– А если бы ты был расистом и считал, что вообще все негры тупые, – было бы корректно в этом признаваться?
– Во-первых, я такого о неграх не думаю.
– Хрен с ними, с неграми. Я это все к тому, что ты недобро беседовал с русским народом в Америке.
– Я не с русским народом беседовал, а с неким грузином, который проживает в Америке, – с американским гражданином. Это раз. Второе – что касается негров. Эти самые негры не очень-то сильно говорят о том, что они самые великие, что у них самая лучшая культура, что они специально особо духовные, у них специальное предназначение в отличие от всех других народов.
– Есть. Негры, которые живут во Франции, говорят, что они – подсознание Европы.
– Ха-ха! Вот если на эту тему зайдет дискуссия с неграми, ты будешь политкорректен или ты скажешь все, что о них думаешь, про их подсознание, про то, что им должно все прощаться? Что их прадеды были рабами и поэтому белые теперь по гроб жизни им должны? Или все-таки скажешь: идите-ка вы на хер, дорогие товарищи! Бери кайло и иди яму копать. А?
– Мне тяжело про негров рассказывать, потому что у меня к ним особое отношение.
– Если бы, допустим, я вел дискуссию с неким представителем русского народа – а я еще раз подчеркну, что не вел такой дискуссии, – который бы в этой дискуссии говорил: да нет, ну что ж, ну русские и русские, в общем-то, народ как народ, тяжелая такая непростая история, довольно много трагедий, скорее такая беспросветная, очень тяжелая жизнь у народа была, они в принципе с неграми вместе свободными-то стали, недавно совсем, долго потом еще не могли понять, чего с этой свободой делать, устроили какую-то поножовщину. Культура – да, есть, конечно, выдающийся элемент, вот, например, музыка – Рахманинов, Стравинский, Шостакович, Прокофьев. Литература.
– Насвисти что-нибудь из Прокофьева.
– Не, ну я не помню. Из «Ромео и Джульетты» можно насвистеть. Из «Александра Невского». «Петя и волк».
– «Петя» не считается.
– Не, ну не считается так не считается. Я ж не претендую. Хотя считается, что это мирового уровня вещи до сих пор. Шостакович. (
– А! Ну да! Ты же ходил у нас в музыкальную школу!
– Но вернемся к представителю русского народа. Так вот, наверное, я бы с ним посидел так, погоревал, бутылочку бы выпил. Мы бы посокрушались, пообсуждали бы, наверно, что все не так беспросветно, шансы есть. Но если я перед этим в течение многих лет подряд слышу исключительно заливистые разговоры, особенно от Минкина, какой зае…ательский народ! Ну просто лучший в мире! Нету, блин, ни одного пятнышка, все прекрасно! Величайшая культура, огромное трудолюбие! Мудрость вековечная – ну просто тушите свет! И только плохие паразиты, правители подлые мешают еще ярче блистать светлому образу народа… Блядь, ну как с этим не пополемизировать? Ну сами себя сажали, ну сами себя расстреливали. Ну вот понимаешь? Вот если ты в дискуссию входишь, то ведь все зависит от контекста дискуссии, согласен?
– Я однажды вел престранную дискуссию с неграми… Это было очень смешно. Как-то в Нью- Йорке на Таймс-сквер я увидел кучу негров, которые собрали вокруг себя толпу и что-то орали в мегафоны. Я подошел послушать. Смысл выступления был такой. Настоящие евреи – это негры, а вот те, которые сейчас считаются евреями, они просто примазались. И как самозванцы должны отдать настоящим евреям, то есть неграм, все бабки и освободить всю занятую недвижимость. По негритянской версии, сам Христос был негр, и все апостолы тоже негры или, на худой конец, мулаты. В доказательство чего они мне предъявили, ты будешь смеяться, альбом ленинградского издательства «Аврора» с репродукциями древних икон, на которых все персонажи – темно-коричневые. И еще они мне говорят: «А ты думаешь, что ты, блядь, белый?» Я говорю – ну, в принципе да. Тогда они берут лист белой бумаги, прислоняют мне к руке и говорят: «Старик, вот это – белый цвет, а у тебя рука-то, в общем, далеко не белая. Ты фактически тоже цветной». Эта концепция, которую я услышал от негров, – она меня восхитила. Такое гнать! Молодцы просто…
– Я считаю, что у великого русского народа что-то похожее происходит…
– Ну, русские хотя бы не говорят, что Христос – из москалей.
– Да. Но у русских есть другое. В массовом сознании русские победили татар. А на самом деле они ассимилировались друг в друга. Вот огромное количество таких мифов. «Мы выиграли Бородинскую битву». С какого, извиняюсь, вы решили, что выиграли ее?
– А кто, по-твоему, выиграл Бородинскую битву?
– Французы.
– Гм… Ведь недаром Москва, спаленная пожаром…
– Это когда они выиграли, то потом ее и взяли. А потом, когда проиграли, тогда и Москву сдали.
– По версии младшего Гумилева, татары были просто военные наемники на службе русских князей.
– Это позже. А не в момент завоевания. В свою очередь, русские князья были марионетками у татарского хана. И ходили покупать ярлык на правление, если ты помнишь. И в феодальной лестнице участвовали, когда хан по ним взбирался на трон. Это же тоже было. Или Гумилев это тоже отрицал?
– Не помню. Надо поднять материалы.
– Я думаю, что не отрицал. И Александр Невский, кстати, умер по дороге в Орду. Ехал на поклон к великому хану.
– Вот почему это интервью было встречено в штыки… Я сам помню, как оно мне не понравилось – ни хера себе, оборзел. В отличие от Лермонтова, которого ты цитировал, – «немытая Россия»…
– Не я. Это Минкин.
– Вы с Минкиным, короче. Лермонтов воевал против чеченцев в рамках антитеррористической операции. Находясь на передовой, он во первых строках сказал: «Люблю Россию я, но странною любовью…» Критике подвергал, но первое слово было – «люблю». Заметь!
– Да.
– А тебе кто мешал в Чечне воевать? Ты бы тоже мог как поручик Лермонтов…
– В 98-м году не было войны в Чечне.
– Там было перемирие как раз?
– Да.
– Ну, я тебя не отправляю на войну, я так просто тебе объясняю ситуацию, как это выглядело в глазах русских. К тому же ты находился под следствием, если я не ошибаюсь?
– Да.
– Под следствием! То есть картина была такая: наворовал на родине и сбежал в Штаты, скрылся там от правосудия, и, уже как иностранец, как эмигрант, ты обратился к русским: а вот вы-то и пидарасы. О как! И еще, если помнишь, в изложении Минкина ты там еще отвратительно хихикал. Помнишь?
– Да. Ха-ха!
– Отвратительно хихикал и, похоже, вообще был пьяный. Такая складывалась картина.
– А ты что, слушал это?
– Нет, я читал. Где хихиканье отвратительное и тон такой, что человек вмазал и потерял стыд. Там не было академичности типа: «Вместе с тем хотелось бы также отметить…» Заметь, какая после твоего интервью была работа проведена по развитию русского национального самосознания и свободы слова и печати. Заметь! Теперь все то же самое хавается без вопросов.
– Да. Потом люди будут диссертации защищать о роли моего интервью в развитии русского менталитета. А ведь действительно, сейчас это общее место – то, что я говорил тогда. Кстати! Со мной в