Чего стоит Париж?

раз недавно овдовел. А ты просишь выдать ее за какого-то безродного шевалье.

– Он рисковал жизнью ради вашего спасения, мессир, – поспешил напомнить я.

– Мои драбанты сегодня также рисковали жизнью и были готовы потерять свои головы ради спасения моей. Предлагаешь по этому поводу всех их женить на госпоже де Пейрак? – Генрих улыбнулся, явно довольный собственной шуткой.

– Ваше Величество, я не прошу никакой иной награды, – резко отчеканил я.

– А зря, мой славный Бурбон. Ступайте, я обещаю подумать о вашей просьбе.

Я вышел, сдерживая себя, чтобы не хлопнуть дверью. Солдаты анжуйского полка, стоявшие на страже личных покоев государя, отсалютовали мне алебардами, не забывая при этом смерить вчерашнего преступника и «цареубийцу» настороженными взглядами. Эти взгляды я чувствовал даже спиной, размашисто шагая по коридору в правое крыло дворца, где были любезно отведены апартаменты королю и королеве Наваррским и их свите.

Прибывшие со мной дворяне-гугеноты были расквартированы в домах поблизости, являя собой шокирующую в этом католическом центре реальность, доставлявшую, вероятно, изрядную головную боль архиепископу Реймскому и вдовствующей королеве-матери. Без лишних слов было ясно, что вооруженные до зубов иноверцы прибыли сюда вместе со мной и без моего приказа не двинутся с места, даже если им придется отстаивать свое право участвовать в церемонии клинками и пулями. Мое же право участвовать в коронации было и вовсе неоспоримо. Звание первого пэра Франции у короля Наваррского могла отобрать только смерть. А стало быть, Черной Вдове, едва-едва пришедшей в себя после дорожных ужасов, наверняка сейчас приходилось биться над тем, как половчее разместить сотни отъявленных лютеран в католической процессии.

Мне же было не до того. Не обращая внимания на недобрые взгляды за спиной, я шел по коридору, отмечая в уме, что за всю нашу беседу с будущим королем он не обмолвился ни словом об убийстве своего брата, все еще приписываемого мне. Его Величество вспомнил о золоте, похищенном пистольерами из спальни господин де Бушажа. И даже не упомянул об убийстве короля Франции, так, точно это был один из безвестных легионеров д’Аржи, отправленных на тот свет Мано во время штурма замка Сен-Поль.

Вне всякого сомнения, Генрих Валуа не любил и боялся своего брата. Вне всякого сомнения, он не желал отправляться номинальным правителем в Речь Посполитую, чтобы вдали от любимой и блеска французского двора бессмысленно тратить годы жизни на бесконечные ссоры с гоноровыми вельможными панами. Но все же? Значило ли это, что будущему королю Генриху III доподлинно известно имя настоящего убийцы августейшего брата и моя невиновность полностью доказана, или же дражайший кузен попросту «забыл» о такой мелочи, оставляя своей матушке разбираться со строптивым родственником. Во всяком случае, до выяснения этого обстоятельства питаться лучше всего из ротного котла. И кольчугу из-под батистовой рубахи тоже лучше было не снимать.

По возвращении в предоставленные покои меня ждал сюрприз. Я бы даже сказал, большой сюрприз. Шести футов шести дюймов ростом. Сюрприз был облачен в черный, подложенный золотой парчой кунтуш, рукава которого свисали ниже бедер, подпоясан алым кушаком с хищного вида карабелью, алые шаровары и кожаные сапоги со шпорами, которыми при энергичном посыле можно было пробить насквозь средней упитанности мула. Сюрприз резался в карты с Лисом, злодейски ухмыляясь и подкручивая длинный черный ус.

– Сир! – бросился ко мне Рейнар, отшвыривая карты так, чтобы они легли рубашкой вниз. – А, черт! Перевернулись! Пан Михал, раз такое дело, предлагаю считать партию ничейной. Сир! – продолжил он без всякого перехода. – Ежели ты вдруг не узнаешь, это пан Михал Чарновский, наш старый приятель.

– Капитан, напоминаю, – одновременно с этим раздалось у меня в мозгу. – Пан Михал на самом деле наш друг Мишель Дюнуар барон де Катенвиль. Здесь он резидент Института во Франции, буквально самый старший пацан в этой песочнице. Пан Михал по старой дружбе зашел навестить нас. Король Францишек оставил его во Франции своим представителем. Капитан, что ты молчишь, как верстовой столб на допросе? Скажи, что ты весьма рад, и все такое. У тебя же в гостях старый друг!

– Сир, я счастлив приветствовать вас в Реймсе, – пряча улыбку в усы, поклонился чернокудрый шляхтич.

– Лис, – неуверенно поинтересовался я, – это что, Вагант?

– Он самый, – обрадовано согласился д’Орбиньяк. – «Вагант» – это его позывной. Как у нас с тобой Джокер-1 и Джокер-2.

– А я-то думаю, что за школяр вдруг заговорил в моей голове тогда в Париже после взрыва, требуя, чтобы я не приходил к нему домой! О пан Михал, – я ответил на поклон вельможи, – как давно мы с вами не виделись!

– Да простят меня ясновельможные паны, – витиевато начал двойной резидент. – Быть может, я нарушаю ваш покой, – он ткнул пальцем в стены, а затем приблизил его к губам, демонстрируя возможность наличия чужих ушей, – но, быть может, шановному крулю, та и вам, пан Рейнар, угодно прогуляться верхом. Со мною три прекрасных арабских скакуна. Я выложил за каждого из них по пять тысяч ливров!

– Роту ландскнехтов можно содержать больше года, – скаредно вздохнул Лис. – Причем с шиком и отменной кормежкой.

Стоит ли говорить, что мы с Рейнаром не замедлили принять предложение именитого шляхтича. Короли королями, но в мире, откуда я, по уверению Лиса, был родом, пан Михал, вероятно, являлся нашим начальником. Увы, я не мог сказать это наверняка, но вот скакуны у него действительно были отменные. Окруженные на всякий случай двумя десятками гугенотов, мы направились к знаменитому Реймскому собору, в котором в день святого архистратига Михаила должно было состояться венчание на царство очередного короля Франции. По уверению нашего гида, храм этот был чудо как хорош и на него следовало немедленно посмотреть, невзирая на ночную пору. Конечно, мы могли остаться в дворцовых покоях и разговаривать при помощи закрытой связи, но стены в них, вероятно, действительно имели уши, и согласитесь, довольно странно смотрится компания известных на всю Францию повес, угрюмо сидящих в молчании друг напротив друга. А разговаривать о чем-то друг с другом с включенной связью, конечно, можно, но все-таки несколько сбивает с мысли.

– Как у тебя дела, Вальдар? – спросил Дюнуар, когда мы остались сравнительно одни. – Как память?

– Плохо, – честно признался я. – В голове полно всякой ерунды. Какие-то отрывки, непонятные образы, странные воспоминания… Полный сумбур. Я уже уяснил для себя, что я не настоящий Генрих Наваррский, но кто на самом деле? – Мои плечи поднялись и печально опустились. – Человек из ниоткуда, следующий в никуда.

– Мы все, так или иначе, следуем из ниоткуда в никуда. Не отчаивайся, надеюсь, все образуется. Обычно в таких случаях память возвращается вдруг, как вспышка. Нужно лишь очень сильное переживание, как у нас говорят, стресс.

– Вся моя жизнь после взрыва Лувра – этот самый стресс, – вздохнул я. – И никакого результата. Правда, один старый астролог сказал, что память мне может возвратить Иоганн Георг Сибелликус, он же доктор Фауст. Вроде бы об этом же свидетельствует катрен Нострадамуса, переданный мне Конфьянс.

– Ну-ка, ну-ка! – оживился Мишель. – Что там накропал мой тезка?

– Все как обычно. – Я развел руками. – Полный туман и ничего определенного. Я пробовал расшифровать, но по большей части безрезультатно.

– Прочти. Давай я попробую. Обожаю всевозможные головоломки, – попросил меня пан Чарновский.

– Водою Кельна сабинянин скрыт
И посох рыбы спрячет ночь злодея, —

начал цитировать я.

Но лишь тень льва его освободит,
Чтобы, вернув, вернул себе людей удел он.

Такое вот послание через годы. Нострадамус прочитал его маленькой девочке Конфьянс де Пейрак, когда гостил в доме ее отца, с тем чтобы она повторила катрен мне, когда мы встретимся. Причем, заметь, мне, а не королю Наваррскому.

– Почему ты решил, что именно тебе?