выдох. Сердце колотится так сильно, что кажется вот-вот выскочит из грудной клетки.
Рядом бежит Пельцер. Он на ходу скинул свою тяжелую куртку и шапку, с которыми до этого не расставался. Старый учитель понимает, что надо спасать не вещи, а жизнь. Лицо его стало землисто-серым. Крупные капли пота покрыли все его лицо, оставляя грязный след. Старый учитель географии как-то нелепо взмахнул руками и, словно запутался в своих ногах, качнулся назад. Но упасть он не успел. Сильные руки Андрея поддержали его.
– Дышите глубже, глубже! Еще!
После третьего круга эсэсовец поднимает руку:
– Стой!
Качаясь, словно пьяные, узники останавливаются. Колонна заметно поредела. А на плацу лежали обессиленные люди.
Поддерживая Пельцера, Андрей осмотрелся. Отсюда, с площади, весь лагерь хорошо виден. Он разместился на каменистом склоне горы. С площади вниз уходят пять параллельных улиц, по бокам которых тянутся ряды деревянных и каменных бараков. Справа, в сотне метров от ворот, низкое каменное здание, огороженное высоким деревянным забором. Над зданием – квадратная труба. Из нее идет черный дым…
Снова команда «Бегом!» На этот раз – в баню. Баня – низкое полутемное помещение. Пол, стены и потолок из серого цемента. «Каменный мешок», – подумал Андрей.
– Раздевайся!
Потом – в парикмахерскую. Заключенные в темно-синих форменных костюмах ловко орудуют электрическими машинками. На груди у них Андрей заметил знаки различия – зеленые или красные треугольники и на белом квадрате четырехзначные номера. Парикмахеры быстро остригали новичков, оставляя полосу волос от лба до затылка. А у пожилых, начинающих лысеть, – оставляли все волосы, простригая дорожку от затылка до лба. Страшная прическа придавала узникам жуткий вид.
В следующем помещении заключенных заставили зайти в бассейн и окунуться с головой в грязно- коричневую жидкость – дезинфицирующий раствор.
Андрей немного замешкался. В ту же секунду он получил сильный удар резиновым шлангом по шее:
– Шнель! Бегом!
Андрей плюхнулся в бассейн и, выплевывая противную жидкость, поспешил к противоположному краю. Заслезились глаза, защипало под мышками, тело чесалось и горело.
Но останавливаться не разрешают. Все время подгоняют:
– Поторапливайся! Шнель! Шнель!
После купания в бассейне попали в длинную комнату – душевую. Столпились под душевыми установками. Воды нет. Томительно идут минуты. Раствор разъедает кожу. По всему телу идет страшный зуд.
Наконец хлынула вода – и заключенные с воплями отскочили к стенкам. С шипением и паром из леек лился кипяток… Многие обварились.
Кипяток внезапно сменился ледяной водой. Потом опять кипяток. Кто-то «забавлялся».
Андрей и Костя-матрос были рядом. Оба они встали под ледяную воду, стремясь поскорее смыть с тела дезинфицирующий раствор. Андрей обратил внимание на татуированную грудь моряка: по морю стремительно несся трехмачтовый корабль. Ветер надул паруса, и нос корабля рассекает встречные волны.
– Это память, – пояснил матрос. – Был у меня дружок. Погиб в Севастополе… Классный художник!
Из моечной заключенных погнали по длинному коридору. Вдоль левой стены – несколько окошек. Из них выбрасывали полосатые штаны, куртки, шапки, ботинки на деревянной подошве. Узники на ходу ловили одежду, быстро одевались.
Во дворе снова выстроили. Подошел офицер. Ефрейтор отдал рапорт. Офицер неторопливо прошелся вдоль строя, отдавая приказания.
Заключенных снова разделили на небольшие группы. В группу Андрея никто из друзей по вагону не попал. Отдельно выстроили евреев. Пельцер пошел тихо, согнувшись, словно плечи его придавили тяжелым грузом.
Костя на прощание помахал рукой:
– Крепись, Андрюха!
Потом повели в контору – арбайтстатистик. После короткого допроса: откуда родом, в каких тюрьмах был и т.д. – выдали каждому белый лоскут с номером и красный треугольник. Андрей посмотрел на свой номер 40922. В третий раз его заставляют забыть свое имя и фамилию. Долго ли будет он ходить под этим номером? Удастся ли вырваться на свободу? Андрей сдвинул брови. Как бы там ни было, будем бороться, пока живы. Ведь мы – русские!
А в ушах звучали отрывистые фразы краснолицего ефрейтора:
– Это есть ваш пайспорт. Нумер пришивайте куртка унд штана. Кто нет нумер, идет «люфт».
И фашист выразительно показал на квадратную трубу. В этот миг над ней вспыхнул венчик пламени и снова повалил густой дым. По всему лагерю разносился специфический тошнотворный запах горелого мяса и жженых волос, по тут он был особенно сильным. Жест ефрейтора был красноречив: слово «люфт» – воздух – приобрело конкретный жуткий смысл.
Глава шестая
Двенадцатый барак, или, как говорили в Бухенвальде, блок, занимал выгодное положение. Он находился между сапожной мастерской и новой кузней. Дальше шли прачечная, склад и багажная. Особенно важной считалась близость кухни.
