неприятель продолжал оказывать сопротивление. Дисциплина в средние века отходила на второй план, так как она стесняла полное проявление личности, на котором только и, основывалась боеспособность средневековья: все базировалось на высоко развитом личном чувстве чести, в бою каждый искал поединка, чтобы отличиться; всякие дисциплинарные пути при этом соревновании явились бы только помехой.
Тактика. При такой дисциплине бой являлся только умноженным единоборством. Собственно боевого строя не было. Для сближения с противником строились обыкновенно в колонну. 300– 400 конных строились по 11–14 всадников в шеренге; в XIV и XV веке в моде было голову колонны, в целях удобства ее вождения, делать клином (1, 3, 5 и т. д. всадников в шеренгу). Эта колонна, без какого-либо порядка и без команды, развертывалась в обе стороны для одиночного боя. Нормально в бою рыцари действовали в одной шеренге с интервалами между рыцарями («рыцарь не должен служить щитом для рыцаря»). Значительная армия подходила в нескольких колоннах, которые очень часто вводились в бой последовательными уступами. В течение крестовых походов эта уступная форма объяснялась необходимостью по возможности скорее начинать атаку, так как на Востоке противник представлял по преимуществу конных лучников, и всякое промедление времени давало ему возможность шире развить стрелковый бой; в боях рыцарских армий на Западе между собой последовательность вступления в бой объясняется преимущественно недисциплинированностью и нетерпением рыцарей.
Рыцари, чтобы построить за собой копье, предпочитали развертываться заблаговременно; медленным аллюром, относительно равняясь в своей редкой шеренге, шли они в атаку. Чем более кнехтов в тяжелых латах являлось во главе копий (XV век), тем более обозначалось стремление атаковать более густой массой, сплошной шеренгой и даже колонной, задерживая развертывание ее до последнего момента[74]. При этом содействие пеших членов копья исключалось, и они тогда объединялись в особые отряды.
Конные стрелки на Западе являлись только подражанием степным восточным народам и особого значения в бою не имели. Пешие лучники опасны при стрельбе лишь с нескольких десятков шагов; но, чтобы уклониться от встречи атаки рыцарей, они посылали одну-две стрелы с дальнего расстояния и спешили спрятаться за своих рыцарей — таким образом, метательный бой имел место лишь короткое время и с дальнего расстояния, и рыцари не обращали на него внимания.
Идеалом рыцарского боя являлась «La Кere» — проездка рыцаря насквозь через неприятельский боевой порядок, возвращение обратно и новая проездка с попутными поединками.
Средневековые историки в своих описаниях боев проявляли очень мало критического отношения и много фантазии; они высоко ставили дошедшие до них обрывки тактических рассуждений римлян и греков и, сочиняя свои хроники по-латыни, часто искажали факты, подгоняя события под чуждую им теорию. Поэтому, часто описания средневековых сражений излагают хитроумные тактические комбинации. На самом деле средневековые короли и герцоги, стоявшие во главе армии, являлись не полководцами, а лишь первыми рыцарями своих армий, и никакое сложное управление не было им под силу.
Резерва по существу не могло быть; иногда отряд рыцарей задерживался позади, как поддержка для того, чтобы подпереть участок фронта, где неприятель имел успех, вообще, чтобы побороть неблагоприятную случайность. Значение резерва вообще обусловливается тем, что он является удержанной вне влияния боя и потому сохранившей порядок частью, которая получает решающее значение тогда, когда другие части расстроятся боем на фронте и утратят порядок. Но так как порядок в Средневековье вообще не ценился, то не мог иметь значения и резерв.
Сильно развитое классовое сознание рыцарей, заставляло видеть в противнике члена своей же корпорации, товарища. Это вело к тому, что противника щадили. Бои между рыцарями были мало убийственны. Ценной добычей были латы противника, но дорого ценился и пленный рыцарь, за которого можно было получить хороший выкуп. Все это вело к ухудшению военного сознания. Не редки были столкновения, в которых на одного убитого приходилось по 50 пленных рыцарей. Процент убитых резко повысился, когда пехота выступила на полях сражений. Печальными представляются нам жалобы австрийских рыцарей на швейцарцев, что последние не берут в плен, а убивают.
Стратегия. Стратегическое искусство средневековья стояло не выше тактического. Средневековый полководец — прежде всего не стратег, не тактик, а крупный политик, умеющий воздействовать на феодалов, созвать, связать и удержать под знаменами ленное войско и сам, с оружием в руках, показать пример своим вассалам. Основной вопрос — давать ли противнику сражение или уклониться от него, средневековый полководец решал не самостоятельно, а под давлением настроения феодальной милиции. Даже блестящие победы часто имели лишь ничтожные результаты, так как преследование происходило очень редко, и победившая армия просто расходилась по домам [75], предоставляя истории идти своим порядком.
Цезарь в 8 лет покорил всю сравнительно густо населенную и воинственную Галлию, а тевтонский орден, при поддержке Западной Европы, затратил 53 года на покорение гораздо меньшей, бедной и пустынной Восточной Пруссии. Оборона получила перевес над наступлением Требовались долгие месяцы, чтобы овладеть стенами даже небольшого города или замка, когда он упорно защищался. Города стремились брать не осадой, а измором, окружая их острожками, гарнизоны коих отрезывали подвоз продовольствия в город.
Особенно низко стояло стратегическое искусство в период крестовых походов. Мистическая цель, которую ставила политика — овладение Иерусалимом и создание феодального христианского острова среди окружающего магометанского моря, исключала возможность рациональной стратегии[76]. Третий крестовый поход, во главе которого стали император Фридрих I Барбаросса, английский король Ричард Львиное Сердце и французский — Филипп-Август (1189–1192), правда, не являлся уже простым паломничеством, с оружием в руках, как предшествующие, он был организован государственной властью, с установлением в империи налога, с подбором воинов, могущих содержать себя в течение двухлетнего похода, с организацией продовольствия от лежащих по пути стран[77]. И все же этот наилучше организованный поход являлся иррациональным предприятием, безотчетным увлечением. Энергия Запада, расточавшаяся свыше двух столетий в походах в Палестину, могла бы быть использована гораздо целесообразнее. Фридрих Барбаросса, вынужденный на походе миновать страну сельджукских турок, Иконию, в которой султан готов был ему благоприятствовать, а сыновья султана захватили власть и встретили крестоносцев с оружием в руках, разбил сельджуков, захватил их главный город, но эта победа привела лишь к тому, что он остался в захваченной столице на пятисуточную дневку и продолжал паломничество к Иерусалиму. В этих условиях след армии крестоносцев терялся, как корабль в море, магометане возвращались на свои места, а те местные элементы, на которых могли бы опереться крестоносцы — армяне и другие — боялись себя скомпрометировать перед магометанами содействием крестоносцам.
Рыцарство представляло прежде всего касту, это был не род оружия а скелет в феодальной армии. Рыцарство не являлось тем первоисточником, из которого развилась современная кавалерия. Тем не менее, историки конницы, начиная с Денисона, видят в рыцарях своих предков и идеализируют рыцарей, как защитников бедных и слабых. На самом деле, нравы были много грубее. Воин без работы и без дисциплины легко обращается в разбойника. В средние века значительная часть рыцарства, опираясь на свои укрепленные замки, занималась разбойничеством и самоуправством. Против рыцарей-разбойников предпринимались целые походы, при осадах разбойничьих замков на помощь с воодушевлением являлось ополчение местного населения, выполнявшее осадные работы. Слабая королевская власть не могла во Франции умиротворить разбойничьи выходки рыцарей — на помощь явилась церковь, провозгласившая «Божий мир» от вечера четверга до утра понедельника, в какой промежуток времени рыцари не должны были пускать в ход оружие. Фридрих Барбаросса в 1186 году установил требование, чтобы каждый начинающий войну с соседом объявлял об этом за 3 дня. Но все это были паллиативы против рыцарского самоуправства, не представлявшие никакого обеспечения честным гражданам. Вечный внутренний мир провозглашался в средневековье неоднократно; однако, только развитию капитализма удалось преодолеть грабежи рыцарства вместе с средневековьем и феодализмом, заменив их более утонченными формами эксплуатации.
Города. В XI веке в феодальных государствах Западной Европы начала сказываться новая растущая сила — города. Феодальные учреждения соединяли в стройную систему классы, связанные с земельной недвижимой собственностью. Представителем движимого имущества являлся городской рынок,
