– Меня убивает наша балканская политика. Там особая зона, там сходятся интересы двух дряхлеющих империй, чьи дни уже сочтены. Турция обременена межрелигиозными противоречиями и невозможностью управлять своими огромными территориями. Четыре века назад, будучи на подъеме, они проглотили кусок не по горлу. Теперь покоренные ею народы раздирают Порте брюхо изнутри… Австро-Венгрию губят межнациональные конфликты. Договорившись кое-как с венграми, всех остальных Габсбурги топчут, что тоже неизбежно окончится взрывом. И вот мы хотим расшатать этих двух гниющих изнутри гигантов и обрушить. И занять под шумок их место. Рискованная идея! Как бы нас самих не засыпало их падающими обломками. У нас ведь есть поляки, финны, горячие кавказцы… да хоть бы и хохлы!
А это заигрывание с «братушками»! Они ведь просто паразиты. Сегодня Россия использует их как разменную фигуру в шахматах, а завтра они будут использовать Россию. Сколько мы лепили «Великую Болгарию», а она сейчас строит глазки австриякам. Мы силою оружия и кровью тысяч русских людей вырвали независимость Румынии, Черногории и Сербии. Граф Игнатьев радуется их становлению и пьет сейчас коньяк с братьями-славянами. А чему тут радоваться? Помяни мое слово, эти паршивые сербы, которых на карте мира только в лупу видать, еще втянут нас, ради своих домашних целей, в большую заварушку! Они уже сейчас, как моськи на слона, тявкают на Австрию. Смелые какие ребята! Знают, что в случае драки придет старший брат и станет за них и вместо них воевать… Сербии, как государству, всего два года, а эти сявки нас уже используют. А что же будет через двадцать лет? У маленьких стран всегда большие амбиции. Смотришь, как эти «друзья России» крутят нами как хотят, и грустно становится. А мы и рады крутиться под их музыку, думая, что это и есть панславизм и усиление нашей империи…
Монолог Благово был прерван появлением взволнованного полицмейстера. Он торопливо прошел в кабинет, бросил на стол свежий «Правительственный Вестник» и сказал почему-то шепотом:
– Началось!
Алексей с Павлом Афанасьевичем схватили газету. На первой странице был распубликован указ императора о прекращении деятельности Верховной распорядительной комиссии. Граф Лорис-Меликов назначался министром внутренних дел. Маков становился министром почт и телеграфов – нового ведомства, по-видимому, специально для него выделенного из состава МВД. В структуре министерства Лориса создавался новый департамент государственной полиции. Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии упразднялось, корпус жандармов подчинялся министру внутренних дел. Словом, все, что предрекал Косаговский, свершилось.
– Теперь они меня вызовут! – испугался Лыков.
– Наоборот, сами сюда едут, – Каргер выложил на стол телеграмму от Косаговского. – К нам с секретным поручением выехали два уполномоченных лица министерства. Приказано создать им все условия для успешного выполнения поручения. Готовится что-то важное…
Глава 9
Особое поручение
Благовещенская площадь. Большая Московская гостиница.
В шестнадцать часов пополудни в кремлевском кабинете Каргера, подальше от ярмарочной суеты, состоялось секретное совещание. Присутствовали: начальник губернского жандармского отделения генерал-майор Шамшев и его помощник подполковник Лесовский; от губернатора – его чиновник для особых поручений надворный советник Михайлов; от полиции – Каргер, Благово и Лыков. И приезжих двое петербуржцев. Старший из них был хорошо известен Николаю Густавовичу и Павлу Афанасьевичу: статский советник Полозов занимал уже много лет должность начальника особого отделения департамента полиции исполнительной. Он и представил второго гостя:
– Господа, прошу познакомиться.
Мужчина выше среднего роста, ненамного старше Лыкова, по-военному четко щелкнул каблуками, хотя был и в партикулярном платье:
– Отдельного корпуса жандармов ротмистр барон Таубе, Виктор Рейнгольдович.
Лыков покосился на него. «Года на три старше меня, а уже ротмистр! Быстрое производство у господ жандармов; в армии на выслугу этого чина уходит двенадцать лет…». Однако озлиться на барона как следует Алексей не смог: тот ему положительно нравился. Широкий в плечах и узкий в бедрах, как-то по- особенному гибкий – так двигаются милые лыковскому сердцу пластуны. Взгляд спокойный, умный; держится барон корректно, но с достоинством и очень уверенно. Смуглое загорелое лицо выразительно и красиво. Странный загар…
Полозов сразу взял ход совещания в свои руки. Даже генерал Шамшев слушал его с напряженным вниманием.
– То, что я вам сейчас сообщу, господа, является важным государственным секретом. На конец этого, или начало будущего года намечен приезд в Нижний Новгород государя императора.
Статский советник сделал паузу, чтобы все в полной мере осознали важность услышанного.
– В нынешних обстоятельствах, когда на государя объявлена террористами настоящая охота, безопасность его перемещений есть наша главная задача. Визит будет однодневным и неофициальным.
– Это как? – не удержался Каргер. – Что значит неофициальным?
– Это значит, уважаемый Николай Густавович, что не будет никаких депутаций, приемов и смотров. Государь приезжает на один день, для того чтобы принять иконостасы собора Александра Невского. Как вы знаете, он считает этот собор своим. Во-первых, он назван именем его небесного покровителя, святого Благоверного великого князя Александра Ярославича Невского, а один из приделов храма – именем небесного покровителя его отца. Во-вторых, сам собор построен ярмарочным купечеством по случаю пребывания в вашем городе венценосной четы в августе 1858 года. Место для возведения храма указано лично государем… Первый кирпич в его основание заложил двенадцать лет назад великий князь Владимир Александрович; наблюдать ход строительства приезжал наследник. Словом, это ИХ семейный собор. Постройка его завершена уже пять лет назад, сейчас заканчивают отделку внутреннего убранства. Осталось самое важное – иконостасы. Как вы знаете, у храма – два придела: Никольский и Макариежелтоводский; вместе с главным престолом выходит три иконостаса. Часть икон для них взяты из упраздненного Макариевского монастыря, еще более ста пятидесяти образов дописываются в Москве мастером Соколовым. К Рождеству он обещает закончить работу. Необходимо будет составить все три иконостаса из сборных образов без внутренних противоречий, как нечто целостное. Работа трудная, и государь хочет принять ее еще до освящения. Лично принять…
Теперь о сложностях. Ваша губерния, слава Богу, не заражена такой бациллой нигилизма, как, например, Саратовская или Царицынская. Но и у вас имеются их конспиративные квартиры, боевые и пропагандистские группы. Покушавшийся на государя Соловьев перед покушением скрывался в Нижнем Новгороде. К вам приезжал член Исполнительного комитета Морозов, с целью организовать из местной тюрьмы побег известной Брешко-Брешковской. С июля по август семьдесят восьмого года на Сормовском вагоностроительном заводе работал столяром Степан Халтурин, тот самый, что взорвал Зимний дворец и едва не погубил все августейшее семейство…
Жандармы Шамшев и Лесовский сидели мрачные и пристыженные – ничего из перечисленного они не знали. Полицейские же были невозмутимы – не по их ведомству промахи.
Барон Таубе неожиданно перебил статского советника:
– Этот Халтурин устроился в Зимний дворец краснодеревщиком. И был случай, когда он, ремонтируя стол в кабинете государя, остался с ним один на один. В руках у него был молоток… Страшно представить, что могло случиться, но злоумышленник не решился напасть. Видимо, побоялся, зная хладнокровие государя и его замечательную физическую силу. Вот поджечь фитиль, чтобы погубить женщин и маленьких детей, а самому убежать в безопасное место – на это Халтурину смелости хватило!
Полозов дал барону высказаться и продолжил:
– Господа! Самое главное! Мы имеем достоверные сведения о том, что террористы извещены о готовящемся приезде государя в Нижний Новгород. И уже подготовляют на него здесь покушение.
Каргер вскочил и отбежал в угол кабинета, Благово молча стукнул себя по колену, а жандармы едва не попадали со стульев. Шамшев открыл было рот, но передумал и промолчал.
– У вас сидел весной уголовный по кличке Сашка-Цирюльник? – неожиданно спросил Полозов Павла Афанасьевича.
