— Я вам точно говорю, дед из ума выжил. На следующей неделе увольняют, с Нового года будет пенсию получать. Если доживет.
— У меня с памятью все в порядке, — оскорбленно возразил старик. — И уж кого-кого, а Калле Свярда я хорошо помню. Да только мне никто не говорил, что он помер.
Мартин Бек молча слушал.
— На том свете и фараон тебя не достанет, — философски заключил старик.
Парень встал, взял канистру и зашагал к воротам.
— Скорей бы этот чертов грузовик пришел, — пробурчал он. — А то в этом доме престарелых сам плесенью обрастешь.
Он вышел на солнце и сел там.
— Что за человек он был, этот Калле Свярд? — спросил Мартин Бек.
Старик покачал головой, опять отхаркался и чуть не попал плевком в ботинок Мартина Бека.
— Какой человек? Это все, что тебе надо знать?
— Все.
— А он точно помер?
— Точно.
— В таком случае разрешите доложить, что Калле Свярд был первый подонок во всей этой дерьмовой стране. То есть я другого такого подонка не встречал.
— В каком смысле?
Старик разразился дребезжащим смехом.
— А в любых смыслах. За всю мою жизнь не припомню хуже человека, а ведь я семь морей повидал — йес, сэр. Уж на что этот вот сопляк — тунеядец, а с Калле Свярдом не сравнится. И ведь хорошая профессия наша была, так они ее во что превратили…
Он кивнул в сторону двери.
— Что же в нем такого особенного было, в этом Свярде?
— Особенного? Да уж что верно, то верно — лентяй он был особенный, другого такого мастера отлынивать не сыщешь. А еще скупердяй, каких свет не видел, и никудышный товарищ. От него, хоть бы ты помирал, глотка воды не дождался бы.
Он помолчал, затем плутовато добавил:
— Правда, кое в чем он был молодец.
— Например?
Старик отвел глаза, помялся, потом сказал:
— Например? Да хоть лизать корму начальству. И спихивать на других свою работу. Больным прикидываться. Опять же инвалидность ухитрился вовремя получить, не стал дожидаться, когда его уволят.
Мартин Бек сел на ящик.
— А ведь ты не это хотел сказать.
— Я?
— Да, ты.
— А Калле точно отдал концы?
— Умер. Честное слово.
— Откуда у фараона честное слово… И вообще, негоже покойника охаивать, хотя, по-моему, это не так уж важно, только бы ты с живыми по совести обращался.
— Подписываюсь двумя руками, — сказал Мартин Бек. — Ну так в чем же Калле Свярд был молодец?
— А в том, что знал он, какие ящики разбивать. Но все норовил в сверхурочные часы, чтобы не делиться.
Мартин Бек встал. Так, вот и еще один факт — и наверно, единственный, которым располагает этот старик. Умение разбивать нужные ящики всегда играло важную роль в этой профессии, и тонкости этого дела держались в строгой тайне. Чаще всего страдали при перевозке спиртное, табак и продукты. Ну и, разумеется, всякие мелкие изделия, которые несложно унести и сбыть.
— Ну вот, — сказал старик, — сорвалось с языка. Ладно… Узнал, что надо, — и сразу сматываешься. Давай, всего, приятель.
Карл Эдвин Свярд не пользовался любовью товарищей, но, пока он жил, с ним обращались по совести…
— Всего, — повторил старик. — Счастливого пути.
Мартин Бек уже шагнул к двери и открыл рот, чтобы поблагодарить и попрощаться, но передумал и снова сел на ящик.
— А что, посидим еще, потолкуем?
— Чего-чего? — недоверчиво вымолвил старик.
— Вот только жаль, пива нет. Но я могу сходить.
Старик вытаращил глаза. Унылое выражение сменилось на его лице удивлением.
— Нет, ты правда?.. Потолковать… со мной?
— Ну да.
— Так у меня есть. Пиво есть. Вот, под ящиком, ты на нем сидишь.
Мартин Бек приподнялся, и старик достал из-под ящика две банки пива.
— Плачу? — спросил Мартин Бек.
— Плати, коли хочется. А можно и так.
Мартин Бек протянул ему пятерку и снова сел.
— Так говоришь, по морям плавал, — сказал он. — И когда же ты первый раз в рейс пошел?
— В девятьсот двадцать втором, из Сундсвалля. Судно называлось «Фрам». А фамилия шкипера была Янссон. Ох и злыдень был…
Когда они откупорили по второй банке, вошел водитель электропогрузчика. И сделал большие глаза:
— Вы в самом деле из полиции?
Мартин Бек промолчал.
— Да вас самих не мешало бы привлечь, — заключил парень и опять вышел.
Мартин Бек ушел только через час с лишним, когда к пакгаузу наконец подъехал грузовик.
Этот час не был брошен на ветер. У старых рабочих есть что порассказать, даже странно, что почти никому нет до них дела. Взять хоть этого старика — сколько он повидал и пережил на суше и на море. Вот кого надо приглашать на радио, на телевидение, в газету! Послушали бы политики и технократы таких ветеранов — наверно, удалось бы избежать многих катастрофических просчетов в вопросах труда и охраны среды…
И в деле Свярда появилась еще одна ниточка, которую не мешало бы размотать.
Но сейчас Мартин Бек был не в состоянии этим заниматься. Он не привык выпивать три банки пива на пустой желудок, и последствия уже сказывались — сверлящая головная боль и легкое головокружение.
Ничего, это вполне излечимо.
Около Слюссена он сел на такси и доехал до Центральных бань. Провел четверть часа в сауне, передохнул, добавил еще десяток минут, побарахтался в бассейне с холодной водой и в заключение подремал часок на топчане в своей кабине.
Лечебная процедура произвела желаемое действие, и Мартин Бек был в отличной форме, когда после ленча вошел в контору экспедиторского агентства на набережной Шеппсбрун.
Он понимал, что с его вопросом не приходится рассчитывать на особенную отзывчивость. И не ошибся.
— Повреждения грузов при перевозке?
— Вот именно.
— Конечно, без повреждений не обходится. Вам известно, сколько тонн в год мы обрабатываем?
Риторический вопрос. От него явно хотели поскорее отделаться, но он не собирался отступать.
— Разумеется, теперь, при новой технике, повреждения случаются реже, но зато, если что-то повредят,
