– Вот так мужают настоящие мужчины! – сконфуженно подал реплику Алексей.
Никита, умеющий, как настоящий офицер, не только побеждать, но и подписывать капитуляцию, резюмировал:
– С вашим владением матерным языком, сударыня, вы не только коня – танк на всем скаку остановить способны. А уж избы-то горящие пред вами сами развалятся, и входить необязательно.
Муромский, незаметно вытирая слезинки-смешинки воротом рубашки, грозно зыркнул на посрамленный дуэт живописцев:
– Понятно, к чему нужно стремиться? Малявки. Школяры. Пачкунята, тяп-ляп мастаки. Мы рождены, чтоб сказку делать! А не пылить порожняком… Фень, хочешь, мы тебе клятву дадим? Нет, серьезно. Типа рыцарский обет даме сердца.
– Попробуйте, – засмущалась Фенюшка.
Илья возложил блюдцеобразные длани на сгорбившихся компаньонов и забухтел в духе Левитана:
– Мы, юные, неотесанные мужланы…
Компаньоны, сжимая потными ручонками условное табельное оружие и условный пионерский галстук, вторили, усиливая эпичность момента:
– Мы, юные, неотесанные мужланы, мы, пионеры, дети рабочих, мы, отроки во вселенной… Пермяки – солены уши, вятские – мужики хватские… Мы, орлята Ильича, птенцы Керенского, соколы Сталина, синие птицы счастья завтрашнего дня, перед лицами своих наглых морд торжественно обещаем… Ни сном ни духом, ни ухом ни рылом не склонять несравненную нашу Фенюшку ни по матушке, ни по батюшке, ни по седьмой воде на киселе. Применять языки – будь то русский, французский, иврит, санскрит, суахили или сулугуни – только для изъявления благодарностей, комплиментов, превозношения…
Здесь в общий хор влился скрипучий голосок всеми забытой сушеной головы:
– Если же мы нарушим нашу торжественную присягу, то да не будет удачи нашим языкам. И да постигнет их участь шершавых плакатных языков! И да засунутся они в места не столь отдаленные! И да будут они без просыху слюнявить и наклеивать марки, гривны и тенге! И пусть нависнут над ними папа Карло с его сапожным ножом и садовник леди Чаттерлей с секатором!
В завершение мужланы, не сговариваясь, затянули торжественный гимн:
– И тогда в годину бедствий мать Мария к нам придет и споет нам нежно: «Лэт ит би!»
Теперь повязанным жуткой клятвой героям любое дело и подавно казалось по плечу, а беда по колено. Клятву скрепляли закатившимся под сиденье шампанским. Свою дозу получила и голова. После чего не обладающий врожденным иммунитетом к огненной воде туземный дух начал пузыриться, ухариться и распевать разухабистые каннибальские песни. Пришлось заклеить жуткий динамик скотчем, а сам черный ящик с угнездившимся в нем папуасским демоном накрыть платком. Голова еще немного повозилась, устраиваясь поудобней на подвеске, как попугай в клетке, и наконец затихла.
– Фенюшка, знаешь, я ведь в тебя влюбился, – мечтательно произнес Илья. – Подумаешь, невидимка. Эка невидаль! Я, может, душу твою трепетную полюбил. Короче, хошь не хошь, муж я твой отныне. Незаконнорожденный твой муж!
– И я! И я! – сдвинули пластмассовые стаканчики с веселящим зельем Добрынин и Попов в едином романтическом угаре.
– Да полно вам, полно, – растроганно прощебетала виновница торжества. – Не было ни шиша – и вдруг гарем.
Илья продолжал со страстью токовать:
– Эхма, а ведь есть, поди, какие-нибудь чародейские силы? Или там принцы? Вдруг да расколдуют они тебя? Ты нам намекни, Фень, мы их под землей найдем, с землей выроем.
– Да на что принцы, когда три добрых молодца жениться пообещали! Силы… Может, и есть какие чары, мне про то неведомо. Спасибо, однако же, суженые мои, ряженые, на добром слове. Уж в другой раз прощу я вам шалости невинные, языки предлинные. А пока удаляюсь – пойду, так сказать, почивать на лаврах.
Троица, блестя глазами, переглянулась и радостно возопила:
– А нельзя ли и нам в опочивальню?
Как бы расставляя последние акценты, зазвучал уже знакомый жегловский голосина:
Это Илья, поманипулировав в магнитоле, поставил записи любимого менестреля.
– А что, союз нерушимый мужей несвободньрс, не пора ли нам и за дело? – Он вопросительно посмотрел на сотоварищей.
Леха отвечал, по обыкновению, легкомысленно:
– Всех делов не переделаешь, пора бы уже и поработать…
Добрынин осадил друга по-старшински:
– Разговорчики в строю! Левое плечо вперед, поэскадронно… Огонь, батарея! Огонь, батальон!
– Фу-ты ну-ты, конь-огонь на нашу задницу, – не сдавался Попов.
– Ма-алчать, я вас спрашиваю! Смерть шпионам! Если крепости не сдаются, их насилуют!
Под платком, услышав знакомую тему, заворочалась во сне голова.
Комиссар гусар летучих осмотрительно сбавил обороты:
– Господа офицеры, мы славно отдохнули. Хоть и было не до отдыха порой. Только вижу я, наш пикник
