любви до гроба, но зато регулярно пускают в койку. Часть, в которой служил солдатик, квартировала через две улицы, а самоволка для страдальца – не проблема.
Настоящего Лысова через месяц убили в перестрелке наши пограничники. Он прорывался в Китай.
Я спокойно вернулся к истории с отравленными транзитниками, радуясь, что дезертира убили не в нашей республике. Иначе пришлось бы милиции принимать участие в старинной партийной забаве: «награждение непричастных, наказание невиновных». Рассказывали, в аналогичных случаях шеф республиканского КГБ Федорчук, обязательно в присутствии самого Ве-Ве, снимал невидимую пылинку с мундира нашего министра и ласково интересовался: «Что ж это твоя милиция – совсем уже мух не ловит? Мои пограничники вынуждены твоих клиентов перехватывать. Словно шпионов для нас мало! Ну-ну! Я уже доложил Юрию Владимировичу Андропову». Поговаривали также, что наскакивать на командующего округом и его особистов председатель КГБ почему-то не решался. Возможно, позиция в Политбюро у военных была посильнее, чем у андроповцев. Поэтому все отыгрывались на легавых.
Наше хитрое начальство быстренько спроворило рапорт на Орджоникидзе, в котором особенно подчеркивалось, что милиция провела совместную с особистами операцию в обстановке, максимально приближенной к боевой. Сохрани нас, Боже, от реальной ситуации, – перестреляли бы друг друга! Лысов, говорят, половину пограничной заставы «дембельнул»: кого через госпиталь, а кого через гроб с музыкой… Нам в этот раз обошлось.
Еще до начала охоты на Лысова я разослал запросы относительно всех зафиксированных «химичек». Материалы поступили без задержки. Я рассматривал фотографии этих баб и размышлял о сексуальной неразборчивости некоторых мужчин. Какие действия собирались проводить с ними потерпевшие, я не имел ни малейшего сомнения, ибо для чего еще случайную знакомую в ресторан тянут. Наверное же – не для того, чтобы показывать ей там фотографии своих детей. Я лично этих барышень не то что никуда бы не приглашал, я бы за ними в гастрономе очереди не занимал! Таких в пору моей юности почему-то называли «вампиршами». Однако, эстетические вкусы – это одно, а следствие – совсем другое. Я показал все фотографии тем, кто видел нашу брюнетку в аэропорту. Сержант и медики сказали: даже близко не похожи! Мент добавил: «Та была настоящей дамой, а эти – лахудры!». Официантка оказалась ближе к истине: «Возможно, если бы кое-кого из них отмыть, причесать и раскрасить, то издали, через три столика, в тени что-то бы и напоминало. Но той, что вам нужна, среди них нет. Эти смотрят перепуганно или даже затравленно. А у той взгляд… – официантка поискала нужное слово, – резкий! Я что-то у нее спросила, так она на меня так глянула! И чуточку прищурилась».
Испуганный взгляд? А какой же он еще будет, если тебя фотографируют в следственном изоляторе, и не на добрую память гражданину начальнику. Взглянешь тут! Что там Старик ночью о мотивах рассказывал? Месть?… Ну, знаю я такую форму ревности. Может убийством закончиться. В порядке расплаты за реальную или придуманную измену. Но тут – не то. Слыхал я от старших оперов, что бывала месть за события еще времен войны, особенно 9-го Мая, после тостов «За Родину, за Сталина!» Опять-таки не подходит, поскольку война уже тридцать лет, как закончилась. Оба потерпевших в партизанских отрядах не состояли, бандеровцов из бункеров не выкуривали, на каких-либо врагов никогда не жаловались. Выходит, и это пустой номер. Хотя… тот же Старик рассказывал, как одному герою, ныне секретарю обкома, некий посетитель на личном приеме горшок с цветами об голову разбил. Оказалось, в годы войны его семью немцы расстреляли, а он уцелел, потому что у бабушки гостил. Сколько ему тогда было, лет пять, кажется? У этой бабуси после всего от горя с головой сделалось нехорошо. Вот она и вбила парню в голову: мол, могли твоих родителей и братьев с сестричками партизаны спасти, но не захотели. Задолбала мальца! Вот он вырос, разыскал бывшего партизанского командира – и горшок с цветами ему в лоб. А герой наш об этой семье и понятия не имел, ни в войну, ни после нее, так как его соединение вообще за три области от них стояло.
Как там меня Старик наставлял: женщина может объединять абсолютно незнакомых людей? А может, не женщина, а женщины? Имеем классический вариант «закона парных случаев»?
Хорошенько подумав, я отказался и от этого спасительного варианта. Могло быть и так, что транзитника с вокзала отравила одна «химичка», а клиента «Аэрофлота» – совсем другая. При одном условии – если бы обе использовали клофелин. Но тут яд был весьма экзотичен. Более того, эксперты утверждали, что его смертельный эффект проявляется исключительно в совокупности с алкоголем. Чертовщина какая-то! Такое впечатление, что сейчас не семидесятые годы двадцатого столетия, а средина очень средних веков, и что это не Киев, а какая-нибудь Венеция, где любовницы травят любовников, племянницы – дядюшек, а дочки – папу с мамой. Тем не менее, это не повод сидеть, сложа руки, и ждать, пока таинственная брюнетка отправит на тот свет еще одного или больше транзитников.
Есть такое выражение, которое очень любит наше немилицейское начальство: профилактика правонарушений. Дуристика все это! Можно, конечно, предупредить ту же вокзальную милицию, чтобы чаще заглядывала в ресторан и держала в поле зрения пары, в которых женщина – молодая брюнетка, а мужчина – солидный гражданин лет под пятьдесят. Во-первых, легавые будут держать эту информацию в голове ровно три дня, потому, что человеческий мозг способен забывать. Еще какой-нибудь Лысов с пулеметом удерет или трое мужиков, по виду – геологи, сберкассу возьмут, и все! Простой советский милиционер не может держать в голове слишком много информации, это противоестественно… Во-вторых, представим себе, что завтра наша брюнетка перекрасилась в блондинку и закадрила не мужика под пятьдесят и с пузом, а стройного, молодого, длинноногого кандидата в сборную Союза по шахматам. Куда она тогда денется, твоя профилактика? Нет, как по мне, то лучший способ упредить преступление – поймать самого преступника. Пусть сидит в «зоне» и не портит статистику. Поэтому я дал коллегам с вокзала и аэропорта несколько иное задание: «Не спите, имитируйте активность. Шатайтесь по территории, заглядывайте в лицо, проверяйте документы. Делайте вид, что вас много. Если не поймаем, то хоть напугаем!»
Чуда не случилось. Брюнетка либо не обратила внимания на нашу активность, либо чихать она на нее хотела. Третий вариант, ближе к действительности, – не было ни активности, ни ее имитации. Таинственная незнакомка вынырнула в ресторане аэропорта «Борисполь». Работала очень рискованно, потому, что это вам не вокзал с десятью платформами и сотней улиц окрест, и даже не «Жуляны», которые давно въехали в сам город. Это «Борисполь» – маленькая автономная структура посреди поля. Пешком далеко не забежишь – отовсюду видно, а на автобусы и такси очереди. И все же она рискнула.
В этот раз ее чуть не схватили. Дело в том, что у того, который стал ее новой жертвой, был какой-то редкий дефект организма. Яд на него подействовал не постепенно и через какое-то время после ужина, а сразу. Выпил – и тут же упал. Сначала лицом об стол, а потом – на пол. Не знаю, кто порой спасает от расплаты криминальный элемент. Понятно, что ангелов-хранителей у него нет, но какой-то антихрист с крылышками, наверное, есть. Объясняю подробно.
Итак, клиент нашей красавицы, солидный транзитник в костюме-тройке, выпивает рюмку коньяка и с шумом вырубается. Физиономия в одну сторону, ноги – в другую, стул – в третью. В обычных условиях весь зал вытаращился бы в нужном для милиции направлении. Официанты рванули бы на место происшествия, как дурни с горы. А тут, представь себе, именно в тот момент, когда душа жертвы безо всяких транзитных пересадок летит на небо, в ресторан заходит Муслим Магомаев под руку с народной артисткой – своей женой Тамарой Синявской. Оркестр немедленно режет: «Ах, эта свадьба пела и плясала!», народ срывается на ноги и начинает хлопать в ладоши, певец делает вид, что ему неудобно, но приятно, музыканты переходят из «Свадьбы» на «Катюшу», потому что эту песню его супруга всегда в концертах поет, а в результате, – уже мертвого пассажира заметил один-единственный официант. Но и тот не сразу протолкался к столику. И тут следует констатировать, что у нашей дамы таки железные нервы. Она сама бросается навстречу официанту, хватает его за грудки и кричит:
– Моему мужу плохо! Где у вас телефон?
Официант механически показывает на дверь в вестибюль. Женщина восклицает:
– Умоляю вас, помогите ему, а я за «скорой»!..
И выбегает в указанном направлении. Официант склоняется над мужчиной, пытается расстегнуть ему воротничок рубашки и понимает, что это уже лишняя процедура. Клиент больше никогда и никому не заплатит. Разве что Харону… Осознание этого факта мобилизирует официанта в правильном направлении. Он не пытается воскресить покойника, а сломя голову бросается в подразделение милиции. Борисполь – это не Жуляны: в нем, между прочим, и таможня есть, и пограничная служба – для международных рейсов. (Были они и в Жулянах, на случай мерзопакостных погодных условий Борисполя, но откуда Алексею было об этом знать? – авт.) Да и ребята из Конторы здесь тоже не случайные гости. Плюс милиционеры воздушного сопровождения, те, которые в гражданском самолеты сопровождают. Отряд немалый, потому, что рейсов много. Через несколько минут все, что в состоянии было бегать, стрелять и лаять, начало облаву на прилегающих территориях. Позвонили военным летчикам, у которых в Борисполе своя зона, и их часовые немедленно перекрыли тот сектор.
Первой примчалась подмога из городка Борисполя. Столичная милиция прибыла чуть позже, но гаишники на КПП уже через три минуты после того, как информация пришла в Управу на Богдана, начали останавливать и проверять все машины, идущие со стороны аэропорта. Им помогали ребята из Дарницкого райотдела. Женщина – как в воду канула. Отъехать она не могла теоретически, так как на автобус-экспресс была огромная очередь. Кроме того, единственную машину, которая успела отъехать за это время, тормознули на КПП. На такси очередь была меньше, но несколько минут все равно надо было подождать.
Я считал, что женщина приехала с «леваком», который потом ждал ее где-то рядом с аэропортом, но не очень на виду. Он-то и повез потом брюнетку, но не через Дарницкое КПП, а лесом до Броварской трассы. Максимум – до конечной остановки метро. Старик со мной не соглашался:
– Никуда она не удирала. Забежала в женский туалет, смыла косметику, спрятала парик, потом спокойно забрала из автоматической камеры хранения сумку, в которой было что-то вроде летнего плаща, и спокойно продремала у всех под носом. Ей даже не надо было имитировать отлетающую пассажирку. В крайнем случае, сказала бы, что ожидает спецрейс из Уренгоя с нефтяниками – там ее муж. Потому что, если по-честному, то само здание аэропорта так никто и не проверял. Прочесали каждый кустик, до самой трассы, а вот о залах ожидания никто и не подумал.
Единственное, что нас утешило – дама не успела поживиться. Кошелек остался во внутреннем кармане пиджака покойного, «дипломат» – под столом, чемодан – в камере хранения. Пассажир летел из Львова в Новосибирск через Киев, рейс задерживался – неблагоприятные метеоусловия на Южном Урале. Никаких материальных следов женщина и в этот раз нам не оставила. Нож и вилку она аккуратно протерла, а бокал исчез. Официант сокрушался, что посадил пару в тень – по их же просьбе. Поэтому запомнил только короткую, «под паж» прическу женщины, ее темные волосы и косметику, больше похожую на грим. Прочие детали – это уже не факты, а впечатления: красиво себя несет, ног не волочит. О чем разговаривали мужчина и женщина, официант не слышал, поскольку оркестр играл довольно громко, а информацию о задержках прибытий и отлетов по радио передавали еще громче. Проклятый циклон над Уралом и нам, легавым все испортил, потому, что пассажиров в аэропорту накопилось чуть ли не втрое больше нормы.
Ну, о том, что незнакомка прихватила с собой фужер, я уже говорил. Мало того, она велела официанту убрать приборы и только после этого накапала свое зелье в рюмку приятелю. Но вот тут-то она и дала маху. Поскольку чуть ли не открытым текстом объяснила нам, ментам, что дело с уголовным кодексом
