национальностей.
Бандит Юшт, переступив порог блока, остановился, вытащил из кармана очки и водрузил их на длинный утиный нос.
– Салют Джонни-профессору! – Олесс, широко улыбаясь, поспешил ему навстречу.
Кличку «Джонни-профессора» Юшт заработал тем, что умел избиениями и надругательствами доводить жертву до сумасшествия. Его побаивались и зеленые. Эсэсовцы приходили к нему перенимать «опыт». Джонни-профессора сопровождали три мордастых парня. Он сел у окна, широко расставив острые коленки, и посмотрел на собравшихся с чувством полного превосходства.
Ганс-ювелир, «человек без особых внешних примет» – так писали сыщики крупнейших городов Европы об этом специалисте по изъятию драгоценностей – пришел один. Он уселся в углу и мрачно поглядывал на старосту лагеря. Олесс стоял спиной к «ювелиру» и, разговаривая с Трумпфом, почесывал нижнюю часть спины. Ганс ненавидел Олесса. Он помнил, как эти хищные пальцы вытащили у него из нагрудного кармана кольцо с черным бриллиантом. Теперь это кольцо было на пальце лагерфюрера Густа. Олесс отдал его Густу вместе с доносом, чтобы получить выгодную должность старосты лагеря.
Август Скауц, прозванный Громилой, пришел, блестя глазами и начищенными башмаками. Переступив порог блока, он осклабился:
– Ха, да тут свой народ! Только держи карманы крепче… – и, заметив Пауля Фридмана, шагнул к нему: – Приятно встретить землячков. А ну-ка, Черный Изверг, гони пачку сигарет.
Их сразу же обступили.
– Ребята, наше слово – закон. Сказал – сделал, проиграл – отдай. Заплатить карточный долг – это долг чести!
– Я же не в карты проиграл, – ответил Фридман, – и ты сам видел, что он умер.
– Нет, нет, умер после, – Громила призвал всех присутствующих быть судьями. – Давай в открытую. Мы с тобой поспорили. Так? На пачку сигарет. Дело было в каменоломне. Мы стояли наверху. Ты что сказал?
– Что могу ударом камня прихлопнуть политического, и прихлопнул. Ты сам видел.
– Но не с первого раза. Ты добивал его потом. Выходит проиграл. Гони пачку сигарет.
– От тебя не отвертеться! – Черный Изверг полез в карман и вытащил сигареты. – На и отлепись!
Скауц открыл пачку:
– Закуривай, ребята!
Поляк Була, с кривым боксерским носом и массивной челюстью, радостно, как старого друга, приветствовал Жоржа-боксера. Они друг друга знали давно по встречам на профессиональном ринге.
– Ты, видать, тренируешься? – сказал Була, щупая плечи Жоржа.
Жорж засмеялся и хлопнул Булу по спине:
– Я видел, как ты разминаешься.
– Разве это разминка? Вшивые политические хуже мешка – не успеешь ударить, он уже падает.
Одесский вор Соколов переминался с ноги на ногу рядом с Булой. Не понимая разговора, он кивал головой и улыбался. Его тонкие усики растягивались, а продолговатые глаза становились еще уже. Напарник Булы Поспешиш тупо смотрел на окружающих и молчал. Он привык больше объясняться руками, чем языком.
В смежной комнате шли последние приготовления. Косолапый Пауль и Маленький Шульц разрезали толстый круг домашней колбасы, присланной из Нормандии аббату Эноку, Трумпф в суповой алюминиевой кастрюле разбавлял водою денатурат. Он поминутно снимал пробу, отчего глаза его соловели все больше и больше.
– Объедение! Коньяк… Бьет по мозгам начисто. Раз – и готово!
Косолапый Шульц не выдержал.
– Дай-ка ложечку.
Но попробовать денатурат он не успел. Распахнулась дверь, и кто-то дрогнувшим голосом крикнул:
– Густ идет!
Встреча с лагерфюрером не предвещала ничего хорошего. Трумпф схватил кастрюлю и заметался по комнате. Наконец Олесс втолкнул Трумпфа в туалетную:
– Замри!
И поспешил навстречу лагерфюреру.
Бандиты старались принять непринужденный вид.
Лагерфюрер Густ явился в сопровождении унтер-офицера Фрица Рэя. Сын прусского кулака Фриц Рэй недавно окончил Мюнхенский университет. Он был типичным представителем новых немцев, воспитанных в годы гитлеризма. Среди эсэсовцев Фриц Рэй слыл «спортфюрером» и никто не мог соперничать с ним в изобретательности по части новых пыток. Рослый, с бычьей шеей и выпученными мутно-серыми глазами унтер-офицер считался грозою Малого лагеря.
Густ, постукивая гибким прозрачным стеком по лакированным крагам, обвел пронизывающим взглядом вытянувшихся зеленых. Заметив поляка Булу и русского Соколова, лагерфюрер молча шагнул к ним и взмахнул стеком. На мизинце сверкнул черный бриллиант. Була и Соколов съежились.
– Вон!
Те шмыгнули к дверям.
