war, make love!».[9]
– Тогда дуэньей, – продолжал щеголять эрудицией Никита. – Когда собираешься мэйк лав, дуэнью- сообщницу иметь – первое дело, извиняюсь за двусмысленность.
Он явно был в ударе. То ли зрелище счастливого воссоединения Швепсов так повлияло на него, то ли предвкушение скорого пиршества. То ли просто случился гормонально-адреналиновый выброс по причине летнего времени. Словом, было ему весело и хотелось распространять веселье на каждого, кто под руку подвернется. Лучше всего, конечно, чтоб под руку попадались представительницы прекрасного пола.
– И дуэли не люблю, – после некоторой заминки сообщил Геннадий. – Я миротворец в пятидесятом пополнении!
– Ну тогда хоть гувернером, – не падал духом Добрынин.
–
– А может, останешься дальше звонить? – невинно предложил Никита.
– А незачем, – в тон ответил Илья. – Всем, кроме Инги, я уже телефонировал. Скоро прибудут.
Он пригладил ладонью бобрик, застегнул воротник рубашки и шепотом пожелал себе: «С богом!»
Добрынин, последовательный атеист по долгу службы – солдат должен верить всего в две вещи: в победу и в правоту отца-командира! – скорчил недоуменную гримасу.
Кроме того, он всегда считал, что навещать дам желательно все-таки в одиночку.
После того как Инга открыла перед ними дверь, Никита уверился в этом окончательным образом.
Странная прихотливость сюжета до сих пор не позволила нам описать эту достойную девушку. А ведь по праву авторов мы располагаем о ней исчерпывающей информацией – включая данные интимного характера. Впрочем, заполняя этот досадный пробел, мы не станем углубляться в частности, обойдемся общими сведениями.
Инга была натуральной до самых корней волос блондинкой. Лишь некоторые пряди выкрашены в огненно-рыжий цвет – для контраста. Сероглазая, с некоторым количеством очаровательных веснушек. С губами, при первом же взгляде на которые мечтаешь впиться в них страстным лобзанием. О щечках, носике и ушках мы говорить не станем, ибо читателю и без нас ясно, что они вылеплены Создателем из наилучших материалов по превосходнейшим меркам. Фигура Инги заслуживает особого упоминания – у авторов при ее описании вертится на языке могучее словосочетание «категорический императив!». Именно так, с восклицательным знаком. Следует заметить, что большинство мужчин ниже шести футов ростом рядом с Ингой абсолютно терялись. Как в психологическом, так и физическом значении. Единственным представителем сильного пола, кто при среднем росте и телосложении не стушевался перед этой валькирией (вот еще одно приемлемое определение для сей удивительной девушки), оказался, как нам помнится, именно Никита Добрынин.
Впрочем, русские офицеры никогда-то не боялись атаковать самые укрепленные высоты.
…Инга, видимо, только что вышла из ванной. Коротюсенький шелковый халатик василькового цвета едва прикрывал ее аппетитную… э-э-э… Выразимся иначе, халатик высоко открывал великолепные ножки. И рискованно открывал (если угодно, кое-как прикрывал) те самые округлости, из-за которых давеча уже ломались копья. Вдобавок учтем рассыпавшиеся по плечам Инги влажные волосы, аромат хорошего мыла, бриллиантовые капельки воды на нежной девичьей коже – и враз поймем, отчего гонец Никита и его гувернер Илья натурально обалдели.
На выручку им пришел вселенский дружбанолог, которому для обалдения требуется не чарующий вид краешка розовой ареолы земной женщины, а дивное зрелище глянцевых изумрудных чешуек у основания шеи персеанской рептилоидихи.
Геннадий мягко оттеснил впавших в оцепенение Муромского и Добрынина и цветисто поздоровался, продемонстрировав между делом отменное знание классики:
– Презабавно мне лицезреть насыщенный тонус вашего эпителия, милая ящерка! Так начинания, вознесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия, как я теряю речи дар, имея ваши перси пред собою!
(Ну что ты будешь делать, решительно не получается у авторов избежать в этой главе упоминания персей!)
Инга не стала ойкать и падать в обморок. Лишь улыбнулась с сознанием собственной неотразимости для любых видов разумных существ, чуть-чуть поправила халатик и сказала:
– Ах, какой вы куртуазный, мсье, я просто млею. И как же вас звать, дорогой шекспировед?
– Его звать Геной, – очнулся Никита. – Геннадием. Он из дальнего космоса, неважно говорит по- нашенски, поэтому мы его попросим отойти в сторонку! Да-да, милая ящерка, шажок-другой вбок. Третий- четвертый назад. Ать-два! Молодцом, боец. Там и побудь покамест.
Пространство для маневра было расчищено. Добрынин, демонстрируя отменную выправку и подлинно кавалергардскую галантность, шагнул к девушке, опустился на одно колено и на целую минуту припал к ее ручке.
– Меня вы, Инга, конечно же помните, – сказал он, оторвав губы от изящного запястья. – Вы не могли меня забыть, как не мог забыть вас я. Ну а это, – он мотнул в сторону Муромского чубом, – это…
– А меня она помнит тем более! – громыхнул Илья.
– …Это Илья, которого вы помните тем более, – хладнокровно завершил Никита начатую фразу и энергично встал. – Мы здесь для того, чтобы сообщить вам…
– Да вы проходите, – спохватилась Инга.
Никита попытался немедленно воспользоваться приглашением, но был остановлен железной рукой Муромского.
– Мы ненадолго, – сказал Илья, оттаскивая не в меру шустрого товарища. – Ты, Инга, вот что… Подбегай ко мне через полчасика, ага? У нас междусобойчик наметился, а без твоего присутствия
