говорят, что у меня характер легкий. Вообще-то, если совсем честно, я у Елены одна-единственная подруга. Только я могу выносить ее вечные подколы и завышенную донельзя самооценку. Она не чувствует во мне конкурентку, так как моя внешность от модельной очень далека. Все остальные мои подруги общаются с Еленой, потому что с ней дружу я. Но с другими она свой характер сдерживает, а со мной можно не церемониться, я привыкла.
— Подлецов и неудачников притягиваю не только я. Вспомни Янкиного бывшего мужа, вот был гад, так гад! — не согласилась я с оценкой моей личной жизни.
— Янка хоть учится на своих ошибках, а ты их повторяешь, — вывернулась Елена. — Я просто уверена, что этот бывший устроит тебе неприятность. Ты хоть рожать от него не вздумай, пока не убедишься, что он не больной.
— Разве у больных нет детей? — спросила Настя, убирая руки от ушей.
— Сколько угодно. Тебе велено заткнуть уши.
— Мне надоело сидеть с заткнутыми ушами, — жалобно заныла девочка.
— Я тебе их скотчем заклею, и рот тоже.
— А я все маме расскажу!
— Расскажи. Пусть родители тебя с собой на дачу заберут, а я поживу спокойно.
— Не хочу на дачу! — заныла девочка.
— Тогда заткни уши и молчи.
Настя со вздохом повиновалась. Я решила сменить тему. Сколько можно меня критиковать: и готовить не умею, и женихи не такие. И вообще от дружбы должна быть хоть какая-то выгода, а не только потоки критических замечаний.
— Елена, я с тобой собиралась обсудить не мою личную жизнь, а ремонт в моей квартире.
— Ремонт? Могу подарить тебе журнал по дизайну, и все. При ремонте от меня никакой пользы.
Пока мы с Еленой беседовали, Настя потихоньку стянула с тарелки сестры остаток пирога и быстро его съела. Елена не заметила, а мне Настя подмигнула и приложила палец к губам: не выдавай. Я незаметно ей кивнула и тоже подмигнула: ни за что не выдам. Ребенок рос, и организм требовал еды. Девочка с требованиями организма не соглашалась, потому что не хотела толстеть. Тем более перед глазами такой стройный пример для подражания, как старшая сестра — прекрасная Елена.
— Ошибаешься, подруга, — ласково произнесла я. — Польза от тебя огромная. Скажи-ка, какой у тебя рост? Метр восемьдесят? Выше или ниже? Не важно. С таким ростом у тебя хорошо получится красить потолки и клеить обои.
Елена покачнулась на табурете.
— Не волнуйся, Елена, ты будешь стоять на стуле, а я тебя внизу подстрахую. Настя будет нам разводить обойный клей. Здорово я придумала? Начинаем прямо завтра!
Елена скривила губки и потерла кончиками пальцев виски. Она рассматривала безупречный маникюр и сочиняла возможную причину отказа. Я не стала сравнивать свои облупленные ногти с ее наманикюренными пальчиками, но решила сказать, что у меня есть специально припасенные для ремонта перчатки.
С улицы на подоконник осторожно вскочила кошка Милка, увидела Настю и хотела выскочить обратно, но Настя увидела Милку раньше и сориентировалась быстрее. Не успела кошка мяукнуть, как оказалась прижатой к Настиному животу. Зная настойчивость Насти, кошка безвольно вытянула лапы и повисла, не делая даже робких попыток освободиться.
— Я никогда не клеила обои, — озабоченно сказала Елена.
— Вот и научишься! — жизнерадостно ответила я.
— Завтра я занята. Послезавтра тоже.
— Я не спешу.
— Договорились, — без признаков радости ответила подруга. — Кстати, твой пирог очень вкусный, сейчас доем, и мы уходим… Настя, где мой пирог?!
Девочка, несколько минут назад с большим аппетитом съевшая его, честно посмотрела на сестру и показала пальцем на кошку.
— Это она, я сама видела. Это кошка его съела!
— Кошки не едят сладкое.
— Она ест, она все ест!
Милка действительно ела все, кроме кошачьего корма, поэтому Елена Насте поверила, а я ее не выдала.
— Хотите, помою посуду? — добровольно предложила Настя, которая все же чувствовала себя виноватой.
— Ты ее разобьешь, — заверила ее сестра.
— Не разобью, она железная. Фарфоровая уже давно разбилась, только сахарница осталась.
Настя с энтузиазмом принялась мыть посуду, гремя железными чашками и тарелками, и заливая их водой.
— Знаешь что, Миля, — внимательно, словно видит впервые, разглядывая кухню, сказала Елена. — Я уже привыкла к тому, что у тебя свалка в квартире, но если зайдет кто-то посторонний…
— Если этот посторонний захочет дать мне денег на ремонт, то с удовольствием возьму.
— Попроси денег у родителей, — предложила подруга.
— Они на ремонт этой квартиры ни гроша не дадут, считают, что легче поменять ее на новую.
Родители действительно склоняли меня к мысли, что эта квартира не соответствует моему имиджу талантливой и успешной девушки, и предлагали поменяться в другой район. Меня мой имидж волновал меньше всего на свете, и квартира мне нравилась. Родители раздражались и заявляли, что ремонт я буду делать только за свой счет, и они не станут тратить свои деньги на переделку этого кошмара, который только условно можно назвать жилым помещением. Потому что из этой халупы ничего приличного сделать просто невозможно. Да еще первый этаж, который не котируется, и соседи сверху, любящие устраивать потопы, заливая весь подъезд.
— Ну и меняйся, — безразлично сказала Елена.
— Мне здесь нравится.
— Почему?
— Есть причина, — ответила я, но уточнять не стала.
— Не вижу ни одной причины, по которой стоило бы жить в этом свинарнике! — с пафосом заявила подруга. Можно подумать, сама уже вышла замуж за принца и живет в хоромах.
— После ремонта здесь будет чисто.
Очень на это надеюсь. Богато не будет, пусть хоть чисто.
— Сюда даже парня пригласить страшно, испугается и сбежит. А где ты с парнями встречаешься? — заинтересовалась Елена.
— На нейтральной территории, — огрызнулась я. Мне не нравилось, что она увлеклась критикой моей самой замечательной квартиры.
— Про нейтральную территорию ты хорошо придумала. Есть у меня одна идея… Как насчет моей дачи?
— Что делают с парнями на нейтральной территории? — открыла рот Настя, отвлекаясь от кошки и от посуды.
Надоевшая ей кошка была выпущена на волю. Сейчас Милка сидела на подоконнике и ожесточенно вылизывала задранную вверх лапу.
— Угадай с трех раз. Сколько можно тебе говорить — не встревай в разговоры старших.
Пока сестры спорили, я отодвинула сахарницу подальше от края стола. Настя вытирала посуду, изредка показывая сестре язык.
— Я все помыла и ничего не сломала! — крикнула Настя, неловко повернулась, взмахнула руками и грохнула на пол сахарницу. К моей большой радости, сахара в ней почти не было.
— Это на счастье, — сказала я.
— Теперь у Мили осталась только железная посуда, — заметила Елена. — Настасья, бери тряпку и мой пол.
Грустная Настя притащила ведро с водой и принялась вытирать пол. Мы с Еленой перешли в комнату,
