войне он у Курбского полком командовал. Лихой кавалерист, отчаянная голова. Кто знает, не будь он в прежние годы в большой дружбе с Курбским, может быть, сейчас эти самые полки к Новгороду и вел бы. А вот просидел три года на цепи острожной в Великом Устюге, и царь для него уже Ивашка.
– И что, здесь все стратегические вопросы так решаются? – Я кивнул на орущую и потрясающую кулаками и шестоперами войсковую старшину.
– А что поделать? – все так же тихо проговорил Гернель. – Конечно, последнее слово остается за Рюриком. Вон он, видишь, во главе стола, но, по сути, у каждого отряда свой голова.
– И свои ноги, – горько усмехнулся я. – В случае чего могут развернуться и уйти.
– Именно так, – грустно подтвердил мой «дядя».
Я глядел на предводителя этого сумбурного воинства и с тоской осознавал, что в данный момент мало чем могу ему помочь.
Рюрик сидел насупившись в золоченом кресле и, созерцая этот военизированный клуб по интересам, молча катал желваки на скулах. Можно было похвалить выбор Якоба Гернеля. Если бы я был режиссером, снимающим фильм о храбром витязе, освободителе народа, то лучшего претендента на главную роль можно было не искать. «Восставший от многовекового сна викинг» поразительно хорошо сохранился. Он был широк в плечах, статен, могуч. Из-под высокого чела глядели пронзительно синие глаза. Решительная складка губ немного смягчалась светлыми усами, которые вместе с такой же светлой бородой делали его старше, чем он был на самом деле. На первый взгляд, ему было что-то около двадцати пяти, хотя я мог и ошибиться.
– С этим войском выступать в поход нельзя, – едва слышно прошептал я. – В любой момент оно может разбрестись по местным лесам.
– Что же ты предлагаешь?
– Бить врага его же оружием. Мне кажется, опричники не зря жгут деревни под самым носом у повстанцев и в то же время демонстрируют марш на Новгород. Сил для штурма стен у них действительно маловато, но расчет верный. Новгородцы первые, кто поддержал Рюрика, и оставить их без защиты тот просто не сможет. А стало быть, за мятежниками не надо будет гоняться и искать их среди дремучих лесов. Они сами придут в приготовленное для них место расправы. Но у этого плана есть изъян. Имя этому изъяну – Генрих Штаден.
– Отменный мерзавец, – не замедлил отозваться Баренс.
– Несомненно, – согласился я. – Хотя справедливости ради замечу, что он трижды спасал мне жизнь. Так вот Штаден спит и видит, как бы подороже продать царя с присными его и улизнуть в империю. Я полагаю, если ему предложить хорошие деньги и возможность получить место при дворе Максимилиана, он сам приведет царские полки в западню. И тогда на нашей стороне будет и внезапность, и удобная позиция, и численный перевес. Скажите, лорд Джордж, ваши связи при здешнем императорском дворе позволяют провернуть такую сделку?
– Позволяют, – усмехнулся Баренс. – Но кто сделает Штадену то самое предложение, от которого он не сможет отказаться?
– Я. Ни с кем другим он просто не станет разговаривать.
– А как ты объяснишь всем остальным свое возвращение?
– Очень просто: изменник Никита увез меня под угрозой оружия. Слуги, вероятно, это видели. И если кто-то из них выжил, то сможет подтвердить. При первой же возможности я освободился и вернулся под знамена царя Ивана. А уж когда мы с Генрихом останемся наедине, я напою ему песен, как выражается Лис.
– Что ж, это звучит разумно, – согласился мой наставник в науке классической интриги. – Но приготовься, еще не время песен, пока, увы, придется драть горло здесь. Сейчас я тебя представлю, а дальше – сам знаешь, не в первый раз.
Чтобы заставить местных воевод замолчать хоть на пять минут, нам с Баренсом действительно пришлось драть горло. Но едва смолкли мои слова, как их крики возобновились с новой силой, и я пожалел о бессмысленном насилии над голосовыми связками.
«Не верь чужеземцу, князь-надежа!» – разносилось в штабной избе. «Не ведом он нам!» «А ежели он супостату первый друг?!» «Ворога злого прямо на нас и выведет!»
– Тихо!!! – поднимаясь из-за стола, прогремел Рюрик, еще раз добавил чуть спокойнее: – Тихо. Говорю вам, князья, воеводы и честные люди торговые, решено дело. Завтра же поутру на Новгород выступаем.
Глава 18
Тот, кто не доверяется случаю, не многое сделает плохо, но и не многое сделает.
Редкая птица с высоты своего полета могла рассмотреть, где начиналась колонна Рюрикова войска и где она заканчивалась. Движущаяся лесными дорогами армия растянулась на многие версты и более могла поразить воображение случайного очевидца, чем вероятного противника. Всадники, кипящие предвкушением битвы, молодцевато гарцевали перед взором самозваного великого князя, похваляясь развеять в дым царские полки и повыдергать бороды плененным воеводам. Вслед за конными отрядами устало шли пешие. Быстро осознав неудобства похода в железе, все, кто смог, перегрузили панцири и щиты на возы и телеги обоза. Теперь шагали налегке, поднимая боевой дух старинными былинами об Илье Муромце и его побратимах. За пехотой двигался обоз. Замыкали колонну охотницкие дружины, только-только собранные из многочисленных добровольцев и не получившие до сих пор четкого командования.
Мы с Баренсом двигались вместе со «штабом» сразу после конницы. Как родственник первого советника и военспец я щедрою рукою был пожалован Рюриком в думные бояре, но пока что ни с какой реальной деятельностью моя боярская задумчивость связана не была.
– А ты думаешь, ему легко? – убеждал меня Баренс. – Он ведь прежде армиями не командовал.
– Дядя Якоб, если отставить в сторону историю о древнем пророчестве, откуда вообще появился этот спаситель земли русской?
– О первенце царя Василия ты уже знаешь? – риторически поинтересовался Гернель.
– Наслышан, – подтвердил я. – Меня скорее интересует не то, какого он рода, а чем он занимался до того, как примериться к российскому трону.
– Всему свой черед, мой мальчик. Происхождение зачастую играет весьма значительную роль. Так вот у отвергнутого царского сына, как водится, тоже родился сын. Причем, что немаловажно, от дамы из хорошей семьи. Но родственники ее, небезосновательно числя царевича разбойником, этому плоду любви не обрадовались и упекли бедную женщину в один из здешних монастырей. Рюрик, в детстве звавшийся Юрием, воспитывался у дальнего родственника, в этих же местах бывшего воеводой. Но в первую Ливонскую кампанию воевода погиб, и остался нынешний великий князь гол как сокол. Тут-то отцовские гены свое и взяли. Собрал он отряд и начал в ливонских землях свое «княжество» выкраивать. Лет ему тогда и семнадцати не было, но мальчику повезло. Обстановка в Ливонии сам знаешь какая – сплошная чересполосица. Где баронские земли, где епископские, где ливонского ландмейстерства. Слава его между тем росла, и отряд вместе с ней. Ливонские фогты, считая его русским партизаном, в Москву жалобы слали. Из тех слезных писем я о нем впервые и услышал. Начал уточнять родословную: действительно, выходит, не простая птица этот сокол. У Соломонии Сабуровой крест был заветный, дивной работы. Достался он ей от предка – царевича Чета, который на Русь из Орды выехал и здесь был крещен. Она этот крест сыну- младенцу на грудь повесила. Я специально в монастырь ездил, уточнял. Сын же ее, Георгий, прозванный Кудеяром, в свою очередь, завещал семейную реликвию отпрыску. Рюриком его, кстати, не я прозвал. А еще там, в Ливонии. Сам видишь, стать в нем не холопья.
– Действительно, похож на викинга, – кивнул я.
– Вот именно. Так что мне осталось через верных людей с ним связаться, назначить встречу и убедить, что для него как для законного наследника российского трона Ливония – слишком мелкая цель. Соколы мух не бьют.
– А история с царским венцом? – поинтересовался я. – Что за монстра вы задействовали в Александровской слободе?
Джордж Баренс лукаво улыбнулся.
– И это спрашиваешь ты, в который раз уроженец Богемии, представитель фамилии Гернелей – самой
