распахивал нутро как для мелочи, так и для купюр. Судя по приличному количеству заинтересованных зрителей, савояры не халтурили, работали с полной отдачей.
В настоящий момент студиозусы выводили дрожащими голосами душещипательную историю:
В этом месте напряжение достигло предела. Гитары зазвучали по-настоящему драматично, бубен затрепетал бронзовыми лепестками, как погибающий в огне мотылек. У девушки-певуньи подозрительно заблестели глаза. Да ведь и было от чего! Ситуация в песне приближалась к критической:
Инструменты смолкли, смолкли и голоса. На стоянку упала пронзительная тишина. Казалось, что перед лицом столь страшной трагедии утих даже уличный шум. Слышались лишь женские всхлипывания из толпы зрителей да проклятия какого-то пожилого мужчины в адрес бессовестных богатеев.
Расчувствовавшиеся друзья щедро вознаградили самодеятельных артистов, а ушлый Попа даже выпросил у девчушки слова запавшей в сердце песни. Ну а заодно уж и телефончик.
Вскоре вернулся Илья. Он нес большущий букет роз и фирменный «самоедский» пакет. В пакете, украшенном изображением улыбающегося старого ненца, чума и оленьей упряжки, побулькивало, позвякивало, шуршало.
– Шампузо, это, конечно, штука вкусная. Но закусь… – с сомнением сказал Леха, успевший не только принять Илюхины покупки, но и сунуть в них нос. – Мы разве конфетками-то наедимся?
– Это не нам, – кратко ответил Муромский, садясь за руль. – Я у сестренки одной давненько не показывался. А повидать ее надобно.
– Во исполнение плана? – сообразил Попов. – А я-то голову ломаю, зачем нам «Гусарские»?
– На сдачу дали, – смутился Илья. – Вместо спичек.
– Так оно понятно, что на сдачу, – продолжал исследование Леха. – Ишь холера какая, «с точечной насечкой»… Это, стало быть, с пупырышками?
– Сметливый ты парень! – похвалил друга Муромский, отбирая у него глянцевитую коробочку.
– О каком плане речь, мужики? – не на шутку заинтересовался Иван-королевич.
Друзья посуровели. Леха, грызя с досады палец, проклинал себя за длинный язык.
– Тебе лучше пока не знать, – проговорил в конце концов Муромский.
– Да мужики! Епэрэсэтэ!.. – бухнул в гулкую грудь кулачищем русско-папуасский принц. – Да я…
– Сказано, обожди! – отрезал Никита. – У нас подразделение элитное. Каждого добровольца брать не с руки. От тебя для почина бусики с черепушкой, а далее видно будет.
– А если, например, сыном полка? – не сдавался настырный принц. – Примете? Я страсть какой бедовый, на многое сгожусь.
– Иногда и невозможное возможно, – приободрил его Илья. – Усвоил, земляк?
Дредд молча кивнул.
– Вот и ладно. Показывай, где ближе ехать.
«Сестренка» Ильи носила имя Алены Евсеевны и чин старшего лейтенанта. В рабочее время найти ее можно было не где-нибудь, а в самом Сером Замке.
Смеем допустить, в Картафанове бывал не каждый из читателей. Посему, прежде чем продолжить рассказ о похождениях друзей, авторы считают необходимым хотя бы легкими штрихами изобразить внешний вид этого удивительного строения, практически маленького чуда света. Благо он того заслуживает. Да и как знать, может, сам Замок еще вклинится в наше повествование всеми своими углами, башнями, колоннами да флюгерами. С него станется, уж это точно!
Архитектура Серого Замка была круто замешена на готике – как классической, так и новейшей, рожденной русским ренессансом 30-50-х годов XX века. Сочетания иной раз получались презабавные. Особенно когда дело касалось скульптурных групп под крышей.
Костлявые, вооруженные косами Мор, Глад и Чума соседствовали с богатырями-хлеборобами, вздымающими на мускулистых руках тяжелые снопы ветвистой пшеницы. Оскаленные морды гаргулий – с полнотелыми колхозницами, держащими подносы, нагруженные горами фруктов-овощей. Впрочем, злые языки утверждали, что сжатые колосья с древнейших времен символизируют прерванную человеческую жизнь. А яблоки да помидоры пейзанок напоминают один к одному отъятые головы безвинных
