Она, точно баран, застрявший рогами в новых воротах, замерев, смотрела на вопиющее попрание древней легенды. В полном молчании, опустив на межевой камень озаряющий белый день головной убор полумифических королей, лорд-протектор резко повернулся и зашагал к прядающему ушами коню, роющему копытом землю в ожидании хозяина. Толпа расступилась, вжалась в стены домов, спеша пропустить этого небывалого человека. Даже Елизавета I, королева Британии по законному праву и волею небес, ошарашенно глядела вслед удаляющемуся фавориту.
Карканье и шум вороньих крыльев наконец разорвали затянувшуюся тишину, возвращая присутствующих в реальный мир.
– Это Хьюги – один из тауэрских воронов, – тихо произнесла Олуэн, указывая на чернокрылую птицу, вальяжно опустившуюся на сверкающий венец. – Он прямой потомок ворона Гвендалайн – того самого! Должно быть, это какой-то знак! Только я не знаю, что он предвещает.
Что предвещал сей знак, так и осталось невыясненным. Перевозбужденная толпа, наконец получившая возможность выплеснуть накопившиеся эмоции, со вкусом гуляла, празднуя невесть что – то ли свадьбу Рейли и Марии Стюарт, то ли воцарение Елизаветы, то ли чудесное явление миру пропавшего венца и все с этим связанное.
Придя в себя, Елизавета немедленно двинула к Тауэру стрельцов и новоявленную Шотландскую гвардию, полагая до подхода лорда Фаттлмаунта с его повстанцами и прочих внезапно объявившихся зерцал верности держать твердыню в осаде. Так бы оно, вероятно, и было, когда б не извечная традиция московитов, а вместе с ними и шотландцев – пить до дна тост «За здравие!».
Желающих диковинным гостям здоровья и долгих лет жизни в Лондоне сыскалось ой как немало, а потому ближе к рассвету самое здоровое, что у них было, – это беспробудный сон. Как говорят в Московии – «хоть святых выноси!».
Наутро в мою спальню ворвался Лис с глумливым выражением на лице, которое обычно не предвещало хороших новостей:
– Капитан! Шо было, шо было! Это ж просто прелесть!
– Сделай милость, выражайся конкретнее, – поморщился я.
– Как скажешь! – примирительно развел руками д’Орбиньяк. – Щас буду конкретно выражаться! «Счастливые молодожены» ни свет ни заря отправились в маленькое свадебное путешествие.
– Не понял, ты о чем? – нахмурился я.
– Проснись, прынц! Рейли утек!
– Куда? – Я вскочил с постели, точно ужаленный.
– В туманную даль. Перед рассветом «Дерзновение» подняло якорь и начало спускаться по течению Темзы. Не выдержал! Убег!
– Вряд ли, – покачал головой я. – Здесь другое, тебе, наверное, не понять. Это чисто английская черта. То, что мы называем честной игрой.
– Честная игра, говоришь? Ё-моё, шо ж я сразу не догадался? Это получается, все, шо Рейли из сокровищницы в Тауэре выгреб, – его честный выигрыш?
– Много выгреб? – качая головой, спросил я.
– Не-а, немного. Все! – успокоил меня Лис.
– Но вороны на месте?
– Шо с ними станется! Каркали они на все это с местной колокольни!
– Вот и славно. Тогда ничего еще не потеряно!
Глава 30
Выяснить границы возможного удается, лишь перейдя их.
Ее величество королева Елизавета I, повелительница Англии, Уэльса и Ирландии, давала аудиенцию, спеша одарить наградами верных сторонников. Вне всякого сомнения, похмелье на чужом пиру было для нее испытанием весьма тяжелым, однако надо сказать, что его непреклонная в испытаниях Диана вынесла стойко. Делегация парламента, безусловно, хорошо осведомленная о произошедшем ранним утром в Тауэре, поспешила лично засвидетельствовать свою традиционную верность королеве, а заодно предложить ей кредиты в обмен на уступки. Небольшие, по мнению господ парламентариев, уступки, но фактически сводящие роль государыни к функциям модели для профиля на монетах. Впрочем, и он в эту пору был еще не в ходу.
Выслушав представителей палаты лордов, напоминавших королеве о тех временах, когда могущество монархов держалось на самовластии феодальных баронов, и посланцев палаты общин, утверждавших, что для укрепления державы следует отвести под овечьи стойбища все, какие возможно, земли, королева разразилась сорокаминутной благодарственной речью, пересыпанной цитатами из Аристотеля, Платона и любимого Сенеки. Сомневаюсь, что, кроме этих самых цитат, представители сословий вынесли из речи обожаемой государыни что-либо ценное. Но одно можно было сказать точно: сдаваться на милость денежных мешков обнищавшая королева явно не собиралась.
А спустя несколько дней по Лондону стали расползаться невнятные, но все более упорные слухи о неслыханных богатствах земель по ту сторону Атлантики, о стране, где золото валяется под ногами и дети играют в расшибалочку сапфирами и топазами. Некоторые из завсегдатаев столичных таверн даже утверждали, что видели собственными глазами карту основанного тамплиерами государства на территории не изведанного по сию пору Нового Света. Честно говоря, я не был удивлен, что впервые эту карту видели в «Дупле сороки». К концу недели по Лондону гулял как минимум десяток «единственных» копий первоначального секретного плана. Еще один, почти законченный, я наблюдал, завернув на огонек к дядюшке Филадельфу.
Стоит ли удивляться, что спустя десять суток после благополучного воцарения законной правительницы последовало учреждение Вест-индской Обсерваторной, сиречь исследовательской или разведывательной, а также Вест-индской Торговой компаний. Держателем контрольного пакета акций в них, как водится, была королева. Однако коммерческий успех этой финансовой махинации был потрясающим. Даже Лис восхищенно качал головой, наблюдая, как раскупаются обеспеченные ветром дальних странствий акции.
По-хорошему, нам следовало уже покинуть этот мир, предоставив его самому себе. Но пока облегченно вздохнуть ни ему, ни нам не удавалось. Герои недавних событий, мы были в центре внимания светской публики, толпой валившей набиться в друзья «спасителям отечества». Исчезновение же на глазах у ликующей толпы отнюдь не входило в институтские планы. К тому же Мишель Дюнуар, по-прежнему руководивший деятельностью европейской резидентуры, придя в себя после сообщения о бегстве Рейли, упорно настаивал на продолжении нашей командировки.
Несомненно, британский узел был скорее распутан, чем разрублен, но все же угроза испанского нашествия все еще явственно висела над Англией. К тому же пропавший Рейли, как туз из рукава, мог показаться когда угодно, и сбрасывать его со счетов было бы неосмотрительно. А потому меня вновь ожидала встреча с дорогим братом Генрихом, Лиса не менее увлекательное путешествие в Московию… В общем, на ближайшие полгода, а то и год пан Михал уже подобрал для нас весьма своеобразную программу увеселений. Оставалось ждать лишь санкции институтского руководства.
Пока что ее не было. Высоколобые разработчики, напрягая свои зашкаливавшие IQ, строили версии и реверсии развития событий, обсуждали варианты контрвекторного взаимодействия этносоциальных структур в условиях столкновения экономико-клерикальных констант. Группа этического надзора крушила их логичные построения лекциями о гуманизме и незамутненности высокой цели межмирового энергетического баланса. Мы же тем временем готовились к аудиенции у несомненно благословенной и богоданной королевы Елизаветы, наконец вполне ощутившей, что трон – это не просто изукрашенное кресло, наспех поставленное в роскошном доме, полном гобеленов и сквозняков, а стало быть, вполне готовой по-царски принять и наградить всех, кого сочла достойными.
Хэмптонкортский дворец, подаренный некогда Генриху VIII его верным сподвижником кардиналом Уолси, куда больше походил на королевскую резиденцию, чем угрюмый Тауэр, а главное, не порождал в памяти никаких мрачных ассоциаций. Дворец еще не принял привычного мне с юности вида. Таковым он стал лишь в конце XVII века. Я во все глаза смотрел по сторонам, любуясь по-осеннему желтым парком, знаменитым лабиринтом и величественным красно-белым зданием, где изящные округлые башни соседствовали с утонченными ложными стрельницами каминных труб, наводя на зрителя изысканную грусть. Грусть об
