– Вот, к нам еще и американцы прибыли, «гуд лак» тебе желают. С «Аполлона-1» парни. О, и девчонки!
– Какие? – Виталий спрашивал, сам не понимая, что делает. В голове билось только одно: «Это же правда, правда, не розыгрыш, я знаю…».
– С «Челленджера» ихнего и с «Колумбии». Одна, которая учительница, очень даже ничего! – Добровольский снова засмеялся, в сторону сказал что-то по-английски.
– Hi, i'm Judith Reznick! – звонкий женский голос ударил из наушников. – How are you?
Трясущейся рукой Виталий набрал номер, зажав микрофон в кулаке. После нескольких телефонных гудков из трубки раздалось:
– Лобачев слушает.
– Владимир Иванович, – оператор мысленно представил себе грозного руководителя ЦУПа и сглотнул. – Владимир Иванович, тут такое дело…
Он рассказывал, сбивчиво и путано, а в наушниках все это время шуршали мертвые голоса, орбитальные призраки прошлого смеялись и пили шампанское.
Когда Виталий замолчал, в трубке еще десяток секунд слышалось тяжелое дыхание.
– Понятно, – отозвался Лобачев, – ты там не паникуй. Поздравь их от нас, от ЦУПа там… Найди слова получше.
– Владимир Иванович! Так они же…
– Мертвые. Знаю. Ты, Виталий, еще года у нас не проработал, потому и не в курсе. Каждые пять лет такое повторяется. А говорить об этом не принято. Стало быть, тебе повезло – услышал.
– Так это что – не шутки? – прошептал в трубку Виталий, отчаянно ожидая, что Лобачев сейчас засмеется, скажет: «Эх, ты, салага, разыграли тебя». Но начальник ЦУПа не смеялся.
– Да какие тут шутки, – отозвался он, покашливая, – сколько лет пытаемся с ними в другое время выйти на связь… Никак. А 12 апреля – как по заказу. И все равно каждый раз не верим, не ждем… Ладно, действуй по обстановке.
В трубке запикало. Виталий глубоко вздохнул и разжал ладонь, стиснувшую шумоподавитель микрофона.
– «Союз-11», это ЦУП. Вы на связи? – спросил он.
– Мы с вами всегда на связи, – добродушно-насмешливо отозвался Добровольский. – Как там Главный?
– В порядке, «Союз».
Виталий потянулся к пиджаку. Достал из внутреннего кармана фляжку, секунду поколебался и отвинтил пробку. Вдохнул запах коньяка.
– Ну тогда с праздником вас! – прошептал он в глухую космическую черноту и сделал первый глоток.
Те, кто всегда медлит
В долине Мегиддо стояла мертвая тишина. Габриэль, бывший командир легиона «Десница Господня», невольно усмехнулся. Каламбур.
Все, что могло здесь сгореть – сгорело и лежало кучами дымящегося праха, перевитыми багровыми лентами расплавленного металла. Все, что могло здесь испариться – висело в воздухе плотной пеленой горячего тумана.
Непонятно было, день сейчас или ночь. Впрочем, никого из тех, кто находился в долине, это не волновало. Большинство – потому что они, как и легион Габриэля, были уже мертвы. Остальных – потому что там, где они обычно обитали, отсутствие дня и ночи было привычным явлением.
Таваэль, сидя на остывающей, покрытой черными рытвинами и шрамами броне своего «Плача праведных», поднял лик к невидимым небесам.
– Что дальше? – устало спросил он. Ореол светящихся крыльев за его спиной почти потух, искажаясь и подергиваясь рябью.
Небеса молчали. Сверху сыпался серый пепел, неслышно кружился, падал вниз, не касаясь одежд архангела.
Звякнула сталь. Из тумана вышагнул Михаэль, задыхаясь, хватая воздух запекшимися губами. Доспехи его были покрыты кровью, меч в руке переливался холодным сиянием, роняя черные капли. Габриэль равнодушно посмотрел на него и снова перевел взгляд туда, где догорала бронетехника легиона.
– Так нельзя, – сказал Михаэль. – Мы отступаем. У нас не осталось сил. Габриэль, где твои легионы?
Габриэль поднял руку и указал вперед. Потом уронил ее на колено.
В небесах вспыхнули молнии, тучи загорелись нестерпимым голубым пламенем, ворочаясь, точно гигантский электрический зверь, стонущий и хрипящий в своем логове.
– Он идет, – поднял голову Уриэль, который стоял на холме, прислонившись к развороченному, ощетинившемуся срезанными заклепками боку подбитой «Иерихонской Трубы». Молнии стекали по его плечам, с шипением уходя в перекаленную землю, заваленную трупами и скрученным железом.
Мрак впереди искривился, блеснул зеркально, потек и лопнул глянцевым нарывом. Из него выехал Самаэль.
Визжащее черное железо, глухая пустота из-под забрала шлема. Ноги черного коня проваливаются в щебень и песок. Самаэль.
– Не сдаетесь? – он остановился, не доехав нескольких конских шагов… нескольких миль, верст, километров взбаламученной пустыни. – А пора бы.
– Исчезни, – глухо отозвался Габриэль.
– Не могу, – протянул Самаэль, Слепой, Ангел Яда, – и самое главное – не хочу. Зачем? А вот вам – пора исчезнуть. Всем вам пора уйти туда, куда вы так долго собирались отправить меня.
Он обернулся и рассмеялся.
– Где твое войско, Габриэль? Пало оно, нет его больше! Где Сила, которой владел ты, Михаэль? Теперь ее можно уместить на острие твоего меча! Где броня, которой прикрывался ты, Уриэль? Расступилась она, как песок! Сметены земные народы, и все армии ваши, и разноязычные праведники!
Сила и броня… да, их больше не было. Габриэль подумал об этом и провел рукой по глазам, очищая их от усталости. Не было силы, закончилась ярость, горы трупов впереди казались зиккуратами, возведенными теми, кто жаждал новой Вавилонской Башни. Только стервятники черными точками маячили в горящем небе. Странно. Похоже, стервятники остаются в живых даже там, где лопаются танковые траки и в гармошку сминается земная твердь.
Самаэль засмеялся снова.
Туман дрогнул. Он свился в длинную серую воронку и разом исчез, словно кто-то сдернул его вместе с тучами, как грязную тряпку с долины Мегиддо. Солнечный свет обрушился сверху, его лучи – копья, колонны огня – смешались с пороховой гарью, жидким золотом потекли по одеждам архангелов. Натыкаясь на доспехи Самаэля, лучи тускнели и гасли.
– Рафаэль! – улыбнулся Таваэль и спрыгнул с брони. Черный конь Ангела Яда заржал и попятился.
– Что? Что? – выкрикнул Самаэль, глядя, как Рафаэль складывает крыла.
А из-за крыл, заслонивших полгоризонта, выступало Войско: молчаливое, суровое, страшное и светлое.
– Долго ты… – укоризненно промолвил Михаэль, но уста его одновременно со словами тронула улыбка.
– Кого ты еще привел? – в бешенстве выкрикнул Самаэль, отступая во тьму портала.
– Тех, кто всегда медлит, занятый собой. Тех, кто приходит в последний момент. Тех, кто побеждал сам себя. И тех, кого не победить никому, – спокойно ответил ему Рафаэль.
Русские шли.
Шла псковская десантура в простреленных пыльных беретах, шли радонежские монахи в черных рясах, шли шахтеры с руками, похожими на корневища деревьев, и рыбаки в просоленных брезентовых куртках. Шли солдаты в застиранном, побелевшем камуфляже, шли моряки, стрелками клешей разрезая дым, шли казаки, заломив фуражки на затылок… Шли все.
Русские шли туда, где их ждали.
