— Пожалуйста, говорите.
Купец, оглянувшись и понизив голос, спрашивал:
— А что, ваше благородие, каторжники-то у тебя еще работают?
— Нет, уже не работают. А зачем вам это знать нужно?
— Значит, нужно, раз спрашиваю. А ежели тебе понадобится для каких работ, так снова пришлют?
— Конечно, пришлют!
— И много ли людей прислать могут? — почему-то обрадовался купец.
— Сколько нужно, столько и пришлют... Не для себя же я прошу, — недоумевал прапорщик. — Да вам- то зачем это?
— Пригласил бы работничков-то, — сказал купец, не обращая внимания на вопрос Щеголева.
— Зачем же я их буду приглашать, если делать им здесь нечего?
— Насчет работки статья особая. Работку я им найду.
— Как это вы им работу найдете? Не понимаю.
— А очень просто. Приглашаешь работничков, значит, ты, а приходят они ко мне. Погрузят кораблик, а потом и свободны... И тебе благодарность, и работнички вот как довольны будут!
Прапорщик замер от негодования.
— Да как вы смеете?
— Эх, господин хороший, — почесал голову купец. — Видать, ничего у нас с тобой не получится. Прощевай пока. — Купец мотнул головой и быстро пошел обратной дорогой.
А дня три спустя караульный солдат сообщил прапорщику, что его хочет видеть какой-то барин, приехал в карете, дожидается у входа на мол.
Щеголев приказал пропустить посетителя к нему на «Андию».
Подъехала карета, с козел соскочил лакей, откинул подножку, распахнул дверцу. Из кареты вышел седобородый высокий господин в бобровой шубе и шапке, с недовольным видом поднялся по трапу. У входа в каюту его встретил Щеголев, пригласил войти. Посетитель приподнял шапку, протянул руку и представился.
— Хлеботорговец Козельский, Иван Степанович. К вам по приватному делу. Разрешите?
— Прошу присесть, — указал прапорщик на мягкий диванчик.
Посетитель с брезгливым видом оглянул каюту.
— Может быть, вы разрешите мне предложить вам лучшее место для нашей беседы.
— А чем же здесь плохо? — удивился прапорщик.
— Все же прошу вас разрешить мне самому выбрать место для беседы... Например, у Отона... Там есть премиленькие кабинетики.
— Странно, милостивый сударь. Вы являетесь по какому-то приватному делу ко мне и сами же настаиваете на выборе места для беседы.
— Уверяю вас, дорогой мой, что те кабинетики для задушевных бесед прекраснейшим местом являются. Учтите, даже вход совершенно отдельный. Буквально ни одна душа не узнает...
— Да мне нечего скрывать! — возразил прапорщик. — Кроме того, прошу помнить, что я на службе и ни в какой ресторан идти с вами не намерен.
— Ну ладно, что уж делать, — закряхтел помещик, расстегивая шубу и садясь — Мне бы очень хотелось, чтобы все, о чем я буду с вами говорить, осталось между нами... Строго между нами.
— Мне очень странно все это слышать...
— Хорошо... — Козельский сидел, как бы собираясь с мыслями. — Я буду с вами совершенно откровенен. Мне нужно, чтобы вы разрешили кораблям, на которые должен грузиться мой хлеб, пришвартоваться к молу, где размещена батарея. Всего только на две-три ночи... Повторяю: ночи, так как на день корабли будут снова отходить на рейд. Видите, я сам заинтересован в соблюдении абсолютной тайны.
— Да зачем вам мол понадобился? Разве пристаней мало?
— Мало, сударь, в том-то и беда, что мало. Все причалы заняты, мои корабли болтаются на рейде. Дорог каждый час, каждая минута... Именно сейчас промедление смерти подобно, как говорится в старинной пословице... Так вот, молодой человек! — перешел Козельский на покровительственный тон. — Если вы разрешите мне это, то я уплачу вам... — Козельский поперхнулся, увидев разъяренное лицо прапорщика, медленно поднимавшегося со своего места. Растерянно глядя на командира батареи, который в тот момент был действительно страшен, он вскочил.
— Что с вами, что с вами?
— Милостивый сударь! — сказал Щеголев сдавленным голосом. — В вашем предложении я усматриваю призыв к нарушению мною присяги...
— Позвольте, при чем тут присяга?.. — деланно удивился помещик. — Я просто...
— Прекратите, сударь! Я не только не буду способствовать вам, но всячески постараюсь воспрепятствовать вашим действиям, которые иначе, как изменнические, назвать не могу, ибо вижу в них попытку причинить ущерб моему отечеству. Прошу вас немедленно удалиться отсюда... О ваших предложениях буду вынужден немедленно сообщить по начальству!
— Пожалуйста, сделайте одолжение, — скривился помещик. — Хоть самому военному министру. Нового вы им ничего не сообщите. Желаю здравствовать!..
Козельский боком протиснулся в дверь, протопал по трапу. Послышался голос кучера и цоканье копыт.
— Ну, — сказал Щеголев вошедшему Рыбакову. — Каковы? Мне, офицеру армии российской, такое предложение делать! Обязательно сообщу по начальству.
Прапорщик долго не мог успокоиться. Он решил посетить Волошинова, поделиться с ним, но поручик сам появился на молу. Весело насвистывая и громко приветствуя вытянувшихся солдат, он быстро шел к пароходу.
Щеголев с возмущением рассказал о посетителе. Поручик только посмеивался.
— Отправили их всех к чертям?.. Ну и хорошо! А доносить по начальству не следует. Вам это совершенно не поможет. Этот хлеботорговец прав: ничего нового вы никому не сообщите, даже самому военному министру. А себе создадите репутацию «неудобного человека». — Он понизил голос — Ко мне тоже приходили. Кое-кто интересовался, достанут ли мои пушки до кораблей, которые из Практической гавани попытаются под Пересыпским берегом выйти в море. Понимаете, зачем это им знать нужно?.. На случай приказа не выпускать кораблей. Чтобы только с вашей батареей дело иметь!.. Одного ведь легче подкупить, чем двух! Ну, я их на этот счет успокоил! Они теперь уверены, что мои пушки достанут не только до Пересыпи, но чуть ли не до Лузановки! — засмеялся поручик. И опять серьезно сказал: — А войны с великими державами нам не миновать. И даже в самом скором времени!
К вечеру, когда на батарее были окончены уже все работы, Осип Ахлупин обычно уходил домой. Однажды его пошел проводить Андрей Шульга, с которым особенно сдружился Осип.
Возле освещенного кабачка приятелей остановил радостный возглас:
— Эй, Осип!
К ним подошел коренастый мужчина, в котором Осип сразу узнал Луиджи Мокки, владельца спасательного бота. Лет тридцать назад, покинув свою далекую Италию, Луиджи приехал в Одессу и стал работать матросом спасательной шлюпки. Большое мужество и находчивость молодого итальянца помогли ему стать боцманом, а потом и владельцем небольшого судна. От своей рискованной работы по спасению людей и груза в разбушевавшемся море Луиджи получал немалый доход. При встрече с ним многие кланялись первыми, особенно же низко кланялись те, кто был обязан ему своей жизнью. С Ахлупиным его связывали самые дружеские чувства.
— Здравствуй, Осип, — говорил тем временем Луиджи. — Как поживаешь, дружище?
— Вот солдатом снова стал, — отвечал Ахлупин. — Числюсь фейерверкером на Шестой батарее.
Ахлупин представил Луиджи Андрея Шульгу.
— Весьма польщен приятным знакомством с господином унтер-офицером, — запел итальянец. — Разрешите отметить нашу встречу...
