верите в силу мою?
– Все! – закричали в церкви. – Все! Верим! Един ты, и никто, кроме как ты!
– Истинно вам вещаю! Люцифер, светоносный князь, победил! Дрожит небесный чертог беспомощного и никчемного Яхве от проклятий, несущихся к его качающемуся трону. Дрожит пламенный меч в дланях архангела Михаила! Ибо мы есть сила!
– Сила! – загудела переполненная церковь.
– Отринем прочь трусливое милосердие. Проклятие ему! Посеявший зерна смирения да пожнет ярмо!
Гул ликования был ответом на его слова.
– Причаститесь от даров моих! – истошно вопил рогатый оратор. Два обнаженных прислужника, один с серебряным блюдом, другой с чашей, начали обходить залу. Не надо было быть анатомом, чтобы определить, что буроватая масса, лежавшая на подносе, была искрошенным сердцем, жидкость же, наполнявшая чашу, более всего напоминала кровь.
– Утолите голод и жажду свою! – разносилось под крышей. – Се плоть и кровь!..
– Винсент, – прошептал я Бельруну, притаившемуся возле окна часовни. – Подопри дверь, чтобы ни одна скотина не смогла открыть. Сэнди, тащи солому. Да побыстрее. Тагур, будь добр, волоки сюда хворост. Ну что ж, эти ублюдки говорят о силе? В эту игру можно играть вдвоем. – Я достал из сапога огниво. – Нет такой силы, против которой не нашлась другая сила!
Глава девятая
Свет есть отсутствие тьмы;
Тьма есть отсутствие света…
Таким образом, тьма и свет —
лишь частные случаи тени.
Я глядел на пламя костра – на извивающуюся в диком танце саламандру, а перед моими глазами все еще плясал яростный огонь, пожирающий деревянные стены часовни, слышался треск рушащихся перекрытий, вопли умирающих людей, взывающих к Господу… И подкатывал комок к горлу при воспоминании о черных руинах и жутком запахе горелого мяса… Я знал, что этот запах теперь будет преследовать меня до конца дней.
Наверное, я старею… Видимо, так и подкрадывается старость. С того самого часа, когда в подземелье замка Венджерси возник этот чертов посох, а может быть, еще раньше – тогда, в чертоге Оберона, – я, кажется, почувствовал, что что-то безвозвратно ушло и необратимо изменилось. Интересно, где-то теперь Мерлин с его новым посохом и Оберон с магической скрижалью?
Невеселые мысли уносились вверх, как искры костра, вспыхивая и пропадая в ночном небе. Я зябко поежился, кутаясь в плащ. «Господи, почему же так пусто и одиноко? Как же получилось, что, пробыв здесь так недолго, я успел возбудить к себе суеверный ужас и ненависть множества людей, стоявших как против меня, так и на моей стороне. А друзей? Друзей я тоже нашел. Даже родственников…» – Я горько усмехнулся, вспоминая свою неугомонную сестричку. «Две женщины говорили, что любят меня, быть может, две самые прекрасные женщины Европы… Одна из них предала меня ради будущего нашего ребенка и трона Англии; вторая по моей вине сейчас в беде», – о худшем не хотелось и думать. «Удастся ли мне помочь ей? Для того чтобы освободить Лауру, я окружил себя людьми, которых, возможно, мне придется принести в жертву ради своей любви… Какое я имею на это право? Бр-р-р! Что ж так мерзко и холодно? И существует
