Очень скоро другие европейские государства переняли у французов магазинную систему снабжения. В 1721 году в Пруссии имелось всего 21 магазин военного ведомства, в которых хранились хлебные запасы, достаточные для довольствия в течение одного года 200 тысяч человек (т. е. в пять раз большего числа, чем в тогдашней прусской армии). Постепенно вопросы довольствия получили решающее значение в стратегии. Магазинная система, дававшая вначале полководцу большую свободу, совершенно связала его в направлении и размахе операций.
Фридрих Великий твердо держался магазинной системы, искусно пользуясь для закладки новых магазинов и транспортирования запасов речными путями; ему принадлежат характерные изречения: «я держусь мнения Гомера — хлеб делает солдата» и «не я здесь командую, а хлеб и фураж»[155].
Жизнь армии исключительно за счет подвоза с тыла, вызванная необходимостью поддерживать строгую дисциплину и бороться с дезертирством, вызвала острую чувствительность армий старого режима к сообщениям. 11-го августа 1757 года Фридрих Великий писал фельдмаршалу Кейту, что он возлагает на ожидаемый продовольственный транспорт последнюю надежду государства. Такая фраза не вылилась бы из-под пера полководца, армия которого, в крайнем случае, могла использовать местные средства.
В вопросе продовольствия войск, как и во всем снабжении, процесс огосударствливания шел таким путем: сначала государство устанавливало контроль за правильностью довольствия полковниками и капитанами, затем приходило последним на помощь, устраивая государственные магазины, из которых войска могли, в счет жалованья, забирать продукты, и, наконец, сосредоточивало в своем ведении всю заготовку и распределение в войсках продуктов.
Казармы. Солдатское жалованье уменьшилось; солдата, которого раньше и в мирное время, и на походе кормила квартирная хозяйка или жена, стало продовольствовать государство. Параллельно с этим, государство взяло на себя и предоставление солдату помещения. Прежний способ размещения войск на постой по обывателям был найден несоответственным новым требованиям в отношении войсковой спайки и дисциплины, и государство принялось за постройку казарм. Уже в эпоху Лувуа казарменное строительство во Франции достигло такого размера, что значительная часть постоянной армии переместилась в казармы. В более бедных государствах этот процесс переселения в казармы, имевший огромное значение для внутренней жизни войсковой части, затянулся надолго. В России только в начале XX века казарменный вопрос приближался к окончательному решению.
Казармы составили значительную часть континентальных европейских городов и обусловили начало их быстрого роста, столь характерного для последних полутора столетий. В Пруссии XVIII века количество солдат представляло 20–25 % всего населения многих городов (1740 г. — Берлин 90 тыс, жителей, в том числе гарнизон — 21 тыс.; Магдебург — 19 580 жителей, 5–6 тыс. гарнизон, Штеттин — 12 340 жителей, 4– 5 тыс. гарнизон; Галле — 14 тыс. жителей, 3–4 тыс. гарнизон и т. д.). Постоянная армия, являясь городообразующим фактором и могущественно влияя своими потребностями на создание рынка и увеличение обмена, явилась сильным рычагом, разрушавшим остатки натурального хозяйства и расчищавшим дорогу капитализму.
Артиллерия. Китай — страна, климат которой благоприятствует отложению селитры[156], главной составной части пороха, явился и страной, в которой был изобретен порох. От китайцев это изобретение было перенято арабами и Византией, где получило довольно широкую известность под именем «греческого огня». В XIII веке рецепт изготовления пороха был переведен с греческого на латинский язык и начал распространяться в Западной Европе.
Изобретение пороха и изобретение огнестрельного оружия представляют совершенно особые стадии развития техники. На Востоке порохом пользовались преимущественно в форме огня; китайцы и арабы применяли его в фейерверочной форме — «римская свеча» — для устройства пожаров внутри осажденного города[157], греки — для поджигания неприятельских судов. Использование пороха для стрельбы, может быть, и самостоятельное изобретение европейской мысли. К 1300 году уже начались опыты конструирования огнестрельного оружия; первое использование его относится к 1327–1331 гг. Немецкая изобретательность направилась немедленно на создание орудий огромного калибра; в начале XV века известность приобрела «ленивая Берта» ландграфа Тюрингенского. Город Нюренберг в 1388 г. имел «Брунгильду»: вес орудия 135 пудов, вес каменного, окованного обручами ядра, — 13,5 пуд.; орудие перевозилось 12-ю лошадьми, лафет — 16, щит, заменявший бруствер осадной батареи, — на 6-ти лошадях (3 повозки). За «Брунгильдой», отправлявшейся для осады, на 4 четверочных повозках везли 11 ядер и 150 фунтов пороха, и на 1 повозке следовало 8 человек прислуги в железных шапках и неметаллических кольчугах; вождем «Брунгильды» был артиллерийский мастер, следовавший верхом.
Пушка — оружие не индивидуального бойца, и потому находящееся в противоречии со средневековым характером армий. Орудия представляли вначале собственность или коллективов — цехов и городов, или лиц командного состава и государей. Отбитые у неприятеля пушки и порох не шли в раздел добычи, а составляли собственность капитана. Вначале действие огнестрельного оружия было весьма ограничено; можно утверждать, что мортиры и пушки до XVII века представляли менее совершенную и могущественную машину, чем сложные орудия римлян и монголов, основанные на использовании силы раскручивающегося упругого тела. Последние представляли очень сложную механическую систему. В XIV веке искусство их постройки стало в Европе возрождаться, но, не смотря на техническое превосходство над пушками, они не выдержали конкуренции с огнестрельным оружием: последнее было окутано ореолом таинственного и чудесного, признано Петраркой адским изобретением, оглашено Лютером, как орудие сатаны и ада, и вошло в моду; главное преимущество огнестрельного оружия над другими видами метательного заключалось в устрашающем громе выстрела. Еще Макиавелли признавал, что пушки действуют, главным образом, страхом, вызываемым громом выстрела.
Орудия изготовлялись отдельными мастерами. Артиллерийское искусство вначале носило отпечаток средневековой алхимии и было окутано глубокой тайной, что серьезно затрудняло усовершенствование техники. Еще в 1420 г написана была «фейерверкбух», списки с коей передавались секретно по наследству адептами артиллерийского цеха; она была отпечатана только в 1529 г. и служила справочным руководством до последней четверти XVI века. Полтора века службы справочного технического пособия! В наше время соответственные издания не выдерживают и 15 лет — темп эволюции техники ускорился более, чем в 10 раз.
Еще в 1494 г. известный кондотьер Тривульцио высказывал мысль, что пушки в бою бесполезны. Но как раз в этом году французская армия в итальянском походе дебютировала с многочисленными принципиальными усовершенствованиями артиллерийской техники: были изобретены цапфы, каменные ядра заменены железными или чугунными, изобретена бомба, канал орудия получил более строгое цилиндрическое очертание. Французы, приняв гораздо более действительный снаряд, усовершенствовав технику изготовления орудия и стрельбы, смогли отказаться от калибров «царь-пушки» и создали первое, действительно годное, боевое оружие[158]. Город Монте-Фортино был взят французами в течение одного часа, причем в этот период времени артиллерия успела сделать пролом в средневековой стене города и состоялся штурм.
В Италии было в обычае перевозить орудия воловьей запряжкой. Появление усовершенствованной французской артиллерии, с запряжкой лошадьми, почти поспевавшей на походе за полевой армией, произвело сильное впечатление. В 1512 году артиллерия сыграла уже решающую роль в сражении при Равенне. Отношение артиллерии к численности армии уже тогда колебалось около 4 пушек на 1000 бойцов, т. е. достигло ступени, которой держалось, с известными колебаниями под влиянием маневренных или позиционных войн, почти до последней мировой войны.
Дальнейшим существенным этапом в развитии артиллерии явилось изобретение в 1640 г. масштаба калибров. До этого времени каждый экземпляр оружия носил на себе средневековый отпечаток индивидуальности изготовлявшего его мастера, и почти не было двух схожих между собой экземпляров. Идея однообразного изготовления предметов по форменному образцу — это идея новых веков; она открыла широкую дорогу капитализму в организации промышленности, она позволила рационализировать и механизировать производство. Уже ландскнехты поражали внимание воспитанного в средневековых условиях наблюдателя тем, что у них пики, по требованиям боевой работы в составе коллектива, были одинаковой длины. В конце XVI века внимание наблюдателя привлекла поставка аугсбургскими мастерами
