— Он адмирал был, да? — поинтересовался Леша. — Это когда с фашистами бились?
— Да какая тебе разница! — отмахнулся Строков. — За его чины-звания нам с тобой денег никто не заплатит! А вот за ошибочку… Короче: у меня один знакомый, профессор, только несуразицы собирает, вроде этого «Рудчева». Дает по рублю за экземпляр. Уяснил? Вот ты и пошуруй их у своих дружков! Виду, само собой, не подавай! В филателии — как в спорте, главное — опередить, быть первым! А как опередить, я тебя научу. Может, слыхал, один мудрец сказал: «Знание — сила».
— Журнал такой есть.
— Точно. Темнотой и невежеством широких филмасс надо уметь пользоваться. Они не знают, а ты знаешь! Вот в этом и состоит твоя сила. Ты в спортлото играл когда-нибудь?
— Один раз… Пустой номер!
— А теперь представь, что тебе заранее известно, какие шары выпадут… Так и тут! Популярно я объясняю?
— Ага! — обрадовался Леша. — Значит, если я десять «Рудчевых» раздобуду — десятка моя?
— Моментально! У меня, как на космодроме, ты же знаешь. Только предупреждаю: червонцы просто так с неба не падают! Не надейся!
— А кроме этого капитана есть еще какие-нибудь ошибки, чтоб ребята не знали?
— Не все сразу. Аппетит у тебя, гляжу, отменный! Как бы желудок не испортил. Ну да ладно, покажу тебе еще одну марку. Называется «Фостер»…
— Тоже буква не так написана? — обрадовался Леша.
— Нет, тут другое. На некоторых марках перепутана дата. Надо брать такие, где на конце четверка. За каждую такую четверку по полтиннику.
Алексею хотелось спросить, кто такой Фостер, но он вовремя спохватился. Действительно, какая разница — платить будут не за то, кто он такой, а за дату, и то не за всю, а за последнюю цифру.
— Ты не только у ребят смотри! — предупредил на прощание Строков. — В воскресенье к больничке наведывайся, там такие личности появляются, мастодонты! У них, если пошуровать…
И пошел Алексей Оспищев шуровать.
Строков приезжал не часто — раз-два в месяц, обычно на выходные дни. Бабушке он понравился: обходительный, вежливый, а главное — слушать умеет. С пустыми руками Виктор Николаевич никогда не появлялся: то тортик, то коробку конфет незаметно на кухне оставит. А уж цветочек и ручку поцеловать — это обязательно. К нему иногда приходили люди — тоже тихие, скромные, непьющие.
Строков не кривил душой, когда представился Леше ученым-психологом. У него не было научной степени, он никогда не работал в научных учреждениях, и все-таки его с полным основанием можно было причислить к самым крупным экспериментаторам по вопросам психологии определенного клана людей, а именно — филателистов.
— Не всех, конечно, — скромно признался как-то Виктор Николаевич. — Настоящий коллекционер меня мало интересует, пусть с ним ВОФ возится — Всесоюзное общество филателистов! Мне подавай тех, для кого что марка, что пыжик, все едино — бизнес, сфера вложения капитала. Среди них попадаются такие экземпляры — пальчики оближешь! Хватают сходу, как щуки в начале апреля! Сейчас в филателию косяком валят. Ты думаешь, что их привлекает? Ну, кого-то картинки и прочая дребедень, а большинство прослышало, будто маркам никакая инфляция-девальвация не страшна, будто марки — всегда деньги. Вот и вкладывают! Надо, старик, учитывать это симпатичное обстоятельство, психологию изучать. Есть такая наука, самая главная в нашем деле. Про душу человеческую.
Не скупясь, делился Виктор Николаевич Строков своими знаниями с Алексеем Оспищевым:
— Не ленись, не ленись! Ищи! Филателиста, как и волка, ноги кормят! Услыхал, что у черта на куличках есть хоть какой завалящий альбом, — иди! Пусть на улице дождь, пусть град, а ты иди! Пусть тебе говорят, что там только макулатура, грибком прихваченная, ты все равно иди! Потому что в этой макулатуре встречаются жемчужные зернышки.
Познакомился Леша и с работой «дантиста» — так дядя Витя называл тех, кто превращает обычные зубцовые марки в беззубцовые раритеты. Сам Строков этим занятием не грешил, но лекцию о дантистах прочитал. И даже показал, как это делается. Когда Алексей спросил, почему бы не попробовать вырвать зубы одной-двум сериям, Виктор Николаевич строго сказал:
— Это не наша с тобой профессия! Я привык соблюдать технику безопасности.
— Не стой под краном? — показал свою осведомленность Леша.
— Верно: не стой под краном. А еще лучше: не трогать — смертельно!
Он не стал распространяться о том, что именно по соображениям техники безопасности перенес свои гастроли в провинцию.
Если бы знала Лешина бабушка, какое образование дает ее внуку обходительнейший Виктор Николаевич! Но она в Строкове души не чаяла. Оспищев тоже. Еще бы, ведь это дядя Витя сделал его самым богатым человеком в классе!
Другой бы на месте Алексея все свое богатство на те же марки тратил или в парке культуры в игровые автоматы спустил. Оспищеву деньги нужны были для другого. Он и до встречи с дядей Витей любил, чтобы ему подчинялись. Но тогда для этого у него имелось только одно средство — кулаки. Но тут оказалось, что рубль иногда срабатывает вернее и безопаснее самых сильных болевых приемов, которым Оспищева научил знакомый старшеклассник. Дашь человеку взаймы, а он отдать никак не может. Собственно говоря, это сразу видно, что не сможет, уж что-что, а финансовые возможности своих одноклассников Леша знал получше их самих. Но ему только того и надо! Потому что теперь должник у тебя в руках: что хочешь, то с ним и делай. Хочешь — верхом на нем всю перемену катайся, хочешь — прикажи голы в свои ворота забивать. Да мало ли что можно придумать, чтобы все видели, какая у тебя над человеком власть безграничная!
Особенно разбогател Алексей Оспищев после операции «Дорогие дяди и тети!».
Человек, не знающий психологии, никогда не додумался бы до такого мероприятия. А вот Строков додумался. Мысль о дорогих дядях и тетях мелькнула у него еще при первой встрече с Алексеем, но все руки не доходили. Дошли почти через год.
— Вырви-ка листок из тетрадки! — приказал он своему помощнику. — Напишем с тобой диктант, а то бабуля жалуется: «двоек» по русскому нахватал! А заодно и полезное дело сделаем.
И принялся диктовать:
— «Дорогие дяди и тети! Меня зовут Леша, мне десять лет, я учусь на «хорошо» и «отлично»…»
Алексей с удивлением посмотрел на Строкова. Но тот предупредил его вопросы:
— Да, да, на «хорошо» и «отлично»! Пожалуйста, не отвлекайся, потом я тебе все объясню.
И Оспищев больше не отвлекался.
— «Учиться мне помогают почтовые марки, которых у меня очень мало, — продолжал диктовать дядя Витя. — А мало потому, что мама зарабатывает мало денег, а папа от нас ушел. Мама часто плачет, но когда я показываю ей марки, она улыбается и забывает, что от нас ушел папа. Особенно ей нравятся марки, на которых нарисованы разные картины. Но у меня таких марок совсем-совсем мало. Можно присылать и такие, на которых уже стоят печати, только лучше, чтобы без печатей. Марки присылайте по адресу…»
«Хорошист» сделал восемь ошибок. Виктор Николаевич терпеливо исправил шесть, а две оставил и велел Леше переписать письмо заново. Оно было отправлено в Новоуральское отделение Всесоюзного общества филателистов.
Результат превзошел все ожидания. Можно было подумать, будто новоуральцы, во всяком случае лучшая их часть, только о том и думали, чтобы выполнить просьбу Алексея Оспищева, хорошего ученика и такого заботливого сына. Марки посыпались, словно из рога изобилия, а вернее — из почтового рожка. Из них можно было составить чуть не полную коллекцию советской «Живописи». А сколько еще прислали зарубежных! Три месяца почтальон, чертыхаясь, носил Оспищеву бандероли и заказные письма. С ним делились марками взрослые и дети, целые классы и пионерские дружины. Но особенно много — тети.
Пятьсот сорок одна марка, двенадцать блоков, четыре кляссера, один каталог — таков был новоуральский урожай. Вот когда Леша понял гениальность идеи Виктора Николаевича!
Первый успех окрылил. Еще продолжали поступать дары с Урала, а на юг, к берегам теплого Черного моря полетело другое письмо.
В нем школьник-хорошист Алексей Оспищев с радостью извещал ветеранов филателии, что его
