сообщение о дрейфе корабля от берегов Ямала к полюсу не будет поразительной новостью для учёных? У штурмана было много причин, поднимавших его на подвиг…
Теперь, когда отряд покидал стоянку на мысе Мэри Хармсворт, Альбанова особенно тревожило моральное и физическое состояние матросов. Он дал им возможность отдохнуть, собраться с силами для дальнейшей дороги. Но некоторых из матросов этот отдых скорее размагнитил. Они даже избегали разговоров о продолжении похода.
На общем совете было решено разделить отряд на две группы, каждая из пяти человек. Одна группа должна была идти вдоль берега на двух оставшихся каяках, с грузом, а другая — двигаться на юг по леднику, налегке.
Вскоре в пути заболел матрос Архиереев. Он поминутно отставал, жаловался на боль в глазах и в груди, затем лёг на землю и сказал товарищам, чтобы его оставили одного. Спутники уселись рядом с больным на камень и в молчании просидели всю ночь. Утром Архиереев умер.
Состав групп Альбанову пришлось переменить. На каяки взяли трех больных из берегового отряда — Луняева, Шпаковского и Нильсена. Они уже не могли идти, — цинга окончательно обессилила этих людей. Теперь по берегу пошли матросы Максимов, Регальд, Смиренников и Губанов… Штурман указал время и место встречи, отдал винтовку с патронами и поровну разделил остатки провизии… Старший в береговой группе, Максимов, заверял командира, что придёт в установленное место даже раньше, чем туда доберутся каяки. Но Альбанов невольно задумался, слушая матроса: в этом человеке не чувствовалось той решимости, что одолевает все трудности на пути к цели.
Ослабление воли — страшная болезнь. Альбанов наблюдал её и во время зимовки и на этой ледяной дороге. Теперь он понимал отчётливо и ясно, что воля к жизни в любых испытаниях может творить чудеса. Однако он не знал, как поддержать в своих товарищах этот живой огонёк. Он уверял их, что мыс Флора совсем близко, что осталось сделать последние усилия, и все будут спасены. Люди слушали его и молчали. С тяжёлым сердцем простился он с ними…
На мысе Гранта, где была назначена встреча, береговой группы не оказалось. Пришлось вытащить на берег каяки и ждать. Вскоре завыла метель. Кое-как прикрывшись ветхим парусом, прижавшись друг к другу, люди долгие часы сидели неподвижно. Прошли сутки. Метель улеглась. А береговая группа все не появлялась. Вместе с Луняевым Альбанов выходил навстречу отряду Максимова. Но долгие поиски были напрасны.
Положение с каждым часом становилось все более трагичным. Нильсен уже не мог ходить, Шпаковский едва передвигался. У сдержанного, очень терпеливого Луняева временами вырывался крик, — вот уже сколько времени у него болели ноги… Все понимали, что задерживаться здесь, на мысе Гранта, нельзя.
И группа двинулась дальше, к острову Бёлль. Нильсен уже не мог и сидеть, — он лежал в каяке. Альбанов решил остановиться у обширного ледяною припая, чтобы дать людям отдых. Здесь их вторично застигла метель. А через несколько часов, когда погода прояснилась, все увидели, что льдина отошла от острова на целые десять миль.
Только к вечеру штурман и его спутники смогли высадиться на остров. Нильсен попытался подняться, сделал шаг вперёд и упал. Бормоча какие-то непонятные слова, он стал взбираться по откосу на четвереньках. Его подняли и уложили на брезент. Матрос затих и, казалось, уснул. Ночью он умер.
Странное чувство испытывал Альбанов, стоя у свежей могилы, сложенной из груды камней. Это было чувство, похожее на обиду. Ему казалось, что Нильсен, датский моряк, служивший на русском корабле, просто не пожелал дальше идти. Что-то угасло в нем ещё до смерти. Это была воля к жизни. Она надломилась в Нильсене в дороге и умерла… А человек без этой воли даже при жизни — мёртв…
Четыре человека осталось в отряде на пустынном скалистом острове Бёлль: Луняев, Шпаковский, Конрад и сам командир. Расстояние в двенадцать миль отделяло теперь их от мыса Флоры. Нужно было торопиться, — Шпаковский, как недавно Нильсен, стал заговариваться и почти не мог уже ходить.
Как только выдалась тёплая погода, отряд отправился в путь.
На каяках разместились по два человека: Луняев со Шпаковским, Альбанов с матросом Конрадом. Лодка Луняева была большей, он взял и большее количество груза.
За все время скитаний в арктических широтах Альбанов и его спутники не помнили такого затишья. Каяки легко скользили по гладкой недвижимой воде, и путешественники уже радовались небывало удачному переходу… Они находились на середине пролива, когда внезапно повеял и сразу же сорвался гремящим шквалом пронзительный норд-ост. Альбанов видел, как меж ломающихся льдин, высоко взлетая на зыби, каяк Луняева понёсся в открытое море. В последний раз Альбанов и Конрад видели двух своих спутников…
Густой клочковатый туман навис над проливом и опустился завесой меж двумя малыми судами.
— Нет, мы не выгребем к берегу, — в отчаянии прокричал Конрад. — Конец…
— Значит, нам нужно найти большую льдину и переждать шторм на ней, — ответил Альбанов.
— Да ведь они же разбиваются на зыби вдребезги!..
— Это единственный выход, Александр!.. Высматривай айсберг — на нем и зыбь не страшна, и ледяные поля… Только взобраться бы…
Ещё засветло Альбанов приметил у берега и на течении с десяток ледяных обломков, возвышавшихся над водой метра на два-три. На такой айсберг решил высадиться штурман. А что если зыбь швырнёт каяк на острый угол льдины, и они не успеют отгрести, удержаться на волне? Это будет неизбежная гибель. Но пусть даже успеют они выбраться на айсберг, — что можно предпринять без каяка? Нет, каяк надо спасти.
— Вспомни-ка, Саша, сколько раз выручала нас наша решимость! — уверенно говорил Альбанов.
В сером густом тумане, среди поминутно сталкивающихся льдов, они отыскали невысокий айсберг. Им удалось взобраться на верхнюю, узкую площадку льдины и втащить каяк.
— Нам только в цирке работать бы, Саша, — смеялся Альбанов, стуча зубами. — Два раза я в воду окунулся с головой, а все же выбрался… Будем жить!
Конрад тоже промок до нитки: на размытом подножии айсберга его окатила высокая волна.
— Что же дальше будем делать? — спросил матрос, стараясь укрыться от пронизывающего ветра. — К утру, мы, пожалуй, примёрзнем к этому льду…
— Дальше мы будем… спать, — ответил штурман. — Парусом и всем тряпьём укроемся, прижмёмся друг к другу покрепче, и спать. Утро вечера мудрёнее…
…Сквозь лихорадочный сон, сквозь тяжкую, зябкую дремоту Альбанов расслышал громкий треск. Какая-то сила рванула их с места, подбросила и швырнула в морскую пучину.
Альбанов успел подумать, что их айсберг столкнулся с другим или налетел на подводную скалу. Сознавая, что это гибель, моряк вдруг испытал надрывное чувство тоски от того, что не принесёт он в далёкий Архангельск и в столицу сведений ни о «Св. Анне», ни о своём отряде, ни о «землях», выдуманных австрийскими странниками, ни о наблюдениях, проведённых вблизи полюса…
Нет, не сдаваться! С огромным трудом удалось сбросить с себя парус. Голова Александра показалась рядом. Захлёбываясь, он пытался удержаться на крутой волне. А неподалёку плыл их каяк. Словно чьи-то осторожные руки сняли его со льдины и спустили на воду. Вокруг плавали остатки снаряжения: сапоги, рукавицы, одеяло…
Им удалось взобраться в каяк и спасти почти все имущество, кроме одеяла. Были потеряны и весла, но их заменили планки от нарт.
Через шесть часов моряки снова прибыли на остров Бёлль. Голодные, закоченевшие, они долго бегали вдоль берега, пытаясь согреться. Из остатков нарт развели костёр, но он вскоре прогорел, — им даже не удалось обсушить одежду.
— Что будем делать, господин штурман? — спрашивал Конрад.
— Будем снова плыть к мысу Флоры. А потом будем идти.
— Я не смогу идти. У меня отморожены пальцы на обеих ногах…
— Значит, я понесу тебя. Мы ещё будем жить, Саша…
Теперь они не доверяли затишью в этом коварном проливе. Знали они и силу течения и для броска через пролив избрали другое место отправления — оконечность острова Мабель. Погода, как и в прошлый раз при выходе их с острова Бёлль, стояла ясная, тихая. Каяк отчалил от берега и стремительно понёсся меж айсбергов к дальнему острову Нордбрук, к мысу Флоры…
