Лишь нелепые перламутровые пуговицы, огромные, точно чайные блюдца. Тереби, ежели волнуешься. Он сжал кулаки.
— Давайте-давайте, — с воодушевлением сказала Кииррей. Она опустилась на диван, приняв излюбленную позу — спина прямая, нога на ногу, на бедре — кисти с переплетенными пальцами. — Для того я, собственно, и нахожусь здесь. Будете расспрашивать, или мне начинать рассказывать самой?
— Сперва я, — сказал Филипп. — Как прикажете вас называть?
— Кииррей, разумеется, — удивилась старуха. — Не люблю я этих новомодных штучек со сменой имен каждый год. Если же вас интересует мое звание, то извольте: старший интеллект-координатор. По-русски так, видимо, правильнее всего, — сообщила она, подумав. — Хотя, если без церемоний, можно и просто — координатор.
— Ну так вот, госпожа координатор, — прошипел Филипп. — Кто такие эти черти, с которыми я воевал? И почему вы позволили им напасть на нас? Экспериментировали с моей агрессивностью? И как результаты? Удовлетворительные? И…
— Погодите, Филипп, — прервала его Кииррей повелительным взмахом руки. — Если вы будете орать, не переставая, то я просто не сумею вам ответить. Поверьте: состязаться с молодым разъяренным мужчиной в крепости голосовых связок мне никак невозможно. И бросьте вы мельтешить у меня перед глазами. Присядьте, прошу вас.
Филипп смутился, прекратил нервно шлепать по комнате и сел. Дурацкие пуговицы при этом громко звякнули.
— Так вот, — продолжила Кииррей. — Если вы помните (а вы должны это помнить) — мы, терране, несколько отличаемся от вас, землян, нервной организацией. В этом наше превосходство над вами и в этом же наша беда. У нас практически отсутствует преступность, ибо всякий потенциальный злодей, пересекаясь своим эм-полем с полями сотен добропорядочных и чистых душой сограждан, очень быстро теряет агрессивность. А поскольку хороших людей все-таки гораздо больше, чем плохих (и это не трюизм, поверьте), стало быть, активный криминал в нашем обществе — редчайшее исключение. Не буду скрывать, свою роль играют так же вариаторы и модификаторы коллективного эм-поля — полезнейшие устройства, так верно “вычисленные” вами в одном из разговоров с бедняжкой Светланой.
— Суг-гестивное законопослушие, — проговорил Филипп, с фальшивым восхищением округлив глаза и задирая указательный палец к потолку (дрянное спиртное оказалось довольно забористым, он едва не запутался в заковыристом слове). — Тирания добра. Регулируемая любовь. Так, что ли?..
Кииррей кивнула, соглашаясь:
— Так. Причем весь набор — легким движением пальца. Щелк — и вокруг одни ангелы. Дешево и сердито.
— А как же свобода воли? — серьезно спросил Филипп, решивший не обращать внимания на ее показной цинизм. — Не для хранителей нравственных заветов, — для народа?
— У народа ее никто не отнимал, — сухо сказала Кииррей. — Нужно лишь понимать, где она заканчивается и где начинается анархия. Опасная для индивидуумов, составляющих социум. Преступная.
— О, — поднял иронично Филипп брови, — а вы, конечно же, понимаете? Что ж, вам можно позавидовать: такое понимание дорогого стоит.
— Мы, конечно же, понимаем, — подтвердила Кииррей. — Завидуйте. Но учтите — одного понимания, к сожалению, совершенно недостаточно. Поэтому минимальные поправки, вносимые в колебания коллективного эм-поля искусственно, — необходимы. Во имя общечеловеческого блага. Других причин нет, уверяю. Удовлетворены?
Филипп склонил голову и развел руками:
— Наверное, да… Простите, мадам, но когда разговор заходит о благе всего человечества, я обычно теряюсь. Не по Сеньке, знаете ли, шапка. Однако же, поверьте, за народ Файра я искренне рад. Хорошо, когда у граждан напрочь отсутствуют криминальные порывы, верно?.. — Он ехидно осклабился. — Жаль, я не знал этого минувшей ночью…
— Не огорчайтесь, — сказала старуха. — Знать все не дано никому. А ваши противники были в некотором роде “нелюди”. Пожалуй, даже и “черти”, как вы их назвали недавно. Удивлены? Представьте, кроме “обычной” склонности к преступлениям существует еще и скрытая, носимая индивидуумами, психически нездоровыми. Этакое “эйцехоре”, семя зла. Несчастные инверсанты и сами чаще всего о нем не догадываются — до тех пор, пока оно властно не толкнет их на тропу войны. Самое страшное, что такое проснувшееся безумие уже становится заразным. В нашей истории было немало случаев настоящих эпидемий убийств, грабежей или жестоких половых насилий. Я возглавляю службу, занимающуюся как профилактикой подобных явлений, так и борющуюся с их последствиями. И вы, Филипп, с вашей уникальной психикой — безучастной, едва ли не “мертвой”, но столь же неистовою временами, стали для нас настоящим открытием. А для носителей “эйцехоре” — полюсом неодолимого притяжения. И они не выдержали. Уничтожить вас, милый мой, стало для них идеей фикс. А катализатором, запустившим процесс выброса агрессивности именно этой ночью, стал, очевидно, пик вашего подсознательного стремления к борьбе со смертельной опасностью. Возможно, какое-либо сильное воспоминание. Возможно, какой-либо яркий сон.
— Так я что, — кретинов мочил?! — неприятно поразился Филипп. — Господи, они ж за себя не отвечают! Вы-то где были? Надо было их раньше брать, пока они ко мне только подбирались. — Он подавился слюной и закашлялся.
— Да, надо было! — вспылила старший интеллект-координатор. — За домом, за вами, даже за Светланой была установлена слежка. Не наша вина, что ответственный за надзор сам оказался “инфицированным”. Он разрушил все наши системы связи и наблюдения, убил напарника и отправился помогать “братьям по крови”. Мы, признаться, боялись, что не успеем спасти вас. Удачно, что вы неплохо справились самостоятельно. — Она на мгновение умолкла, вспоминая, должно быть, последствия его самостоятельности. — За погибших и раненых себя не казните — вина полностью ляжет на меня, мне и отвечать. — Она снова примолкла, как бы задумавшись, стоит ли уточнять для него свою дальнейшую судьбу. Сказала: — Расширенное заседание совета по этическому контролю завтра. Не бойтесь, ваше присутствие не требуется.
Филипп сердито запыхтел и отвернулся. Кииррей, не мигая, глядела на него, выжидая продолжения. Спустя некоторое время он глухо спросил:
— Что вас ждет?
— Не знаю. Пожурят. Проклянут. Превознесут. Совет велик, мнений будет множество. В итоге посоветуют уйти на покой, наверное…
— Посоветуют и только? Ничего себе!… — Филипп повернулся и с интересом посмотрел Кииррей в глаза. — Уйдете?
— Нет, — твердо сказала Кииррей. — Я выполняла долг. Спасены сотни, если не тысячи жизней. Нет, я не уйду.
— Так я и думал. А что ждет этих… болезных? Инверсантов. Ну, тех, что выживут?
— Процедура нейтрализации инверсантов определена законом: минимальная операция на мозге и специализированная лечебница впоследствии. Других вариантов попросту нет.
— Ну а меня?
— Вас? — Кииррей просветлела. — Объятия прекрасной Светланы, горы шашлыков, ведра водки, вечный почет и уважение со стороны жителей Файра…
— Конная статуя при жизни, — подхватил Филипп.
— Совершенно верно. Если пожелаете, на подножии высекут ваши стихи. К примеру, эти: “Катарсис мой! Ты одинок, как ворон, севший на сосну. Пойду домой, милашку с горести за вымя оттяну”. А?! По-моему, подходяще.
Филипп сконфузился. Уши, кажется, незамедлительно вспыхнули. Он думать не думал, что старуха так хорошо запомнит его хоть и шуточные, но все-таки довольно неприличные вирши. Да он ведь даже не догадывался, что она их понимает!
— Стихов не надо, — тихо сказал он и вцепился в пуговицу; опомнился, отпустил. — Ничего не надо. Лучше отпустите меня домой. Пожалуйста!…
