все основные силы которой брошены на штурм Севастополя, а за спиной почти никого. Дороги от Феодосии – шоссейная и железнодорожная, – ведут на север, к Перекопу. Не дай бог, если русские устремятся на север, к Джанкою. Всего каких-то пару сотен километров. Армия окажется отрезанной….
Полгода назад, в первые дни войны, он, Манштейн, тогда командир 56?го танкового корпуса, именно так и поступил. Стремительный кинжальный рейд от границы от Клайпеды, на восток, в глубь страны, прорезая Прибалтику. Танковый корпус наступал без остановки, без передышки, не обращая внимания на то, успевают ли соседи за ним, оставляя позади не только свои, но и русские войска. И это за четыре дня войны! Танковый корпус преодолел, сметая заслоны и ломая отчаянное сопротивление, почти три сотни километров! Ранним утром 26 июня танки корпуса вышли к берегу широкой реки Двина у города Двинска и сходу захватили оба крупных стратегических моста. Русские не успели их взорвать…
Все эти приятные воспоминания пронеслись в его голове. Надо немедленно что-то предпринимать. И мысль остановилась на авиации. Сейчас только авиация способна быстро отреагировать, нанести удары по русскому десанту. Манштейн посмотрел на барона фон Рихтгофена, командующего 8?м авиационным корпусом, отважного летчика, который сам часто летал и руководил полетами своих эскадрилий.
– Обстановка критическая, – сухо и властно сказал ему Манштейн. – Надо помешать высадке войск. Сколько самолетов могут подняться в воздух?
– Сто пять, гер генерал!
– Это хорошо, – и Манштейн приказным тоном добавил: – Все крылья, какие сейчас есть, направить сюда!
Он указал на Феодосию.
– Яволь! – Барон откозырнул и вместе со своим начальником штаба полковником Кристом направился к выходу из кабинета.
Манштейн действовал быстро, понимая важность момента.
– Передайте генералу Шпонеку мой приказ: заблокировать десант и не позволить ему продвигаться вглубь. Всеми силами удерживать Керченский полуостров! Окажем всемерную поддержку всеми имеющимися средствами. Повторяю: всеми силами удержать Керченский полуостров!
Потом он, не отдавая приказа о прекращении штурма Севастополя, спросил начальника штаба:
– Что осталось в резерве?
– Одна дивизия, – полковник Веллер назвал ее номер, – и две румынские бригады.
– И все?
– Все, – ответил Веллер, – не считая отдельных вспомогательных частей.
– Какое положение в пятьдесят четвертом корпусе?
– Пятьдесят четвертый армейский корпус понес большие потери, и его полки, прекратив наступление, по вашему приказу, отходят с захваченных позиций ввиду сложности рельефа и неудобства для обороны.
– А тридцатый корпус?
– У него положение лучше. Он успешно удерживает занятые позиции. Сто семьдесят вторая дивизия во втором эшелоне.
– Снять у тридцатого корпуса сто семидесятую вторую дивизию и вместе с румынскими бригадами немедленно направить ее на Керченский полуостров, к Феодосии, в подчинение генералу Шпонеку, – приказал Манштейн и посмотрел на начальника тыла. – А вам, полковник, обеспечить быструю переброску этих войск и, главное, боеприпасов!
Вошел дежурный офицер связи:
– Разрешите, герр генерал?
– Слушаю! – Манштейн, а за ним и все офицеры штаба повернулись к связисту.
– Только что получено срочное донесение от генерала фон Шпонека. Читаю, – офицер уставился в текст. – Положение корпуса катастрофическое. Феодосию удержать не сможем, идут уличные бои. Противник наращивает силы, идет высадка новых полков в порту. Противник активно атакует. Мы долго продержаться не сможем.
– Сообщите Шпонеку, чтобы всеми силами удерживал Керченский полуостров! Не давал русским развивать успех! На помощь перебрасываем дивизию и две румынские бригады.
Командующий армией задумчиво прошелся по просторной комнате, которая еще недавно была кабинетом председателя крупного и богатого крымского колхоза. Манштейн знал, что эсэсовец Родель, грубоватый и хитрый баварец, наверняка уже успел обо всем доложить в Берлин. И каждое слово Манштейна, каждый его приказ будут обсуждаться и взвешиваться там, в столице рейха.
В 10 часов утра пришло новое, еще более тревожное донесение генерала Шпонека: генерал Гимме, командир 46?й дивизией, не смог удержать Керчь, и его полки отступают; положение безнадежное. Русский десант смог полностью овладел Феодосией, в порту идет постоянная выгрузка новых полков, они сходу вступают в бой и продвигаются в глубь полуострова. В данный момент уже идут упорные бои под Владиславовкой. Ввиду создавшегося критического положения он, генерал Шпонек, вынужден отдать приказ своим войскам оставить Керченский полуостров.
Маштейн мысленно чертыхнулся. От Владиславовки железная дорога идет прямо на север, минуя Севастополь и Симферополь, отрезая и блокируя его 11?ю армию.
– Запрещаю покидать Керченский полуостров! За-пре-ща-ю! – Манштейн ударил кулаком по столу. – Запрещаю! Удерживать полуостров всеми силами! Так и передайте! Удерживать! На помощь идут дивизия и две румынские бригады. Докладывать мне через каждый час о положении дел!
Манштейн негодовал. Как граф Шпонек мог самостоятельно, без согласования, принять такое решение? Как? Струсил? Он не ожидал от него, бравого и заслуженного генерала, такого. Никак не ожидал. Спасал свою задницу от русских штыков? И еще в голове пронеслась обжигающая мысль, что за отвод войск с Керченского полуострова отвечать перед фюрером придется ему, Эриху фон Манштейну, а не графу Шпонеку. Он, командующий армией, лично несет полную ответственность за весь Крым.
Критическая обстановка требовала от него принятия быстрых и решительных мер. И в то же время в глубине души пронеслось спасительное понимание, что внезапный русский десант в Феодосию, особенно самовольное бегство Шпонека с полуострова, отводит от него, от Манштейна, гнев фюрера за неудачи под Севастополем, за долгое топтание перед этой морской крепостью.
Выдержав паузу, Манштейн громко и властно произнес:
– За самовольное отступление, что привело к фактической потере стратегически важного Керченского полуострова, отстраняю генерал-майора фон Шпонека от командования сорок вторым армейским корпусом! Это первое. И второе! – Манштейн на минуту задумался. – Где генерал Маттенклотт?
– Генерал-майор Маттенклотт в штабе своей дивизии, – сухо, как обычно, доложил полковник Веллер.
– Командира сто семьдесят второй пехотной дивизии генерал-майора Маттенклотта назначаю командиром сорок второго армейского корпуса, – приказал Манштейн. – К командованию корпусом приступить немедленно!
Дав еще несколько распоряжений и поручений, Манштейн отпустил подчиненных.
– А вас прошу остаться, – сказал он начальнику разведки Хорсту и эсэсовцу Роделю.
Когда они остались втроем, Манштейн задал вопрос, который его тревожил с утра, с момента получения известия о высадке морского десанта в Феодосии. Он спросил, обращаясь к ним обоим:
– Меня беспокоит судьба Гюнтера фон Штейнгарта. Как вы думаете, господа офицеры, где, по вашему мнению, сейчас может находиться генерал-лейтенант Генерального штаба?
Мысленно командующий назвал Штейнгарта «берлинским коршуном», но вслух произнес его полный титул.
– Из Берлина уже спрашивали о нем.
– Как вам известно, герр генерал, Гюнтер фон Штейнгарт вместе с племянником и адъютантом неделю назад отбыл в Феодосию, – доложил начальник разведки. – И как он заявил перед отъездом, всего на три- четыре дня.
– Но он увез папку с важными документами. – добавил Родель.
– Я это и имею в виду, – озабоченно произнес командующий, – с ним документы строгой секретности, и еще его племянник, который многое знает, чего другим знать не положено.
– По нашим данным, – Родель сделал акцент на слова «по нашим данным», подчеркивая, что эсэсовцы
