– По кличке Бел. Он работал сначала где-то при правительстве, при советской власти. А потом пошел в бизнес. Он говорил: «Я всегда здесь жил, в Жуковке – и при советской власти, и сейчас. Потому что мне тут нравится. Вот я и живу». Он рассказывал мне, как после войны в Литве вызывал детей литовских офицеров и говорил: «Ну что, ребята, вступаем в комсомол?» А он сам был какой-то комсомольский босс. Те говорили: «Ты сошел с ума, какой комсомол! Мы ж приличные люди». Он отвечал: «Я так и знал… Поэтому я вас заранее на отправку в Сибирь записал». – «Не, ну тогда, сука, ладно, в комсомол». Он сделал прекрасную карьеру. Потом. В Москве.
– В мои времена все вступали в комсомол поголовно.
– Это понятно. Но вот с этим разделением, когда одни коммунисты, а другие – лесные братья, что стало в Литве? Настал мир?
– Не знаю, я не застала того времени. Я уже слишком поздно училась для этого.
– Ничего не осталось от того конфликта? Старики не спорили?
– Как не осталось – моя бабушка. Никто не спорил, потому что надо было жить. Естественно.
– И что бабушка?
– Она была четырнадцатым ребенком. Она была самой маленькой. Она говорит, что ее маме, когда та ее родила, было 62 года.
– Шестьдесят два!
– Но она ее уже не помнит, она после этого скончалась быстро. Моя бабушка жила с сестрами, они были ей как матери. Одна из сестер, Иоанна, жена владельца фабрик в России, была очень экстравагантная и темпераментная. Била китайский фарфор… Бабушке с ней не нравилось, и она уехала к другой сестре. А Иоанну с мужем расстреляли большевики… А одного ее брата застрелили немцы; они думали, что он убегает, а он бежал спасти корову из горящего сарая… Моя бабушка жива, ей сейчас 99.
– Ничего себе!
– Она очень недовольна, что иногда ей надо ходить с палочкой… Я однажды в детстве нашла у нее в шкафу маленький шелковый литовский флаг.
– Это вот такой, как сейчас? Триколор?
– Да! Дикий скандал был. «Как ребенок мог найти? Ты это не видела, и вообще это ничто». Потом, у нас книга была дома – старая история Литвы.
– Там вся правда была написана?
– Вся правда не бывает. Тот, кто пишет, – того и правда. Там история Литвы представляется с определенной позиции… Вот расскажу тебе историю про правду. Мне объяснили, что нельзя красть, нельзя врать, – и это послужило мне неважно.
– Ну-ка, ну-ка…
– В моей семье всегда справляли сочельник, канун Рождества.
– Помню, ты рассказывала, что тебе дарили коньки.
– Да. И балетные туфли. У меня было счастливое детство… Так вот однажды мне сказали: никому в школе не признавайся, что вчера у нас был праздник дома.
– Но при этом тебя учили не врать.
– Да. И когда учительница в школе спросила: «У кого вчера был праздник дома?» – только двое признались. Я в том числе. Два дурака таких было. (А справляли все, потому что в Литве, несмотря на то что официально никто не справлял Рождество, селедки в это время в городе не было вообще. У нас ведь сочельник – это одна рыба. И овощи. Моя мама до сих пор гениально готовит рыбу.)
– Ну и что, наказание было какое-то?
– У родителей были неприятности. Папа ведь дипломат.
– А, дипломат? То есть у вас не было проблем с советской властью?
– Папа – дипломат, но мой дед чуть не уехал в Сибирь. Естественно, дедушки с папиной и с маминой сторон были не великими коммунистами, наоборот. Дедушка прятал свои литовские награды в печке. Они где-то есть, по-моему.
– А литовские награды – это за что?
– Он не воевал. Это за служение Литве, его наградили как цивильного человека. Он был очень интересный… Правда, я с ним не встретилась.
– То есть у них были чистые биографии с советской точки зрения?
– Нет. Конечно, нет. Я же говорю, он чуть в Сибирь не уехал.
– Но все-таки не уехал.
– Бабушка рассказывает, что у них всегда в сталинские времена на окне стояла лампа. Она работала в театре и приходила ночью поздно. Если лампа горит, это сигнал: «Можешь возвращаться». Если не горит – «Меня взяли в Сибирь, ты не иди домой, чтобы кто-то живой был». А у двери стоял мешок с сухарями и мешок с луком.
– Лук в лагере очень кстати – от цинги. Но все, значит, обошлось… А потом, в 89-м, как там у вас было, когда опять власть поменялась? Не было у родителей проблем?
– Нет.
– Значит, и на этот раз все обошлось…
– Ингеборга, ты рано начала кинокарьеру: впервые снялась в четыре года, на любительскую пленку, – ты там стоишь на стуле и декламируешь стишки.
– Да. Это показывали по телевизору.
– А что ты читала там? Это же было немое кино, там звука-то не было.
– Я уверена, что-то вроде «Взвейтесь кострами, синие ночи…».
– Литовское дитя читало такое? На русском?!
– Нет, на литовском. Я не знала тогда русский язык.
– Слушай, ну тебе повезло, что у тебя все сразу случилось в жизни – бабушка театральная, ты в четыре года в театре играла, в кино снялась… И дальше вся жизнь пошла по накатанному.
– Это не совсем так. Хотя, конечно, мне повезло.
– У тебя самая первая роль была, которая запомнилась советскому народу, – это Кисуля.
– «Интердевочка».
– Согласись, первая роль, по которой вся страна тебя узнала.
– Меня после Кисули не узнавал никто, потому что я там была в рыжем парике.
– Ты там была такая противная.
– Ну естественно.
– Но это непрофессионально для проститутки – быть противной.
– Да. Они все такие ангелы.
– И особенно, конечно, возмутительно, что героиня Яковлевой, когда приехал ее постоянный клиент из Японии, лежит как бревно и смотрит в потолок, думает о своем. Ну, в общем, все тогда возмутились. Это был лживый ход. Так не бывает.
– Послушай, я не буду с тобой обсуждать художественную ценность этого фильма.
– Ха-ха!
– Это одна из самых успешных русских картин.
– Классика, да… Фильм тогда прозвучал, конечно.
– Большой успех! У меня тогда хватило мозгов понять, что после этой картины Лена Яковлева точно проснется знаменитой.
– Что она и сделала. А ты?
– Никому из тех, кто снимался в фильме, это не помешало.
– Скажи, ты специально там старалась быть противной? Тебе это трудно давалось?
– Нет. Я старалась играть характер, то, что написано. Вообще-то до Кисули я уже в куче картин была. Я много снималась и была довольно известной актрисой в Литве.
– Помнишь, как в «Мастере и Маргарите» дядя Берлиоза считался умным человеком, но – в Киеве.
– Абсолютно. Я играла в очень хорошем Каунасском драматическом театре тогда. Я была еще
