«Дупла сороки», убивать джентльменов, забредших в Чаринг, они, видимо, не собирались. Были ли это охотники за чужими кошельками, ненароком подслушавшие беседу д’Орбиньяка с трактирщиком, или же сам Артур Грегори предпочитал столь экзотическую манеру встречи со связником, еще предстояло выяснить. Но главное, Лис был жив. Надеюсь, и скорый на расправу Мано также не успел отяготить свою участь кровопролитием. В любом случае, ежели до утра напарник не даст о себе знать, я вытащу из постели Рейли, даже если это будет постель Марии Стюарт, и заставлю вытрясти из кабатчика и каждого из его посетителей, куда подевались вчерашние джентльмены. И горе им, если попробуют запираться!
Напутствуя себя подобными мыслями, я шел вслед за Олуэн, вполуха слушая ее милую болтовню.
– Я здесь, в Тауэре, поди, любой камень знаю. В десять лет, как моя тетушка померла, так я в Лондон и перебралась. С тех пор из Тауэра ни ногой.
– Это почему же? – удивленно спросил я, стараясь отвлечься от мрачных мыслей.
– Условие такое было. Ежели хочу я к отцу на проживание идти, то обязана дать клятву, что впредь, до самой его кончины, должна проживать в Тауэре неотлучно.
– Экие строгости! – хмыкнул я.
– Мой отец тайну знает. – Олуэн повернула ко мне свое очаровательное личико. – Очень важную тайну. Какую – я даже вам сказать не могу. Прежняя королева когда-то в давние годы клятву дала, что не станет отца за решеткой держать и смерти его взыскивать. А он за то должен язык за зубами таить. С тех пор он в этих стенах и обретается смотрителем воронов. Ему за то семь шиллингов в месяц полагается, да мне два. Ежели вместе считать, то без малого столько же, сколько казна на содержание знатного рыцаря отпускает. Да к тому же еще дядюшка Филадельф за стол платит, да еще вот вы опять же… Так что жить можно. Одна беда – отец сейчас совсем плох стал, почти ничего не видит. В прежние годы-то он силен был, а потом ему в схватке перначом по темени угодили – вот он слепнуть и стал. Хорошо хоть, железная шапка была, а то б совсем убили.
– Ты, кажется, говорила, что он был телохранителем покойной королевы Марии?
– Был. – Голос Олуэн заметно напрягся. – До самых последних минут.
Я по привычке невольно отметил изменение тона, но не придал этому особого значения. Мало ли какие семейные тайны могли скрываться за этой настороженностью.
– Должно быть, ваш жених не слишком рад тому, что вы привязаны к тауэрским башням, точно вороны, о которых вы печетесь?
– Эти вороны берегут покой Англии, мессир! – с укоризной заметила девушка. – А жених… Сударь, откуда же ему взяться? Стражники и лакеи – неподобающая партия для благородной девушки. Да к тому же Елизавета, опасаясь, что мой отец расскажет кому-нибудь то, что ему известно, запретила всем, кто здесь служит, общаться с эсквайром ап Райсом. А раз с ним, то и с дочерью его здесь лишний раз говорить опасаются. К тому же приданого за мной почти что нет, а кому ж я без приданого нужна?!
Я вспомнил терзания шевалье д’Орбиньяка по поводу очаровательной валлийки и уж собрался было оповестить прелестницу, что знаю как минимум одного кавалера, готового радостно наплевать ядовитой слюной на любые запреты, как вдруг, к собственному удивлению, почувствовал легкий, но вполне ощутимый укол ревности. «Вот это да!» – пронеслось в голове. Уж не собрался ли я влюбиться?!
– Ну вот мы и пришли. – Олуэн тряхнула светлой гривой волос, отбрасывая прядь со лба, и толкнула дверь башни.
Насколько я помнил, после заката она должна быть заперта на ключ, но, очевидно, вместе с жилищем констебль Тауэра передал лорду-протектору и свои должностные обязанности. Причем скорее всего не ставя его об этом в известность. Из-за дверей пахнуло архивной затхлостью, пылью и мышами. Лестница, опоясывающая мелкими витками угловатое хранилище старинных инкунабул и манускриптов, была скупо освещена редкими фонарями, забранными густой металлической решеткой, чтобы предохранить внутреннее стекло от возможных повреждений. Вопреки заведенному порядку, они, пусть тускло, но горели, освещая нам дорогу. А это уже, как ни крути, не могло быть попустительством.
– Вы уж будьте так добры, лорда Эгмота не очень-то тревожьте, – то ли предупредила, то ли попросила Олуэн. – Он, знаете ли, очень старый, помереть может. А ему, как графу, тридцать шиллингов в месяц положено. Из них я два получаю за стряпню. Да и поговорить с ним всегда можно. Он столько всякого- разного знает, что просто диву даешься! Вот вам, скажем, ведомо, что Земля это не диск, а шар?
– Ведомо, – кивнул я, невольно гордясь собственной образованностью. – И даже не шар, а геоид. Ну, скажем так, шар, немного приплюснутый сверху и снизу.
– Да-а-а? – с удивлением протянула девушка. – Вот даже как! И как же ж такое может быть, ежели ядро, которое в нем застряло, круглое?
– Видишь ли, Олуэн, – начал объяснять я. – Оно тоже не совсем круглое.
– Да что ж вы такое говорите, сударь! – возмутилась валлийка. – А то я в своей жизни ядер не видала! Негоже обманывать бедную девушку! – Она с укоризной поглядела на меня, затем, не в силах более держать на лице напускную суровость, широко улыбнулась, милостиво прощая заезжему принцу его мудрое плутовство. – Так уж вы, монсеньор, поберегите дядюшку Филадельфа.
Каморка, у дверей которой закончился наш путь, так же напоминала графские покои, как грозно ощетинившийся Тауэр – королевский дворец. Не то чтобы помещение, отведенное для проживания его сиятельства, было мало, но, вероятно, изрядная часть хранящегося в этой же башне архива британской короны находилась именно здесь. Лежанка, стол, два табурета, секретер с торчащими отовсюду свитками пергамента, стеллажи, до отказа забитые рукописными печатными книгами, – вот, собственно говоря, и все убранство кабинета, спальни, приемной залы и прочих, обязательных для апартаментов столь знатной особы, помещений. По всему видно, престарелый лорд был не слишком переборчив по части удобств и того, что ныне именуется комфортом. Запах мышей и пыли, смешанный с общей сырой затхлостью, забивал легкие, стоило нам преступить порог.
– Я каждый раз предлагаю ему здесь прибраться, – точно опасаясь, что ее услышит кто-нибудь, кроме меня, прошептала девушка. – Велит все оставить, как есть. Слуг всех выгнал, одного лишь себе оставил. А разве пристало графу держать при себе одного-единственного слугу, да и тот приходит утром, а перед закатом уходит.
– Куда? – не понял я.
– В город. Он на Визор-роуд живет.
– То есть он может свободно входить и выходить из Тауэра? – удивленно спросил я.
– Ну да, – пожала плечами Олуэн. – Еще король Эдуард, что перед Елизаветой и Марией правил, ему это дозволил.
– Занятно, – пробормотал я, внимательно осматриваясь. – А где же сам дядюшка Филадельф?
– Должно быть, наверху, в секретной комнате. Наверняка опять что-нибудь пишет. – Олуэн подошла к одному из стеллажей и, засунув руку за толстые вызолоченные корешки фолиантов, дернула невидимый со стороны шнур.
Где-то наверху звякнул колокольчик, вроде тех, которые используются в господских домах для вызова слуг. Вслед за этим одна из заваленных книгами секций стеллажей со скрипом повернулась, демонстрируя потемневшую от времени лестницу, круто уходящую вверх. Неспешные шаги, раздавшиеся спустя несколько мгновений, недвусмысленно говорили о том, что пробил час нашей встречи. И вот на ступенях тайной лестницы появился сам лорд Эгмонт, стоящий уже, похоже, на полпути к превращению в одно из тауэрских привидений. Длинные седые волосы, спадавшие на плечи, и такая же борода до середины груди, белое одеяние, закрывавшее ноги до колен, – все это делало дядюшку Филадельфа похожим на Санта-Клауса в домашней обстановке. Однако цепкий взгляд ярко-голубых, не по-старчески ясных глаз в один миг развеивал это впечатление. Невзирая на добродушную старческую улыбку, с какой примерные деды взирают на шалости любимых внуков, взгляд его был цепок и, казалось, отмечал малейшие детали происходящего.
– А, это ты, Олуэн! – приветствуя гостей, проговорил вальяжный старец. – И вы, мессир принц? Рад, рад! Простите, засиделся. Разбирал, знаете ли, частные архивы, свезенные в Тауэр по приказу следственной комиссии по искоренению англиканской ереси. Дела былые, в основном, конечно, они представляют интерес лишь для нас, ученых. Но, поверьте мне, порою встречаются настоящие жемчужины. Вот, к примеру, ваше высочество, что вы скажете по поводу этого документа? – Он достал из рукава и протянул тронутый временем пергамент с печатью красного воска. – Сами убедитесь. Я очень рад, что вы пришли, – продолжал он, глядя, как я разворачиваю свиток. – Мне не терпелось поделиться своей находкой с понимающим
