выходцами из Южной Индии, главным образом тамилами. Тамилы продолжали оседать на Цейлоне в XI–XIV веках, и повсеместно вдоль северных берегов они основали ряд мелких княжеств, фактически совершенно независимых. Столь же независимы были и многочисленные сингальские феодалы на юге и в центральных областях острова.
Вот как описывает Цейлон Ма Хуань;
«Буддийских святилищ, — пишет он, — очень много на острове… Царь — ревностный приверженец религии Будды и с великим уважением относится к слонам и коровам. У людей этой страны в обычае сжигать коровий помет и мазать этой золой тело.
А говядину они не едят ни в коем случае и пьют только молоко. Когда же корова околевает, ее хоронят… И самое ужасное преступление, когда кто-либо убивает корову; смерти может [такой преступник] избежать лишь в том случае, если в качестве выкупа он даст коровью голову, отлитую из чистого золота. Каждое утро люди в царском дворце, каково ни было их положение, собирают коровий помет, смешивают его с водой и затем мажут им пол в дворцовых покоях…
…Царство Силань велико, густо населено и немного похоже на Чжаова [Яву]. И есть тут у людей все, что необходимо для жизни.
Ходят же они нагие, только на бедрах у них повязка из зеленой ткани, перехваченная поясом. А лицо они бреют начисто, оставляют только не тронутыми волосы на голове… бороду отпускают, коли помирает у них отец или мать, и так выражают свою сыновнюю скорбь. Женщины стягивают волосы узлом на макушке и носят белые одежды. Новорожденным мальчикам бреют голову… Покойников они сжигают и хоронят пепел. Не садятся они за трапезу без масла и молока, и если у них нет пищи, то желание есть всячески стараются скрыть. А бетель они жуют все время. У них нет пшеницы, но много риса, сезама и гороха. И собирают они много кокосовых орехов, и получают из них масло, вино и сахар. Есть у них бананы и джак, сахарный тростник, дыни, садовые цветы и травы… В цене у них мускус и цветная тафта из Китая, чаши и вазы из синего фарфора, камфара и китайские медные монеты… [34] И платят они за эти товары жемчугом и драгоценными камнями. Китайские корабли, возвращаясь на родину, постоянно привозят послов здешнего царя, которые приносят дань императору драгоценными камнями».
По причинам не вполне ясным царь сингальской династии Алагакконара (Ма Хуань и Фэй Синь называли его Ялекунаэр) вступил в конфликт с Чжэн Хэ. Еще на пути в Каликут в 1410 году Чжэн Хэ встретил на Цейлоне не очень теплый прием. Что именно произошло тогда на острове, понять трудно; китайцы обвиняли Алагакконару в вероломных замыслах, в частности в. намерении убить Чжэн Хэ. На обратном пути в 1411 году произошло очень серьезное столкновение с Алагакконарой, которое, видимо, вызвано было цейлонской стороной. Флотилия вынуждена была принять меры к защите, и одновременно Чжэн Хэ с двухтысячным отрядом двинулся на цейлонскую столицу [35], взял ее и захватил Алагакконару, его жен, детей и приближенных. Всю царскую фамилию вместе с Алагакконарой Чжэн Хэ препроводил в Китай. Император Чэн-цзу весьма милостиво принял пленников и вскоре отпустил их на родину.
В одном китайском источнике XVI века приводится следующая версия: «Царь Силаня Ялекунаэр впал в соблазн и перестал нтить буддийский закон. Он был жесток и свиреп, безжалостно помыкал людьми в своем царстве и оскорблял святыню — зуб Будды. На третьем году Юнлэ император отправил евнуха Чжен Хэ с благовониями и цветами, дабы принести благочестивые жертвы в [буддийских святилищах] иноземных царств. Чжэн Хэ побуждал Ялекунаэра к почитанию образа Будды и к отречению от ереси. Царь пришел в ярость и вознамерился причинить зло. Чжэн Хэ, угадав его намерения, удалился. Но затем Чжэн Хэ снова был послан, чтобы вручить дары властителям чужеземных стран и привезти в цепях царя острова Силаня. Царь, возгордившийся сверх меры, не оказал Чжэн Хэ знаков уважения и искал случая унизить его. По велению царя пятьдесят тысяч вооруженных воинов завалили дорогу [в столицу] бревнами, а другой отряд должен был напасть на корабли. Но сталось то, что приближенные царя разоблачили его козни. И Чжэн Хэ, выйдя в путь [к столице], поспешил возвратиться со своими людьми на корабли. Но дорога была уже перерезана. Тогда Чжэн Хэ тайно послал гонцов с приказом высадить на берег воинов, дабы с их помощью одержать верх над врагом. Во главе отряда в три тысячи воинов Чжэн Хэ ночью прошел обходной дорогой, внезапно атаковал столицу, ворвался в нее и завладел ею. Тогда воины варваров, посланные для захвата кораблей, а также прочие отряды вражеского войска, которые стояли в глубине острова, устремились со всех сторон к столице, обложили ее и завязали (с Чжэн Хэ) бой, который длился шесть дней.
Чжэн Хэ и его люди, имея при себе пленного царя, вышли на рассвете из ворот, расчистили дорогу от бревен и прошли свыше двадцати ли, то и дело вступая в битву. Наконец, к вечеру они добрались до кораблей… Они избежали опасностей и остались живы, превозмогли затем все препятствия и прошли морем десять тысяч ли, и не тревожили их ни ветры, ни волны…
В девятый год Юнлэ (1411 год), в седьмой месяц, в девятый день они возвратились в Нанкин»,
В этой версии речь идет о двух рейдах Чжэн Хэ на Цейлон — визите, совершенном во время первого похода, и карательной экспедиции 1410 года. Версия эта правдоподобна в яасти описания боевых операций; но вряд ли мусульманин Чжэн Хэ испытывал «внутреннюю» необходимость бороться за зуб Будды и чистоту буддийской веры. Бесспорно, однако, что, заступаясь за попранную буддийскую религию, Чжэн Хэ сразу же завоевал симпатии правоверных буддистов, и подобная тактика обеспечила ему поддержку духовенства, весьма влиятельного на Цейлоне. Истинные же причины ссоры Чжэн Хэ с цейлонским царем, очевидно, носили иной характер и вызваны были неблагожелательным отношением царя к китайским торгово- дипломатическим планам.
Не следует идеализировать личность Чжэн Хэ и наделять его качествами сусального героя, защитника сирых и угнетенных, чертами китайского рыцаря печального образа.
Чжэн Хэ был сыном своего века, а Минский век — время совсем не идиллическое, и феодальный Китай этой эпохи отнюдь не был земным раем. Однако в значительной мере в силу того, что Китай конца XIV и начала XV века не был охвачен той стихией первоначального накопления, которая гнала за тридевять земель кастильских и португальских рыцарей наживы, заморская политика китайской феодальной верхушки была куда более умеренной, чем политика пиренейских держав в эпоху Колумба, Ва-ско да Гамы, Кортеса и Писарро.
Поэтому за флотилиями Чжэн Хэ не шла алчная орда конкистадоров, для которых новооткрытые земли были заповедным полем феерических грабежей и разбоев.
В значительной мере именно этим объясняется то обстоятельство, что, имея все реальные возможности для активных завоевательных акций, Чжэн Хэ никогда без крайней на то необходимости не прибегал к силе оружия.
Великий китайский мореплаватель в каждой своей экспедиции располагал таким количеством кораблей и воинов, которого никогда не было в распоряжении Васко да Гамы, Алмейды, Сикейры и Албукерки.
Чжэн Хэ без особого труда мог захватить все приморские княжества Суматры и Малабара и овладеть Явой, Малаккой и Цейлоном. Он мог подорвать торговые связи гуджаратских, бенгальских, арабских и иранских купцов со странами Малайского архипелага и Индокитая и закрыть мусульманским купцам все дороги на Дальний Восток.
Именно так поступил почти столетие спустя Албукерки, который уничтожил египетский флот, захватил Гоа, Хормуз и Малакку и, пользуясь разобщенностью и взаимной враждой торговых городов-государств стран южных морей, установил португальскую монополию на главных путях, ведущих к Китаю и Молуккским островам.
Но в подобных мерах Минский Китай не испытывал никакой нужды, и Чжэн Хэ предпочитал военным акциям мирные сношения; такая политика была необходима для того, чтобы, не нарушая системы торговых связей, которая сложилась к XV веку на Южноазиатской морской дороге, открыть этот путь для китайской торговли.
Чжэн Хэ нигде не прибегал к провокациям, посредством которых португальцы захватывали мирные города и вероломно разделывались со своими вчерашними союзниками. На Яве, в Палембанге и на Цейлоне в первых трех экспедициях и в Самудре в четвертом заморском походе Чжэн Хэ, правда, применял оружие, но, сломив своих противников, он не превращал их земли в китайские колонии, не посягал на их внутренний
