проверке».
В восьмой главе «Шуюйчжоуцзулу», автором которого был Син Янь-сы, ведавший сношениями с чужеземцами, эта же версия приводится с некоторыми дополнениями. Там сказано, что когда получен был указ императора о розысках документов, глава Военной палаты Сян Чжун поручил одному чиновнику отправиться в архивы и отыскать там эти документы. Тот их не нашел, потому что все бумаги предварительно были спрятаны Лю Да-ся. Тогда Сян Чжун наказал чиновника и велел ему в три дня отыскать документы, но в конце концов так и не удалось ничего обнаружить. Лю Да-ся свои тайны не выдавал никому.
Сян Чжун созвал чиновников и спросил их: «Как же могло так случиться, что в архиве утеряны государственные бумаги?» На это стоящий тут же Лю Да-ся ответил: «Экспедиции Сань Бао [60] [Чжэн Хэ] в Западный океан стоили уйму денег и на них ушла масса зерна, да и, кроме того, тысячи людей погибли [в этих походах]. Хотя он [Чжэн Хэ] возвратился со всякими диковинными редкостями, какая прибыль была от этого государству?
То было плодом дурного управления, которое вверено дурным сановникам, заслужившим суровое осуждение. Даже если бы старые архивы сохранились бы, их надо было бы уничтожить, чтобы искоренить самую возможность [подобных экспедиций]». Сян Чжун спокойно выслушал это, встал и сказал: «Вы обладаете немалыми скрытыми добродетелями; право же, то место, которое вы занимаете, слишком ничтожно для вас» [61].
Бесспорно, доля истины в словах Лю Да-ся была. Заморские экспедиции, которые привозили главным образом предметы роскоши, разоряли страну. Но лечить недуг отсекая болящему голову — способ весьма неразумный, и, закрывая пути в Западный океан, налагая запрет на торговлю со странами южных морей, разрывая сложившуюся систему связей, Минская феодальная империя вступила на путь, чреватый для нее гибельными последствиями.
Ведь регулярные рейсы флотилий Чжэн Хэ, даже несмотря на тот своеобразный характер, который им придавали высокородные любители индийских рубинов и африканских львов, открывали дорогу (правда, не очень широкую) китайским товарам на рынки стран южных морей,
А такое расширение сферы торговых связей способствовало росту производства и в конечном счете содействовало формированию пусть даже крайне замедленных капиталистических отношений, приближая решительный и благотворный кризис китайской феодальной системы.
Самоизоляция Китая, консервируя эту систему, обрекала страну на неизбежный застой, пагубно отражаясь на всей экономической жизни страны, вызывала постепенное окостенение всей системы управления.
Китайские флотоводцы, водившие во времена Чжэн Хэ корабли к берегам Африки, в 70-х годах XV века чувствовали себя неспокойно и неуверенно, отправляясь в поход к берегам соседнего Да-Вьета, и тщетно добивались от властей, чтобы их ознакомили с лоциями Чжэн Хэ, которые тем временем исподволь уничтожали Лю Да-ся и подобные ему чиновники.
Повсеместно на южных морях Китай к концу XV века утратил те позиции, которые он занял в славных тридцатилетних заморских походах Чжэн Хэ.
В Малакке, где, кстати сказать, по инерции местные султаны освобождали китайских купцов от уплаты пошлин, на исходе XV и в самом начале XVI века гуджаратские, бенгальские, яванские торговые люди господствовали безраздельно, в Каликуте забыли, как выглядят китайские суда, и даже в гавани Южного Китая товары привозились на арабских, индийских и яванских судах.
В XVI веке в водах Дальнего Востока появились португальцы; потомки тех фуцзяньских и гуандунских мореходов, перед которыми раскрывались настежь ворота Могадишо и Адена, с горечью должны были примириться с захватом Малакки и с основанием португальской базы у самых ворот Гуанчжоу, в Макао, и с бесцеремонным хозяйничаньем незваных гостей на морских дорогах, ведущих из Индии и стран Малайского архипелага в гавани Китая.
Разумеется, общие тенденции, которых придерживалась феодальная клика Минской империи во второй половине XV и в XVI веке, пагубно отражались не только на внешней политике и торговых связях Китая.
Колоссальный опыт, накопленный в ходе заморских плаваний Чжэн Хэ, оказался в значительной мере неиспользованным, многие ценные картографические материалы были уничтожены, и как раз в то время, когда навигационная наука Европейского Запада стала развиваться в стремительном темпе, феодальная камарилья сделала все возможное, чтобы отбросить китайское мореплавание к доминским временам.
А все-таки вертится
Значит ли это, однако, что огромные достижения китайских мореходов начала XV века были целиком сведены насмарку, что походы Чжэн Хэ не оказали никакого влияния на дальнейшее развитие мореплавания и географических наук?
Конечно, нет. Не только в библиотеку кентерберий-ского архиепископа Лода попадали списки с мореходных карт и лоций Чжэн Хэ. Недаром безымянный составитель трактата «В пожелании попутных ветров», который неведомыми путями попал в канун английской революции в руки рясоносного советника Карла I — Лода, писал, что сохранившиеся копии лоций затерты до дыр, что от частого пользования текст их стал совершенно нечитаемым.
Тайно переписанные во время гонений, эти лоции верой и правдой служили фуцзяньским и гуандунским кормчим; их берегли как зеницу ока, их изучали, ими руководствовались и их совершенствовали последующие поколения китайских мореплавателей.
Итогом заморских плаваний Чжэн Хэ явились замечательные труды Ма Хуаня и Фэй Синя, «бывалых людей», которые вписали в китайскую географическую литературу новые страницы и оставили описания сорока стран Азии и Африки; эти описания для Китая XV века имели такое же значение, как для Европы того времени книга Марко Поло. Сравнивая труды Ма Хуаня и Фэй Синя с трактатом Ван Да-юаня, нетрудно убедиться, насколько расширились рамки мира, доступного Китаю за время великих плаваний Чжэн Хэ. Для Ван Да-юаня Аравия и африкан-ские берега были недостижимыми землями, о которых он писал со вторых рук, а Ма Хуань и Фэй Синь обошли все побережье Южной Аравии и Восточного рога Африки, они воочию видели пустыни Омана и знойные сомалийские равнины. И те реальные живые описания, которые оставили эти непосредственные участники плаваний Чжэн Хэ, положены были в основу китайских географических работ последующего периода. На «плечах» Ма Хуаня и Фэй Синя стояли китайские географы XVI и XVII веков — Чжэн Сяо, Хуан Шэнь-цзэн, Чжан Се. Не вина, а беда этих географов, что в эпоху блестящих успехов, одержанных европейской географической наукой, они продолжали переписывать и комментировать Ма Хуаня и Фэй Синя. Но в темный период истории китайской географии оба эти имени были такими же путеводными звездами для китайских землеведов, как имена Птолемея, Эратосфена и Страбона для географов средневековой Европы.
Можно было сжечь бумаги экспедиций Чжэн Хэ, его отчеты и донесения и развеять по ветру их пепел, но нельзя было вытравить из памяти народа воспоминаний о героических походах на край света. Ведь в начале XV века не менее ста тысяч китайцев-моряков, солдат побывали в странах Западного океана и донесли до своей родины вести о чужедальних краях. Благодаря этим бесчисленным спутникам Чжэн Хэ китайский народ прошел своеобразный курс практической географии. Вероятно, сыновья и внуки любого моряка из флотилий Чжэн Хэ были сильнее в географии Азии, чем Лю Да-ся, который считал ложью точные и правдивые описания Фэй Синя.
«Чжэн Хэ обошел все острова океана, чтобы закрепить у чужеземных народов грозную славу Китая, и народы эти до сих пор помнят о великих его подвигах и восхищаются делами, совершенными китайцами».
Так писал о впечатлении, которое оставили экспедиции Чжэн Хэ в умах вьетнамцев, индонезийцев, цейлонцев и индийцев, великий китайский революционер Сун Ят-сен. Действительно, в различных странах память о Чжэн Хэ и его походах хранится до наших дней. На Яве показывают близ Семаранга «могилу» Чжэн Хэ, на которой до сих пор местные жители жгут курительные палочки, предания о великом мореплавателе
