Чего стоит Париж?

быть исправлена никаким платьем. Но вот глаза… О таких говорят – «видят насквозь».

Проведшая большую часть жизни в чужой стране, среди чужих людей, лишенная любви собственного мужа, не принятая королевским двором – она задолго до основателя дзюдо, доктора Дзигаро Кано, выработала для себя принцип «поддаться, чтобы победить». Она знала всех и вся, она помнила все обо всех, она стравливала интересы сильнейших своих противников, становилась на сторону то одного, то другого. Она становилась на сторону слабого против сильного, покуда сильный не слабел, и тут же подставляла ему руки, не давая окончательно рухнуть. Она знала все человеческие слабости и играла на каждой из них в отдельности и всех вместе, как опытный дирижер вышколенным оркестром.

Набранный ею штат придворных дам, в считанные секунды поразивший моего впечатлительного напарника, способен был вскружить голову любому, видевшему объект страсти в лицах противоположного пола. Сколько тайн было раскрыто под сенью альковов красавиц «летучего эскадрона», сколько возможных заговоров завершилось на полпути среди их смятых простыней, сколько противников королевы-матери сгорали от желания пронзить друг друга, оспаривая место в объятиях божественно прекрасных мадам де Сов, де Керневуа, де Вилькье и многих им подобных! Обо всем этом говорили темные итальянские глаза Екатерины Медичи, никем не любимой, но всеми почитаемой безраздельной хозяйкой королевства. «Паучихи», как шептались они при дворе.

– Входите, мой дорогой Генрих! – слегка коверкая слова на итальянский манер, промолвила Екатерина, улыбаясь радушно и протягивая для поцелуя унизанную переливающимися перстнями пухлую ладонь.

Ах, какая высокая честь сидеть в присутствии августейшей тещи! И это не одному из Валуа, а простому, незатейливому Бурбону!

– Мне передали, там, внизу, вы только что одержали славную победу.

– Ах, Ваше Величество, – с печалью в голосе вздохнул я, – победа над шайкой разбойников, как бы ни велика была эта шайка, безусловно, приносит пользу. Но не дает славы. К тому же враг отступил, но вовсе не разбит.

– Это верно, – грустно покачала головой лицемерная итальянка так, точно разгром толпы гизаров, именующих себя Священной Лигой, был ее заветным желанием на протяжении последних лет. – Силы не равны.

– Увы, это так, – вынужденно согласился я. – Но последний из защитников Лувра падет прежде, чем вся эта шайка мародеров сможет войти во дворец.

– Я не сомневаюсь в вашей отваге, дорогой зять, как не сомневалась в отваге вашего отца.

Королева смерила меня многообещающим взглядом. Мой «батюшка» Антуан Бурбон имел неосторожность поверить ее посулам и опомнился слишком поздно, как раз незадолго перед безвременной кончиной.

– Поверьте, я всецело на вашей стороне. Ведь, устроив эту дикую, эту нелепую бойню, парижане тем самым нарушили королевские гарантии, выданные вам перед свадьбой. Негодяй Гиз превратил мое семейное торжество в позорную западню. Он твердит, что желает наказать гугенотов, но истинная его цель королевский дом.

Она говорила с пафосом, и в логике ее словам было не отказать. Возможно, будь на моем месте истинный Генрих Наваррский, он бы и поверил этим речам, но не я. Я не был тем юнцом, которого видела во мне королева.

– Вы мне не верите? – продолжала королева, очевидно, увидав сомнение в моих глазах.

– Ну что вы, мадам! Моя мать, умирая, завещала подставлять левую щеку, если бьют по правой, прощать своих врагов и верить вам.

Глаза Екатерины метнули молнии, но ни один мускул не дрогнул в ее лице. Конечно, она не могла не знать, что злая молва приписывает именно Черной Вдове безвременную смерть истовой сторонницы учения Лютера – Жанны д’Альбре, королевы Наваррской. Байка о ее надушенных перчатках обошла множество романов, обрастая все новыми подробностями. На самом деле эта история была полной ерундой. Королева Жанна умерла естественной смертью. Причина ее кончины была вполне прозаична – гнойное воспаление правого легкого. Но об этом знал я и вряд ли ведал мой двойник.

– Да, она была святая женщина, – самым печальным голосом произнесла Екатерина. – Мир праху ее. Однако сейчас не время тревожить умерших.

– Чего же вы хотите, Ваше Величество? – с деланной наивностью спросил я.

– Мы все желаем одного и того же, – едва заметно поправила королева. – Выжить и победить. У меня есть для этого надежные средства. У вас же – возможность помочь мне воспользоваться ими.

– О чем вы?

– Близ Парижа стоит армия маршала Монморанси. Он католик, но его никогда не занимали вопросы веры. Зато маршал всегда недолюбливал Гизов, а уж после сегодняшней ночи и подавно.

– Да, – вздохнул я. – Несчастный Колиньи был его кузеном.

– Верно. И он с радостью отомстит Генриху Гизу за смерть родственника.

Я сделал вид, что восхищен столь простым и в то же время действенным проектом. Но уж куда моему мелкому лицедейству до притворства Ее Величества. Конечно же, моя собеседница не желала того, что происходило сейчас. Вызывая к себе внучку Лукреции Борджиа, мать Генриха Гиза – Анну д’Эстре, и подавая ей мысль об истреблении адмирала, королева, ее добрая подруга, полагала, что возмущенные гугеноты нападут на вождей Священной Лиги. Лигисты в ответ устроят бойню, а войска губернатора Парижа, маршала Монморанси, заблаговременно выведенные из города за день до того, вернутся, чтобы подавить «волнения» на улицах и восстановить законный порядок. В результате: ни вождей гугенотов, ни вождей Лиги – одна сплошная королевская власть!

Задумано недурно, кабы не безвестный гасконский лейтенант, – вполне могло сработать. Сейчас же королева-мать в мановение ока меняла свои планы, как обычно, стараясь выиграть в любой ситуации.

– Да, – согласно кивнул я. – Это хорошая мысль. Но как добраться до маршала и кто сможет отдать ему приказ обрушиться всей силой на Париж?

– Я, – без ложной скромности проговорила Екатерина. – Вы выведите нас из дворца, а я приведу войска. Ведь вы же не станете отрицать, мой дорогой, что у вас есть какой-то тайный ход, связывающий Лувр с безопасным местом в Париже.

Я молча поклонился, активизируя связь:

– Лис, как я и говорил, старая Паучиха догадалась о подземном ходе.

– Ну, капитан, шо поделаешь… Я протупил. С кем не бывает! В конце концов, ничего страшного, кажется, из этого не проистекло. А в общем-то, хочешь, я скажу тебе одну вещь, может, не смешную, но резонную? Де Батц, конечно, мужик крутой. Я вижу, что он тебе по душе, но мы здесь для того, чтобы вытащить Генриха Наваррского, полное наличие отсутствия присутствия которого мы имеем честь наблюдать. А стало быть, хоть мы свою задачу и не выполнили – она все же выполнена. Так что, Капитан, пора сдавать шпаги в реквизит. Прихватим пару каких-нибудь безделушек для шефа, и гуд бай, Париж!

– В общем-то ты прав, – согласился я. – Сейчас доведем дело до конца – и домой!

– Угу, до конца, – тяжко вздохнул Лис. – Этого-то я и боялся.

– Да ну, перестань! Свяжись с Дюнуаром, скажи, что ты сейчас спустишься к нему с Екатериной Медичи.

– Ни хрена себе замена! – с безысходным восторгом откликнулся Лис. – То-то он обрадуется! Мишель! – вдохновенно продекламировал мой напарник. – Принимай его мать, в смысле Его Величества Мать. Извини, Наваррского не было. Слышь, Капитан! Раз уж все равно ходом будем пользоваться, может, теток заодно прихватим? Все пану Михалу будет не так обидно!

– Прихватывай, – согласился я. – Нечего им сейчас во дворце делать.

Между тем Екатерина, сочтя мой кивок и молчание знаком согласия, продолжала вдохновенно:

– Поверьте, мой дорогой, я и мой сын Генрих сможем побудить маршала Монморанси атаковать Париж и разгромить мятежников.