на перекресток нести свою службу дальше, а Яков с Кузьмой поехали незаметно следом — мало ли что, люди разного коварства бывают, а береженного и Бог бережет, к тому же, раз уж встали заполночь, пусть поучится молодой Кузьма, как бесшумно следовать за людьми через лес, так, чтоб они этого даже не заподозрили.
Так они все спокойно проследовали до дома Федора Лукича. В Картымазовке не было такой охраны, как у Медведева, правда, в самом хозяйском дворе выпускали на ночь сторожевых собак. Они подняли лай, как только почуяли незнакомцев, из ворот вышел заспанный человек, узнал в чем дело, попросил гостей подождать, а сам отправился запирать собак да будить хозяина.
Когда люди Медведева вернулись домой, Никола слезал с вышки, уступая место сменявшему его Алеше.
— Ну что? — спросил он у Клима.
— А! — Махнул тот рукой. — Верно, какие-то сборщики податей к Картымазову от его князя. Только сон перебили…
— Тю-ю-ю… — Разочарованно протянул Никола. — Я уж подумал, дело какое выйдет, а оказалось — ничего…
И, глубоко вздохнув, отправился спать.
Но Никола ошибался.
Да разве мог он хоть отдаленно предположить, что это маленькое и совсем незначительное событие повлечет за собой другое, посерьезней, то, в свою очередь третье — и так, быстро нарастая и нарастая, ком страшных и непредсказуемых последствий этих событий огненной лавиной войны и смерти обрушится скоро на тихие берега Угры…
Глава вторая
ДВОРЯНИН КАРТЫМАЗОВ
Посылаем к тебе сына боярского Ивана Артюхова, а с ним младших сыновей боярских Петра Ляпунова и Макара Зайцева, людей боярина нашего князя Оболенского-Лыко, а что Артюхов тебе приказывать станет, чтоб ты исполнял честно и без хитрости, ибо на то наша воля.
Картымазов прочел, поклонился и приготовился слушать.
— Я — Артюхов, — сказал старший, — а это — Петр и Макар. По делу князя нашего Оболенского и по повелению князя Бориса Волоцкого, которому он нынче служит, нам должно в Литву переправится. Перевези нас через Угру да сделай так, чтоб об этом никто не узнал, особенно из людей Великого князя Московского.
Картымазов насторожился.
— Тут такое дело, — успокоительно сказал Артюхов, понизив голос, будто боялся, что услышит кто- то посторонний, — князь Оболенский шлет письмо своему шурину в Литве, — и, секунду поколебавшись, добавил: — в общем, скажу между нами, он у него денег просит, поскольку попал сейчас в связи с немилостью великого князя в тяжелое положение, а мы те деньги должны взять да привезти.
Заметив, что Картымазова это все еще не убедило, он добавил:
— Государь очень сердит на нашего князя за то, что отошел он на службу к его брату Борису Волоцкому и Оболенский боится навлечь на себя еще большую беду, если государь узнает, что он пересылается с Литвой. К слову, мы тут нечаянно попали на земли твоего соседа, что служит Москве, и сказали его людям, что едем к тебе за податями, так ты бы так и повторял, если кто спросит…
— Я велю подать ужин и приготовить постели — сказал Картымазов, — будьте как дома!
— Нет-нет! Спасибо! — отказался Артюхов. Мы не голодны, но торопимся. Потому лучше, пока еще темно, речку переплыть, чтоб лишние глаза не видали. Есть у тебя на той стороне надежные соседи?
Картымазов улыбнулся.
— Зять мой напротив землю держит. Правда, он давеча с этой землей к Москве отошел, но, думаю, мне не откажет. Я сам провожу вас до рубежа, а его люди по моему слову пропустят.
Ночь уже близилась к рассвету, когда, переправившись через Угру и тихо обойдя стороной Бартеневку, чтоб никого там не разбудить, они приблизились к заставе на границе земель Филиппа. Пятеро его людей, охраняющие заставу, грелись у костра и еще издали, заметив приближение отряда, схватились за оружие, но, узнав Картымазова, успокоились и стали кланяться.
Матвейка, крепкий двадцатилетний парень, которого Картымазов знал с детства, вышел навстречу:
— Здравствуй, батюшка Федор Лукич! Стряслось что?
— Нет, Матвейка, все в порядке. Вырос ты, однако! А помнишь, как мы с тобой да Анницей кораблики в ручье пускали?
— А как же, Федор Лукич, вы мне еще в ту весну зайчонка малого подарили — все помню!
— Ну, молодец! Слушай, у меня тут дело небольшое есть. Ты сегодня старший?
— Я.
— Вот и славно. Эти люди — мои друзья. У них срочное дело в Литве — ты уж их пропусти.
Матвейка замялся.
— А Филипп Алексеевич знает?
— Я ему утром сообщу. Не хотел будить среди ночи — у него ведь еще медовый месяц…
Картымазов улыбался, но, чувствовал себя неловко, потому что так сейчас сказал, а сделал это, чтобы смягчить стоящего на страже Матвейку, и оттого, что ему пришлось заискивать перед холопами своего зятя, он стал сердиться.
— Давай, любезный, пошевеливайся — люди торопятся.
Но Матвейка не тронулся с места, переминаясь с ноги на ногу.
— Ты уж прости меня, дурака, да не изволь гневаться, Федор Лукич, но не могу я без воли Филиппа Алексеевича… Они строго-настрого велели без их ведома — ни одного человека.… Ни туда, ни оттуда…
Картымазов с трудом подавил раздражение.
— Ну ладно, коль тебе так надо, поезжай к Филиппу да разбуди его. Передай, что я этих людей знаю, и возвращайся мигом!
Матвейка сказал что-то своим людям, вскочил на коня и помчался в Бартеневку. Картымазов подъехал к Артюхову, который остался чуть поодаль.
— Сейчас привезут разрешение моего зятя — сказал он.
— А если он станет возражать? — Спросил Артюхов.
— Не думаю.
— Осталось четверо, — продолжал Артюхов, — отвлеки их, а мы проскочим.
— Это не годится, — возразил Картымазов. — Дальше может быть еще одна застава. Там вас встретят стрелами и саблями. Уладим дело миром. Филипп мне не откажет.
— Ты уверен?
— Ручаюсь, — твердо ответил Картымазов.
Посланцы спешились и подошли к костру, протягивая к огню озябшие руки, Федор Лукич стал расспрашивать людей Филиппа о всяких житейских мелочах, те отвечали односложно и скованно, стесняясь,
