корабль гонец лорда-протектора с запечатанным алым воском пакетом, на котором четко виднелись волнистые перевязи герба Рейли. Гонец слабо изъяснялся на английском, зато прекрасно владел испанским и неплохо фламандским наречием. Правда, глаза у него были редкого для испанцев зеленого цвета, и переносица недвусмысленно свидетельствовала о силе перенесенных долговязым идальго жизненных бурь. Но почему бы нет?!
Скользнув внимательным взглядом по ровным строчкам приказа его милости лорда-протектора, вышедшим из-под виртуозного пера Артура Грегори, вернее, с нынешнего дня – сэра Артура Грегори, старый корсар удивленно пожал плечами и приказал спустить трап. Догнавший его приказ со всей категоричностью, свойственной Рейли, опровергал данный им же ранее. Но не дело подчиненного обсуждать приказы начальника.
Спустя несколько минут рыбачий гакбот подвалил к борту каравеллы, и на палубу «Вепря» начали подниматься указанные в доставленном послании «секретные пассажиры».
– Дьявольщина! – Старый хозяин посудины нахмурился, глядя на Олуэн, при помощи Мано осторожно ступающую на выскобленные доски палубного настила. – Женщина на моем корабле?! Да такого сроду не бывало!!! Что там вообразил себе этот выскочка?! – Кулаки просоленного морского волка сжались и поднялись на уровень груди, точно он собирался ринуться в драку. – А это что такое?! Еще одна?!! Да клянусь Христовым исподним – не бывать этому!
Тут ветер, проснувшийся на заре и примчавшийся, чтобы надуть паруса каравеллы, шаловливо сорвал капюшон с головы спутницы Олуэн, поднимающейся на борт… Огненно-рыжие кудри разметались на резком ветру, точно пламя над палубой.
– Да это же… – Капитан ткнул пальцем в ее величество, точно в шута посреди ярмарочного балагана.
– Брателла! – переходя, должно быть, на итальянский, очень проникновенно заговорил шевалье д’Орбиньяк, чуть приоткрывая плащ стволом припрятанного под ним пистоля. – А шо касательно теток на борту – так у меня ж на это дело есть именная бумажка. Сугубо приватно, шоб нихто не видел. Идем-ка, брателла, в каюту, а то ж, неровен час, просквозишься насквозь.
Корсар, привыкший трезво взвешивать «за» и «против», беглым взглядом окинул корабль. Бодрствующая вахта, в случае заварухи, быть может, и успела бы поднять тревогу до собственной гибели, но отчаянного судовладельца это бы уже вряд ли спасло. Столь дотошная преданность хозяину не входила ни в число достоинств, ни в число недостатков ловца ускользающей добычи.
– Сколько? – правильно оценивая строящихся на шкафуте гугенотов моего эскорта, проговорил он, смиряясь с происходящим.
– О! – широко улыбнулся ему лжеиспанец, моментально теряя иберийский акцент. – Речь не мальчика, но мужа, так шо появляется реальный шанс на встречу с женой! Давай, приятель, не томи гостей – зови за стол. Там и почирикаем об шо и сколько.
Спустя считанные минуты корабль флота ее величества «Вепрь Уэльса», пока что единственный в этом флоте, вышел в английский пролив, держа курс на Кале.
Узкая полоска воды отделяет европейский континент от его отрезанной краюхи, именуемой Британией. В хорошую погоду в наши времена иные смельчаки решаются преодолеть его вплавь. И не просто решаются, а преодолевают. Однако сегодня этот сумасбродный подвиг им вряд ли бы удался. Ветер, резвый уже поутру, к полудню взял разбег, и обросшие белыми гривами волны, точно охотничьи псы на спину дикого зверя, бросались на улепетывающего «Вепря», стараясь вцепиться в палубу и вырвать из нее кусок. Вынужденные укрыться в единственной пристойной каюте в кормовой надстройке, мы с неослабевающим вниманием слушали байки Лиса, стараясь не отвлекаться на весьма чувствительную качку и грохот волн о борта каравеллы.
– Я представляю себе, какая нездешняя лыба была поверх лица Рейли, когда он бросился искать меня в Бейнарде. Я ж, типа, со стражником своим посидел, кости раскинул, один-другой пирожок ему скормил – тут вокруг него тени забытых предков и закружили! Играть с ним стало не в тему! Ну, я, шоб ему кайф не ломать, под мышки его зацепил, из упокоев своих выволок, прибрал все, двери закрыл, ключики ему обратно прицепил и тышком-нышком – на волю, в пампасы! Ну, типа, в вересковые пустоши по-вашему. Так шо вроде как все заперто, стражник, небось, божится, шо глаз не смыкал, а Главный Корнеплодарь Англии расточился, мэм, ну шо ваша мамаша! Шесть ей футов под кормой…
Жизнерадостный треп неунывающего «гасконца», конечно, немного отвлекал собравшихся от творящегося за иллюминаторами безобразия, но в целом не имел успеха. Даже фривольные замечания Сергея по поводу весьма деятельного призрака Анны Болейн не смогли отвлечь здравствующую королеву от тяжких размышлений. Ей, по ее мнению, следовало бежать в Нидерланды, где все еще находился английский экспедиционный корпус, посланный на помощь Вильгельму Оранскому. Я же настаивал на высадке в Кале. Того же мнения был и пан Михал Черновский, утверждавший, что все готово к приему Елизаветы и стоит ей ступить на землю старой английской колонии, как та без единого выстрела присягнет заморской королеве. А дальше уж была моя партия. Как бы то ни было, данное Рейли обещание добиться союза с Францией висело надо мной, как дамоклов меч. И если нынче, по доброй английской традиции,[36] мы не отправимся кормить рыб в Па-де-Кале, то в «отчизне» мне еще предстояла ласково-куртуазная бойня с Черной вдовой и выяснение отношений с братцем-близнецом, вряд ли успевшим по мне соскучиться.
Грохот волн, как грохот тарана в ворота осажденной крепости, наводил на тоскливые мысли, невольно воскрешая в памяти изрядно позабытые слова молитв. Рядом со мной, едва шевеля губами, Элизабет Тюдор шептала проникновенные строки сорок пятого псалма:
Чуть в стороне, на свойственной ему латыни, обращался к Господу брат Адриен, должно быть, прося дать ему силы и возможность закончить начатое. Так что внимание Лисовской аудитории было в явном ущербе, и, казалось, никто не может собрать его воедино. Но то, что представляется очевидным, далеко не всегда верно. Произошедшее в следующую минуту вполне доказало правильность этого утверждения. Появление невиданного, непрошеного гостя невольно повергло присутствующих в состояние едва ли не суеверного ужаса.
Существо, возникшее вдруг в тесной каюте, не вошло, не влетело, а просто-напросто появилось из дубовой просмоленной двери, точно всего лишь забыло ее открыть. Оно было ростом примерно фута в три, может, чуть менее, одето в очень узкую красную куртку, желтые штаны, пузырями заправленные в высокие черные сапоги. Судя по окладистой бороде, закрывавшей половину груди, наш гость, вероятно, был мужского пола, но, невзирая на общую схожесть с гомо сапиенс, к таковым явно не относился.
– На дно пойдем! – оптимистически заверил он, не здороваясь.
– Ты силен, Господин вечности! – пробормотал брат Адриен, поднимая руку, чтобы осенить себя крестным знамением.
– Не крестись! – возмущенно гаркнул человечек, выхватывая из-за спины маленький плотницкий молоток-киянку. – Обижусь, уйду! Все потонете!
– Клабаутерманн! – прикрывая ладошкой рот, выдохнула Олуэн.
– Ну да! – хмыкнул бородач. – А вы здесь Белую Даму ожидали увидеть?
Несомненно, это был клабаутерманн – прямой потомок лесных дриад и предок гремлинов. Не тех, конечно, порожденных фантазией голливудских кукольников, а фейри, проживающих в механизмах от мотора до компьютера, где они время от времени открывают и закрывают форточки Windows. В годы Второй мировой войны в нашем мире один из гремлинов умудрился даже подбить немецкий истребитель. Но это уже совсем другая история.
Клабаутерманны не живут в механизмах. Их обиталища – носовые фигуры парусников. Это духи срубленных дубов, настолько сроднившиеся с деревом, что продолжают считать его своим домом и после того, как лесной великан превращается в античного героя, древнего короля или же, как в данном случае, – в яростного вепря, уже который год мчащегося вперед над пенной равниной. На счастье бороздящих моря, клабаутерманны не таят зла на людей за столь непочтительное обращение с их многовековым жилищем. И
